— Извините, — спросила Кинна чуть более тихим тоном, — что-то не так?

По тому, как она изменила свою речь и как косила взглядом на дверь, эльфийка поняла: её выпроваживают.

— На самом деле — да, — ответила остроухая. — Я малость спешу. Не думала, что надо будет делать какие-то зарисовки.

— Это необязательно, — принялась заверять её Кинна, и было заметно, что всё идёт именно так, как она и планировала. — Я могу сделать это на глаз, а при следующей встрече продемонстрирую Вам все заранее заготовленные, наиболее выгодные для Вас фасоны. Такой вариант Вам подойдёт?

Моруэн кивнула, не изменяя тому образу, которого она старалась придерживаться.

— Хорошо, — просияла красноволосая девушка и действительно сделала несколько набросков на другом куске бумаги, после чего любезно указала на дверь и сопроводила к ней остроухую.

Они спустились вместе; Моруэн — на шаг впереди. Нирхаэль стоял возле стены с образцами тканей и поднял на эльфийку глаза, как только она появилась в зоне его видимости. Та ответила на его взгляд и перевела его на ступени, по которым спустилась на первый этаж. Хозяйка — или всё-таки управляющая? — отвлеклась от своего дела не дольше, чем на миг, чтобы попрощаться с посетительницей и пожелать ей скорейшего возвращения.

Выйдя за порог и пройдя достаточное количество небольших улочек, так что «Весёлая стёжка» осталась далеко позади, Моруэн наконец рискнула вытащить записку, которую перед уходом из примерочной успела переложить во внутренний карман своей куртки. На ней вытянутыми буквами было выведено название: площадь Архимагистра. Очевидно, это было местом, которое эльфийка должна была посетить, но она не знала, где таковое находится и когда именно ей нужно туда явиться.

Взглянув в сторону прохожих, Моруэн ненароком мазнула взглядом и по шагающему в ногу с ней аруанкаю — и вдруг её посетила мысль, каким-то образом до этого момента увиливавшая от неё.

— Нирхаэль, — спросила эльфийка, взяв и резко остановившись, — ты когда-нибудь раньше бывал в этом городе?

Аруанкай уставился ей в лицо — но таким образом, словно бы глядел сквозь него, — и ответил:

— Да, госпожа.

Остроухая бегло оглянулась на прохожих, начав опасаться рассекречивания.

— Не называй меня так, — шёпотом велела она. — Говори просто «Лоэр». Понял меня?

Эльф размеренно кивнул головой.

— Как тебе будет угодно, Лоэр.

Моруэн подавила вздох и желание скрыться в какой-нибудь особо тёмной подворотне. По сути, она бы так и поступила — если бы только знала столицу. Но, быть может, не оба они были столь несведущи в этом?

— Насколько хорошо ты знаешь его? — задала свой следующий вопрос эльфийка, уже пообвыкнув с неестественно сосредоточенным, но в то же время — и неуютно-равнодушным взглядом аруанкая.

— Я знаю расположение большинства улиц, заведений и особо примечательных мест, — ответил Нирхаэль. — Если я взгляну на Большую карту Аштирлота, то быстро найду то, что необходимо.

Люди, проходившие мимо, бросали на них взгляды, и хотя это было обычным делом, Моруэн чувствовала себя так, будто они находились под прицелом чужих пытливых взглядов, а потому спешила поскорее уйти с протоптанного места.

— Ты знаешь, где находится площадь Архимагистра? — спросила она напоследок.

— Да, — ответил аруанкай.

Остроухая проводила поторапливающим взглядом прохожего, покосившегося на неё.

— Тогда отведи меня туда.

Эльф принял её приказ привычным для него образом, сказав: «Как тебе будет угодно, Лоэр», — и они наконец-то двинулись дальше. Моруэн, приготовившись к длительной прогулке, была удивлена тем, что нужное им место оказалось расположенным в той же — северо-восточной — части города, так что идти пришлось совсем недалеко.

По меркам столицы это была небольшая площадь, своё название приобрётшая благодаря скульптуре, выполненной из серого камня и в два раза превышающую обычный человеческий рост. Она отображала зрелого мужчину, по всей видимости — эльфа, одной ладонью удерживавшего навесу раскрытую книгу, а другой жестикулирующего. Моруэн обратила внимание на едва державшийся на его голове капюшон: из всего немногого, что ей было известно о символических смыслах, закладываемых её соплеменниками в искусство их народа, она могла сказать, что этот элемент отождествлял путешествия — неотъемлемую часть получения знаний. Перед скульптурой, в свою очередь, был размещён водоём в форме полукруга, выложенный из того же материала. Подойдя поближе, эльфийка констатировала, что он удивительно чист — на стенках даже не было зелёных следов, неизменно появляющихся там, где в воде что-либо растёт; здесь же, на почти спокойной глади, слегка шевелилось нечто размером с ладонью Моруэн, похожее на листья кувшинки — но у них не было стебельков, уходящих далеко вниз, да и сам водоём был совсем неглубок. В его середине, не поднимаясь над поверхностью воды, журчала, поднимаясь вверх, достаточно широкая струя, но куда девалась вся лишняя вода, остроухая так и не выяснила — в конце концов, её привели сюда совсем другие заботы.

Оглянувшись вокруг, эльфийка поняла, что нигде не видит Кинну. То ли она пришла за рано, то ли красноволосая девушка задерживалась. Так или иначе, их встреча не состоялась, но Моруэн не могла просто развернуться и уйти. Не имея понятия, как лучше всего поступить, она приняла решение остаться и подождать. Скульптура и водоём были расположены на краю площади — в нескольких метрах от дома, служившего одной из её границ, — так что, задержавшись возле них, эльфийка привлекла бы к себе меньше внимания, если бы стала разгуливать по кругу. Не видя в этом ничего предосудительного, она смахнула — как ей казалось — всю возможную грязь с бортика водоёма и присела на него, попутно обводя взглядом всю площадь. День, по сути дела, только начинался, но в этом месте всё выглядело как-то лениво: прохожие не образовывали толпы, а шли небольшими группами или вовсе поодиночке; за окнами улавливалось некое движение, но выходивших на улицу практически не было; какие-то особо громкие звуки доносились только с соседних улиц. Аштирлот жил шумно и живо, но здесь, в этом сравнительно небольшом месте, было странным образом спокойно, словно это была и не столица вовсе, а какой-то куда менее населённый и оттого ощутимо более размеренный городок. Моруэн вдруг пришло в голову, что когда-то она встречалась с чем-то подобным. Такая же атмосфера была и в Мереланте, который войско Антье заняло в последний месяц лета год тому назад. Поначалу, конечно, всё было по-другому. Эльфийка не видела самой битвы — она вошла в город вместе с остальными рабочими и невольниками на второй день, и в её памяти хорошо отпечаталась глухая тишина, в котором пребывала округа Мереланта. Основное сражение состоялось возле его главных ворот: Моруэн не видела тел павших, но её ноги, обутые в простые туфли с тонкой и плоской подошвой, ступали по красной земле, словно бы незадолго до этого по ней прошлась кровавая морось. Это было страшное зрелище; не менее страшное, чем пустынные улицы города, в котором ещё с неделю назад вовсю кипела жизнь. Но так продолжалось не слишком долго: когда войско со всем своим сопровождением заняло Мерелант, его жителям было велено всем до единого выйти на улицы, и начался длительный процесс установления новых порядков, после чего их всех согнали обратно в здания. Антье назначил градоправителя, который должен был заняться управлением города в отсутствии в нём войска, но до того момента самолично выдвинул несколько правил, преимущественно касающихся подчинённых ему солдат. Если кто заходил в чужой дом и брал оттуда что-либо, ему полагалось отсечь пальцы на нерабочей руке; за использование местного населения в целях удовлетворения своих телесных потребностей — оскопить; за причинение вреда детям — вспороть от горла до самого низа живота. Таким образом Антье хотел избежать кровопролития среди мирных граждан, и единственными, кто относительно пострадал, были потаскухи из местных борделей, которых присоединили к военному борделю — но, насколько было известно Моруэн, простых девушек выхватывать из их домов было строжайше запрещено. Власть антарийцев в завоёванном Мереланте держалась на безопасности обычных горожан; на них, а ещё на малых детях — по антарийским меркам, это были местные жители, не достигшие возраста пятидесяти лет, — которых изъяли из их семей и собрали в замке, которым ранее располагал хозяин земель. Там молодые в годах, но великолепно обученные антарийцы обоих полов отмыли, одели и накормили всех юных жителей города. Они были залогом тому, что даже если в Мереланте и поднимется бунт, то его подавят сами же эльфы — ведь они, как и большинство имперцев, дорожили не только своими собственными детьми — они для них были общими, мерелантскими. Самим детям пришлось легче, чем их оставшимся вне замковых стен родичам: здесь о них действительно заботились, внушая мысль о всех благостях, которые снизойдут на эльфийские земли, когда те целиком и полностью перейдут под власть великой Антар Ша. Никто не причинял им вреда; даже более того — самых предрасположенных к смене своего мышления и принятию всего нового впоследствии отправили в головной лагерь, а оттуда, быть может, сквозь портал в саму Колыбель Мира. Кто-то мог бы посчитать это излишним… Но как же устоит на имперских территориях антарийская власть, если её не будут искренне поддерживать те, кто родился здесь и кто некогда сам являлся частью живущих здесь испокон веков народов?