— Мы можем встретиться попозже? — спросила Моруэн.

— Конечно, — ответил Пламеносный. — Мне подождать тебя здесь?

— Да, — сказала эльфийка.

Она решила, что поразмышляет о подходящем месте по пути к своему съёмному жилищу и обратно.

— Хорошо, — вновь согласился её собеседник.

Моруэн переглянулась с ним и направилась полутрусящим шагом к спуску с Замкового Кольца. Спустившись с него на широченную круговую улицу, плавно огибавшую столичный замок, она перешла на бег — ей не хотелось терять ни минуты. Вся это беготня в результате промелькнула для неё как один миг: только что эльфийка разговаривала с Пламеносным, и вот уже перед её глазами появился дом, в котором она снимала жильё. Не сбавляя скорости шага, она забежала внутрь, поднялась наверх и, отомкнув дверь, зашла в свою комнату. Не снимая обуви, Моруэн отправилась прямиком к шкафу, стоявшему в дальнем углу, — в одном из его ящиков и хранился осколок. Полная решимости в пути, эльфийка внезапно растерялась, когда протянула к нему свою руку. В голове взвилась беспокойная мысль: может, зря она затеяла всё это? Видений давно не было, и своим поступком она могла разворошить этот осиный улей тревожных странностей. Златоглазая опасалась трогать осколок, относясь к нему как к чему-то, что вдруг может ужалить или отравить её. Преодолеть это ощущение было непросто, тем не менее она дёрнула ящик на себя и резким движением выхватила завёрнутый в ткань осколок. Нести его так эльфийка не могла — пришлось развернуть вещицу, которая тут же отразила солнечный свет ей в лицо, будто бы заново заклеймив её. Моруэн дрожаще выдохнула и запихнула осколок в один из карманов своей куртки.

Неожиданно последовавший за этим стук в дверь чуть было не заставил её подпрыгнуть аж до потолка. Мгновенно обернувшись, эльфийка застыла с начавшим колотиться сердцем в груди, но, услышав знакомый голос, доносившийся из коридора, немного успокоилась.

— Добрый день, — обратилась к ней дочь хозяйки дома, когда Моруэн вышла к ней. — Извиняюсь, если потревожила Вас, но я пришла напомнить Вам, что неделя близится к концу. Вы намерены продлевать съём?

Эльфийка бесцеремонно повернулась к девушке спиной и принялась закрывать дверь, ведущую в её комнату, на ключ.

— Не сейчас, — раздражённо обронила она. — Я спешу.

Дочь хозяйки кашлянула, привлекая к себе её внимание.

— Вынуждена заметить, что съём жилища в столице, в особенности в таком хорошем районе — это серьёзное дело. Большинство комнат зарезервировано месяцы наперёд. В наше время люди готовы платить втридорога, лишь бы поселиться здесь.

Моруэн чувствовала себя отвлекаемой от гораздо более важного дела и даже не пыталась скрыть этого; впрочем, уже ступив на лестницу, она поняла, что таким поведением сама же создаёт себе ненужные проблемы на будущее.

— Когда я вернусь, — ненадолго остановившись на ступенях и повернувшись лицом к девушке, сказала она, — мы всё обсудим. Повышение съёмной платы в том числе.

Тем самым пообещав дочери хозяйки денег — то есть того, что решало любые вопросы, — за возможные неудобства, златоглазая дождалась от неё кивка и уже после этого помчалась без оглядки вниз по лестнице. Ни съёмное жилище, ни даже приближающийся день выполнения задания в замке не заботили её сейчас так, как встреча с Пламеносным. К Замковому Кольцу она мчалась на такой скорости, словно за ней кто-то гнался; она замедлилась, только когда увидела его у себя перед глазами.

Уже издалека Моруэн принялась выискивать взглядом Пламеносного. Людей на тропе возле замковых стен прибавилось, и эльфийка, не сумев обнаружить среди них нужного ей человека, решила, что тот либо затерялся среди остальных прохожих, либо остался незамеченным ею из-за растений. Поднявшись на Замковое Кольцо, она перешла на размеренный шаг — не хотела привлекать лишнего внимания окружающих, — а затем, когда приблизилась к беседке, где ранее разговаривала с молодым эльфом, так и вовсе начала двигаться со скоростью крайне притомившейся старушки. Гнев, злость и разочарование раздирали её разум на куски; Моруэн крепко обхватила пальцами одну из опор беседки, раздавливая яркую цветочную гроздь, которая тут же источила сладкий аромат, на этот раз никак не подействовавший на неё. Не видя нигде поблизости Пламеносного, пообещавшего дождаться её, эльфийка стискивала зубы и сжимала уста, норовящие выплюнуть какое-нибудь проклятие. Наконец, едва сдерживая свои эмоции, она подняла в воздух свободную руку.

— Я здесь, Лоэр, — сообщил появившийся возле неё аруанкай.

Истребляя взглядом раскинувшийся перед её глазами городской пейзаж, Моруэн судорожно размышляла о том, чего же она хочет. Наказать Пламеносного за обман — это понятно, но как именно? Натравить на него Нирхаэля? Велеть аруанкаю притащить его куда-нибудь и вдоволь выговориться перед тем, как пустить в ход кулаки? Или даже выволочь его за пределы города и оставить там?..

Златоглазая до боли сжала пальцы, обхватывающие опору беседки. Осколок в её кармане пульсировал как второе — не менее раненное — сердце. Было крайне сложно сохранять здравомыслие в такой ситуации, но каким-то неизъяснимым образом она удержалась от того, чтобы наломать дров. Если она что-либо сделает с Пламеносным, это дело наверняка будут расследовать, и след рано или поздно может вывести на неё. Это поставило бы под угрозу её нахождение в столице, а не выполнив задание, Моруэн никак не могла покинуть Аштирлот — этим она перечеркнула бы всё, что уже успела сделать, чтобы сохранить жизнь самому важному для неё человеку; человеку, чья целость и сохранность означали для неё больше, чем её собственные.

— Мы возвращаемся домой, — понизив громкость своего голоса, отрезала эльфийка и оттолкнулась от беседки с такой яростью, что, будь в её распоряжении магия или хотя бы побольше физических сил, это красивое деревянное сооружение разлетелось бы на щепки.

Трина волновалась — это было заметно по безумной суетливости, охватившей её перед выходом. Она то и дело спрашивала: «Как я выгляжу? Всё ли в порядке?» — на что Эмироэль отвечал приблизительно одинаково, вовремя смекнув, что синеглазая продолжит беспокоиться, что бы окружающие ей ни говорили. Рода в этом отношении была совсем другой: её охватила непривычная угрюмость и даже своего рода человеконенавистничество, учитывая, сколь недружелюбно она поглядывала на всех вокруг и с каким холодом держалась с того самого момента, как Моргина сообщила, что им скоро пора выходить. Ещё бы она радовалась! Ведь встреча с подругой целительницы, что и являлось их конечной целью, сулило ей потерю доступа к тем способностям, обрести которые она ранее так стремилась.

— Не гляди волком, — проходя мимо неё, заметил Эмироэль, — это всё равно не поможет.

Но Роду его слова, разумеется, никоим образом не присмирили, и вскоре эльф даже пожалел, что вовсе заговорил с ней, — от этого она стала лишь злее. Ночью она пыталась бежать: когда Моргина отошла ненадолго, ей удалось убедить Трину, что она хочет пить, и пока синеглазая, усадив её на кухне, наливала ей компота, она подорвалась со своего места, сшибла в сторону девушку и побежала к кладовой. Каков был её план, Эмироэлю оставалось лишь догадываться — возможно, она планировала выскочить в окно и скатиться вниз по навесам, каким-то неведомым образом уцелев, — но он как раз выходил из комнаты и, заметив всё это, в буквальном смысле слова прыгнул вслед за ней. Как итог — все трое отделались болючими ушибами, часть которых сам молодой целитель и залечил. Роду после этого связали ещё и по ногам, правда, сейчас её пришлось освободить, так как на улице связанная эльфийка вызвала бы немало подозрений и наверняка привлекла к ним ненужное внимание со стороны горожан, а то и вовсе городской стражи. Будь на то воля Эмироэля, он бы для пущей уверенности обмотал бы её верёвкой с ног до головы и понёс, забросив себе на плечо, так как нисколько не доверял ей и был убеждён, что она не упустит своего шанса и ещё не раз попробует сбежать. Именно по этой причине было решено, что сопровождать Роду будет именно он: на черноволосую эльфийку со связанными за спиной руками набросили поверху плотную тёплую накидку, и целителю предстояло идти, крепко приобнимая её одной рукой. В эльфийском обществе подобное, конечно, было непринято, но оба они — и Эмироэль, и Рода — были молоды, поэтому такое поведение могли списать на их возраст и присущее ему наплевательство в отношении приличествующих манер.