— Послушай, — полушёпотом, но без лукавой вкрадчивости заговорила немного погодя Вивиэль, — я не хотела причинять тебе какого-либо вреда. Все мы здесь — те, кто остались, — пояснила она, — просто пытаемся защитить то, что нам дорого. Мы — выживальщики, как и ты. Я уверена: ты тоже знаешь — и не понаслышке! — что иногда, чтобы выжить и спасти остальных, приходится идти на жертвы…

Криандра повела головой, но надолго уводить взгляда от девушки не стала. «Жертвы…» Да, она тоже часто шла на них, но обычно это касалось её, а не кого-то другого. Тем не менее могла ли зеленоглазая назвать себя такой уж непогрешимой в данном отношении? Стоило лишь только вспомнить невольников из антарийского лагеря неподалёку от Вэ’эвар Эйдура… О них Криандра нынче размышляла нечасто: не потому, что забыла их, а потому как думать о всём случившемся означало в очередной раз давить на не затянувшуюся рану, сильнее всего отдающую болезненным чувством вины. Она подвела их — не своей слабостью или трусостью, а тем, что не сумела осуществить возложенную на неё задачу. Что лежало в основе этого, для зеленоглазой — странным образом — значения не имело; главное — она не справилась. Её ошибка обернулась рекой огня, в которой потеряло свою жизнь такое количество людей, что было страшно даже представить себе это. Возможно, поступи она в ту ночь по-другому путём выхода за пределы своих возможностей, большинство невольников сейчас были бы живы — и в безопасности за высокими стенами древнего и надёжного предгорного города. Криандра не чувствовала себя в прямом смысле слова ответственной за их гибель, но стоило ей только задуматься об этом, как чёрный червь сомнений начинал подтачивать её изнутри, заставляя представлять лица тех, кто, вероятно, погиб или сильно пострадал из-за чародея, который находился в сознании во время восстания — и это было уже её виной. «Всё это могло бы случиться с ними и из-за других антарийских солдат», — убеждала себя зеленоглазая, но поверить в это полностью у неё не получалось. В ночь, когда невольники пустили остатки своих сил на то, чтобы наконец вырваться на свободу, она спала под воздействием яда и ничего толком не видела — и это оставляло такой простор её воображению, что от попыток представить события, сопутствующие мятежу, у неё коченели от ужаса все конечности.

Всего на мгновение вспомнив о том моменте, когда шип кармашка с отравой воткнулся в наруч, надетый на руку чародея и спрятанный под рукавом его верхней одежды, Криандра почувствовала себя отрезвлённой. Слова Вивиэли не казались ей обманом — в сущности, то, что она сказала, было правдивым с точки зрения очень многих людей, оказавшихся под властью захватчиков, — но доверять однажды серьёзно обманувшей её девушке она всё равно не спешила.

— Чего ты хочешь? — прямо спросила зеленоглазая, чувствуя, что ответ не повлияет на её решение не давать этой встрече продолжения и завершить всё это в ближайшие минуты.

Вивиэль пошевелила головой, как заинтересовавшаяся чем-то пташка. В глазах девушки — совсем не хитрых — отразилась то, что Криандра посчитала жалостью. Это удивило и даже взволновало её.

— Я уже сказала: извиниться и помочь, — чуть тише прежнего ответила Вивиэль. — И не только я… Поэтому, пожалуйста, пойдём со мной.

Она не стала более хватать Криандру за руки или навязывать свою позицию силой. На этом моменте они могли бы расстаться: отчего-то зеленоглазой показалось, что если она прямо сейчас развернётся и полезет обратно в окно, её не попробуют остановить. Практически ничего из того, что было сказано, не произвело на неё должного впечатления, кроме врезавшегося в разум уточнения: «…не только я…» Это было признанием в том, что обманщица действовала не одна, — но не только. Эта просьба пойти с ней воспринималась сродни приглашению к некоей общности — вещи, на которую Криандра надеялась и рассчитывала с середины прошедшей весны. На короткий миг она мысленно оторвалась от всего, что сдерживало её от любых необдуманных поступков, так желая нащупать хотя бы маленькую причину поверить малознакомой местной девушке или же ухватиться за железный аргумент и впредь держаться по отношению к ней с полнейшим недоверием. Кольцо чародея, которое она сжимала двумя пальцами и которое, встревожившись, не удосужилась показать передавшей ей книги женщине, напомнило о реальном положении вещей. Были ли люди, державшиеся вместе с Вивиэлью, друзьями или врагами, значения не имело: она так или иначе не могла позволить себе связываться с ними.

— У меня нет на это времени, — произнесла строгим, негромким тоном зеленоглазая, оборачиваясь к окну и тем самым лишая себя возможности задержаться и передумать.

На этот раз Вивиэль нарушила вроде как возникшую немногим ранее неприкосновенность собеседницы и ухватила её за руку — правда, почти не вкладывая в это какой-либо силы.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — сказала она, пытаясь удержать внимание Криандры, — но об этом можешь не беспокоиться: чародей отправился к командующему и раньше, чем через два часа, не вернётся. Я обещаю… — Голос девушки стал совсем тихим. — …больше тебя здесь никто не обидит — даже этот ужасный нечеловек.

Красивые, многообещающие слова вызвали в зеленоглазой только тоску — ей бы хотелось, чтобы это оказалось правдой, но она знала, что это не так и быть таковым не может. Но бывают ли такие вещи, которых так сильно желаешь, но перестаёшь в них верить, потому как всё вокруг говорит о том, что это невозможно?..

— Как в прошлый раз? — мрачно съязвила Криандра, даже не потрудившись изобразить усмешку.

Вивиэль, не моргая глядящая ей в глаза, казалась серьёзной, как никогда прежде.

— Не позволь страху и нерешительности затмить твой разум.

Было заметно, что изначально она хотела сказать что-то другое, но затем нашла более подходящие, по её мнению, слова и решила выразиться ими — зеленоглазая связала это с тем, что девушка эта была не так проста и, очевидно, умела находить подход к разным людям. Учитывая, в каком месте она жила и в каких условиях, в этом не было ничего удивительного — и всё же Криандру это настораживало, так как она любила честность и прозрачность. Простить Вивиэли её поступок можно было лишь только убедившись в том, что она действительно кого-то защищала — и, разумеется, этим «кем-то» должна была быть не она сама. Наверное, именно это — желание вдруг обнаружить, что её вовсе не обманули и что она пострадала не зазря, — и склонило зеленоглазую к такому окончательному выбору.

— Если снова обманешь, — едва приоткрыв рот, проговорила она, — то получишь то, что заслужила, и никто тебе уже не поможет.

Вивиэль могла бы сгладить ситуацию, например, улыбнувшись, но она просто кивнула, сохраняя прежнее серьёзное выражение лица. Её рука застыла перед зеленоглазой, ожидая, когда за неё возьмутся, но Криандра, скользнув по ней взглядом, обошла девушку, никак с нею не соприкоснувшись. Та восприняла это с пониманием и, поспешив, обогнала спутницу, не встретив по этому поводу никаких возражений — в конце концов, выйдя за дверь, зеленоглазая всё равно не знала бы, куда идти дальше, поэтому двинулась вслед за новой знакомой, отставая на незначительные пару шагов.

Коридор, в который они вышли, произвёл на Криандру приятное впечатление: куда более узкий, чем в Учёном Доме, с невысокими потолками и мягким ковром на полу, а также встречающимся почти по всей его протяжённости предметами декора, он указывал на то, что это место являлось обжитым. Наведённые здесь порядок и чистота тем не менее плохо сочетались с абсолютной безлюдностью: откуда-то сверху раздавались приглушённые звуки, но на своём пути обе девушки не встретили ни одного человека. Отсутствие поблизости антарийских солдат настораживало зеленоглазую, но по большому счёту она была этому даже рада — в то, что их в этом здании нет в принципе, она не верила, но не видеть их уже было хорошо. Вивиэль то и дело оглядывалась в её сторону и шага придерживалась бодрого, но не слишком спешного; Криандра же осматривалась по сторонам и принюхивалась: в воздухе стоял чудесный цветочный аромат, причём до того естественный, что его источником, должно быть, являлись живые цветы, а не чьи-то духи. Если это было так, то это место наверняка имело какое-то особое значение — иначе бы антарийцы не позволили местным жителям сохранять его в таком виде. Всё, с чем соприкасались захватчики, ожидали запущенность и разруха, и если всё складывалось иначе, то у этого должна была быть веская причина.