По хребту Моруэн пробежался холодок, и она, спохватившись из-за того, как может выглядеть со стороны, даже порадовалась тому, что рыжеволосая девушка не смотрит на неё, иначе весь её образ непоколебимой невозмутимости тут же рухнул бы.

— Мы жили в глухом лесу, к северу от озера Арала́с, — продолжила Кинна, — сами себя всем обеспечивали. Если что-то надо было, мать выходила к людям, но крайне редко. Кому скажешь — не поверят, но мы и впрямь обходились своими собственными силами.

Догадка сама спорхнула с языка златоглазой:

— Значит ты — антарийка…

— Наполовину, — вторя холодному тону Моруэн, уточнила связная. Казалось, у неё имелись даже более веские причины демонстрировать такую бесстрастную отстранённость, чем у самой притворщицы. — Моя мать была эльфийкой. Беременная мною, а затем моей сестрой, она перепила множество настоек, чтобы в нас не проявилось физическое подобие отца. Он был хорош собой, не подумай, но у нас тут так: если оба родителя не остроухие — получи безбровое лицо от младенчества, а вместе с тем и пропуск в полную стороннего пренебрежения и презрения жизнь. Мама этого не хотела. Она нас любила. И мужа своего любила, хотя по местным законам он ей приходился никем. Они, конечно же, сочетались бы браком, будь у них такой шанс, но за свою «неправильную» связь моя мать в глазах всего окружающего лицемерного общества мгновенно стала бы изменницей и преступницей, узнай кто об этом.

Быстро-быстро забившееся в груди Моруэн сердце запылало, словно объятое пламенем. Кинна рассказывала о двух людях, эльфийке и антарийце — наверняка солдате, потому что иначе, кроме как в военное время, он бы здесь — так далеко от Антар Ша — оказаться не смог. Весьма определённые параллели моментально вспыхнули у неё в уме: положение, в котором оказались родители связной, было схожим с тем, в котором находились Моруэн с её командующим — или могли бы находиться, если бы Антье отделился от своего войска. На этой — вне-антарийской — стороне такую связь признавали исключительно ошибкой; в имперском сознании для неё попросту не было места. Златоглазая слышала разные истории об антарийцах, оставшихся по тем или иным причинам в Шаррахе после войны и даже нашедших себе приют с помощью кого-то из местных, но никогда — со счастливым концом…

— Не знаю, кто нас сдал. — Невзирая на то, что Кинна старалась говорить отрешённо, в её голосе сквозила предательская щепотка убийственной ненависти. — Они забрали всё: лошадь, коров, гусей, маленьких свинок и даже собаку. Вынули мою сестру из таза, где мать её купала в подогретой воде — она всегда так трепетно относилась к ней… Отца и мать загнали в мелкое сараюшко, где мы хранили инвентарь. Я плавала в озере и видела всё из-за камыша.

Моруэн почувствовала горечь, просто выслушивая эту историю. Внешне связная не создавала впечатления человека, которому требовалось бы чужое сочувствие, но именно это златоглазая и испытывала. Не имея за своими плечами настоящей семьи, она даже не представляла, как невыносимо тяжело для Кинны было всё это потерять — причём, если учесть, что это происходило у неё на глазах. Винила ли она себя за то, что не вмешалась? Моруэн казалось, что да — даже несмотря на то, что девушка в то время скорее всего была ещё ребёнком и мало что могла сделать, чтобы воспрепятствовать расправе.

— Как ты выжила? — спросила эльфийка.

Связная впервые за время своего рассказа обернулась к ней и вперила в неё свои злые тёмно-карие глаза.

— Это имеет отношение к делу? — ответила она вопросом на вопрос.

— Нет, — мгновение помедлив, отрезала, как на допросе, Моруэн.

Ей хотелось узнать, но она не могла рисковать быть разоблачённой.

— Я их всех презираю, — якобы возвращая своё внимание к созерцателю, добавила Кинна. — Эльфов, варанон, маринров, винэев, зарфийцев… Всех. Но больше всего, конечно, тех, кто живут в этих проклятых землях. Словно старый клинок — ржавчиной, они насквозь проедены своими фальшивыми традициями. Если им хочется ненависти, антарийцы дадут им её сполна. Я терпеливо дождусь этого момента, делая всё, что в моих силах, чтобы всячески приблизить его. А потом пройдусь сквозь эти закованные в цепи толпы и посмотрю, как они будут кланяться в ноженьки мне и всем тем, кому они, не чувствуя за собой ни капли смущения, плевали в спину и лица. — Вцепившись пальцами в край «стола» перед собой и зависнув ненадолго над ним, связная повернула голову в сторону эльфийки и спросила: — Надеюсь, этого знания тебе достаточно, чтобы не сомневаться в моей лояльности?

Моруэн видела перед собой внутренне изувеченную девочку, которая выросла — вполне ожидаемо и небезосновательно — в озлобленного зверя. Практически всё, что рассказала ей связная, подталкивало златоглазую принять её сторону, но, тем не менее, оставалось что-то такое, что мешало ей сделать это полностью. Эльфийка тоже прожила не самую лёгкую жизнь, но времена, когда она хотела поубивать всех вокруг, уже прошли, причём давно. Возможно, именно это и легло препятствием полному взаимопониманию между двумя падчерицами судьбы.

Проигнорировав вопрос Кинны, златоглазая молча протянула ей руку. Связная, возможно, слегка оскорбившись, повернулась к ней боком и, закончив приготовления, вложила в её ладонь готовый созерцатель. Моруэн, вновь столкнувшись с её всё время убегающим куда-то в сторону взглядом, поняла, что довольна тем фактом, что это — их последняя встреча. Когда она кивнула и развернулась, чтобы уйти, в её голове промелькнула мысль, что имя Кинны вполне вероятно было образовано за счёт антарийского слова «kinnovaría». «Может, — подумала эльфийка, — когда антарийцы завоюют эльфийские земли, она выберет себе другое имя». Но на деле жизненный опыт подсказывал Моруэн, что, наделив своё существование подобным смыслом, связная, скорее всего, пронесёт его в себе до самого последнего своего вздоха — сколько бы людей ей ни поклонились.

Выйдя во двор, эльфийка спрятала коробочку с созерцателем в одном из многочисленных карманов своей куртки и, не глядя, приглушённо промолвила аруанкаю:

— Я хочу погулять по городу. Держись поблизости, но так, чтобы между нами не заподозрили никакой связи. Подойдёшь ко мне, только когда я подниму руку над головой.

— Как скажешь, Лоэр, — послушно согласился он.

Когда они прошли сквозь арку, Нирхаэль незаметно отделился от Моруэн, так что уже на следующем пересечении улиц она, обернувшись, больше его за своей спиной не застала. Как он умудрялся следовать за ней, при этом оставаясь незаметным, эльфийка не знала, но это волновало её не столь сильно — главное, что у неё появилось некоторое ощущение свободы. Постоянное присутствие аруанкая моментами давило на златоглазую, и теперь, когда ей оставалось провести совсем немного времени в столице, она хотела насладиться каждым мгновением. День выдался приятным — солнечным, но не жарким, и в такую погоду было любо-дорого выйти на прогулку, по возможности выкинув из головы всё лишнее. О том, как она пойдёт на задание и как будет его осуществлять, Моруэн решила поразмыслить позже — этот конкретный час она хотела посвятить исключительно себе самой. Роскошествующий разнообразием Аштирлот предлагал множество вариантов забыться. Выпивка и еда уже успели надоесть эльфийке, и она искала иных впечатлений. «Замковое Кольцо!» — вдруг вспомнила Моруэн. Она часто приближалась к нему, но так ни разу и не ступила на его территорию — а ведь оно, попадаясь эльфийке на глаза, так и манило её. Когда, как не теперь, когда момент её ухода из столицы был так близок, нужно было отринуть всё, мешавшее ей получить желаемое? Воодушевившись этой мыслью, златоглазая уверенно свернула на улицу, которая, чуть извиваясь и переплетаясь с другими улочками, должна была привести её к столичному замку и прогулочной тропе, лежавшей под его внешними стенами. Увидев её издалека, Моруэн ещё больше преисполнилась решимости — до чего же красивым было это место! И почему она не приходила сюда раньше? Столько времени казалось потраченным зря!..

Переглянувшись с парочкой горожанок, спускавшихся с Замкового Кольца, эльфийка на долю минуты остановилась на склоне подъёма, оглядывая оборонительные стены замка. Возведённые рядом с ними постройки держались чуть поодаль — только так солнечные лучи могли дотянуться до тропы. Растущие здесь деревья с крупными цветами также служили этой цели: они были подобраны таким образом, чтобы свет легко проходил сквозь их тонкие переплетения ветвей с малым количеством листвы, — потому-то они и не создавали лишней тени. Кроме них было здесь и множество другой растительности: решётчатые навесы, расположенные в нескольких метрах друг от друга, крыши и стены беседок и невысокое заграждение Замкового Кольца оплетали цветущие растения с листвой, имеющей необычные, яркие прожилки, а по обе стороны земляной тропы росла короткая трава, перемежающаяся маленькими цветками. Повсюду летали птицы — они не боялись людей и иногда подбирались так близко, что их при желании можно было коснуться. Всё это великолепие мало кого могло оставить равнодушным, и Моруэн точно не входила в число таковых. Без лишнего стеснения озираясь по сторонам, она поднялась на тропу Замкового Кольца и прошла вперёд, словно бы находясь в полном сказочных мотивов сне. Края её слуха затрагивали отдалённые мелодии, наигрываемые кем-то, кого златоглазая пока что не могла выхватить взглядом. Прохожих было достаточно, но они не сбивались в толпы, поэтому эльфийка чувствовала себя вполне комфортно. Не желая пробегать тропу в ненужной спешке, она подошла к деревянному заграждению и, положив на него обе ладони, глубоко вдохнула свежесть и сладость ароматов, витавших в воздухе. Вполне резонно златоглазая задалась вопросом, на который уже знала ответ: могло ли быть на свете место, чудеснее этого?..