Глава VIII (ч.I)

Принимать столь серьёзное решение в спешке Моргина не решалась, поэтому завершать сложившийся разговор своим окончательным словом не стала.

— Скрой их магию, — попросила она сперва.

— Скрою, — пообещала с непереносимой тяжестью в голосе Магопевчая, — и осуществлю Взывание. Но не рассчитывай, что я буду помогать вам во всём остальном. Как только я закончу, вы незамедлительно покинете мой дом. — Их взгляды на мгновение пересеклись, и Адрайн добавила: — Я не хочу видеть тебя дольше необходимого, Моргина.

Если бы целительнице полоснули по лицу клинком, она бы чувствовала себя лучше, чем сейчас, когда её резанули по самому сердцу.

— Когда-то мы были соратницами, — не сдержавшись, промолвила она в тот момент, когда хозяйка дома уже зашагала к двери.

Магопевчая остановилась и неспешно обернулась к ней. Моргине хотелось бы знать, вспоминает ли она те времена и омрачило ли эти воспоминания всё то, что обернулось их разладом. Адрайн ведь не была ей чужим человеком: они сражались плечом к плечу и многое были готовы отдать друг за друга. А в итоге получилось так, что Магопевчая отдала всё, а Моргина — лишь свою дружбу с ней.

Пожалуй, у её некогда верной подруги и правда были все причины ненавидеть её.

— Когда-то я была Именованной, а также любящей и любимой женой и матерью, — чудовищно бесстрастно ответила она. — Ты забрала у меня всё это. Я презираю тебя, но я не готова заплатить за своё удовлетворение жизнями всех остальных имперцев, поэтому я выполню твою просьбу, только прошу — не считай, будто я делаю что-то из этого ради тебя или из-за твоих речей. Ты умеешь говорить, безусловно, иначе когда-то давно не собрала бы вокруг себя всех нас. Но после того, как ты отсекла нас от себя и позволила нам рухнуть в пропасть, даже и не думай о том, чтобы попросить меня следовать за тобой. — Пару секунд Адрайн просто смотрела целительнице в глаза, прежде чем довершила: — Меч можно выбрать из витрины, Моргина, но что вложить в сердца обманутых людей, если не осталось ни чести, ни доверия?

Избавив целительницу от постыдных объяснений, она подошла к двери и, постучав в неё, дождалась того, что с той стороны её открыл оставшийся снаружи охранник. Моргина, задержавшись в кабинете, несколько мгновений глядела ей в спину, не спеша двинуться следом. Войдя в этот кабинет уверенной в себе и готовой принять любой удар, ныне она чувствовала себя оплёванной и потоптанной, но что хуже всего — заслужившей всё это.

«Ehe — я, ē — я на giе́llaroā de antāri; ehi — “ты, ēī — ты на giellaroā de antāri». Криандра провела пальцем по строке, словно хотела впитать её стройность не только глазами, но и касанием: весь текст в громоздкой книге был написан таким безупречным почерком, что с трудом верилось — это дело рук человека, а не механического устройства. Сама зеленоглазая, потратившая уйму времени на занятия каллиграфией, едва ли смогла бы приблизиться к подобному, и дело было даже не в том, что антарийская письменность была ей чужда — просто чтобы достичь такого уровня, нужно было бы потратить не меньше полжизни — по здешним меркам, конечно, — или иметь невероятный талант. Возможно, кто-нибудь и возмутился бы восхищением девушки, но только не сама Криандра — ведь великолепный во всех отношениях учебник не нёс вины за деяния людей, которые сообщались на том же языке. Он был инструментом, не более. Кто-то ведь и зеленоглазую мог бы обвинить в том, что она прислуживала антарийцу, — но и она в настоящем времени являлась скорее неким функционирующим устройством, облачённым в человеческую плоть, нежели руководствующейся собственным выбором личностью. Рассуждая так, ей было проще не идти на поводу у чувств, которые могли бы разрушить её до самого основания.

Соскользнув взглядом с символа, по своему назначению соответствующего точке, Криандра закрыла книгу и провела ладонью по её обложке. Та была мягкой, по ощущениям напоминавшей балакрон, а по виду — белый мрамор с серыми прожилками. Корешок отличался: вся его площадь была устлана размещёнными внахлёст и приподнимающимися на концах белыми пёрышками, — сколько бы зеленоглазая ни изучала их, она так и не разобралась, принадлежали ли они какому-то животному или всё-таки были сделаны из тончайших нитей человеческой рукой. Этот учебник — наиболее распространённый в Антар Ша — по праву можно было назвать произведением искусства, но, помимо чисто внешних элементов, внимание Криандры было сосредоточено на том, что это был первый не относящийся к войне предмет, который прибыл и оказался на этом столе, перед нею, практически прямым ходом из страны захватчиков. Несмотря на то, что он формально принадлежал врагу, зеленоглазая в очередной раз огладила обложку, после чего окончательно закрыла книгу. Когда она слегка подвинула её в сторону, из-под неё выглянул край бумаги, потянув за который Криандра вытащила её в свет: это была памятка, написанная рукой чародея специально для неё. Учебник, как бы умело он ни был составлен, не включал в себя ни единого знака на каком-либо другом языке — он был явно предназначен для тех, кто в определённой степени владел антарийским лексиконом и желал обучиться грамотности. Зеленоглазая, благодаря Пониманию, могла запросто прочитать его от корки до корки без малейшей запинки, но если бы она так поступила, созданный ею миф относительно того, что она попросила местных служанок научить её парочке фраз, которые те сами разведали у солдат, мгновенно развеялся бы, а ей было выгожно сохранять образ человека, которому вражеский язык неизвестен. Впрочем, долго это всё равно не продлилось бы: непонятно по каким причинам, но чародей хотел, чтобы она его изучила. Сделать это без посторонней помощи даже под страхом смерти было невозможно, так как увидеть в якобы незнакомых символах что-либо, наделённое смыслом, не сдюжил бы даже самый мудрейший человек. Взявшись отыгрывать роль незнайки, Криандра делала это со всем мастерством, на какое только была способна, и, стало быть, это возымело нужный эффект, так как уже на следующий день после инцидента перед ней на стол лёг этот учебник. Ей казалось, что к её занятиям антарийским языком чародей привлечёт кого-нибудь из местных — например, выберет какого-нибудь местного солдата и заставит его отвечать на все её вопросы, — а потому немалым было удивление Криандры, когда её «хозяин» взялся за это дело сам. Конечно, его помощь была обусловлена стремлением к наибольшей продуктивности в исполнении поставленной задачи и не превышала необходимого объёма — засиживаться с ней над учебником он и не собирался, а лишь обозначил своим неидеальным, но вполне неплохо поставленным почерком знаки алфавита и препинания, в первом случае также озвучив их. Но даже с таким запасом предварительных знаний Криандра могла разве что развить навыки чтения, но никак не понимания того, что она читала, — но таким, к слову, и являлось поручение чародея. Прежде чем начать обучаться языку, она просто должна была научиться считывать чуждые для её понимания знаки. Нет, конечно же, способности, приобретённые благодаря акхасси, способствовали тому, что для зеленоглазой в подобном задании не было ничего сложного, но она целенаправленно ограждалась от них. Это «Понимание» было своего рода заклинанием, воздействием извне, которое время от времени ощущалось слабее, чем обычно, что намекало на его ненадёжность, — а Криандра всегда стремилась к стабильности. Пока что, благодаря чужой магии, она могла понимать своего врага, но что случится, если завтра её действие вдруг оборвётся? Было бы сущей глупостью отмахиваться от представившейся возможности и даже не попытаться самостоятельно обучиться языку противника. Именно поэтому, отодвинув от себя Понимание, зеленоглазая взялась за поставленную задачу так, словно её разум в отношении антарийского языка был чистым листом. Этому сопутствовало странное ощущение: как в случае, когда кто-то неожиданно просит тебя назвать десять слов, начинающихся на букву «а», и ты, растерявшись, не можешь вспомнить ни одного, хотя на самом деле их тысяча. Так было и с Пониманием: пролистывая страницы учебника и перебегая глазами со строчки на строчку, Криандра ощущала себя так, словно её разум был окутан некой пеленой, не позволявшей ей коснуться и воспользоваться теми знаниями, которыми она чётко располагала всё остальное время.