Когда именно вернётся чародей, сказать наверняка не мог никто, кроме него самого, — это могло произойти как несколько минут, так и часов спустя, а потому зеленоглазая решила не подчинять свои действия столь неясным вещам. Строгого запрета на использование книг в его отсутствие она не получала, а потому, присев на один из стульев, придвинутых к письменному столу, подтащила к себе один из самых больших фолиантов — тот самый, который она уже начала читать, но в прочтении которого продвинулась многим меньше, чем могла бы, если бы делала это в одиночку. Ведомая не столько любопытством, сколько желанием окунуться с головой в его историю, зеленоглазая решила рискнуть расположением чародея и аккуратно просунула пальцы между страницами в том месте, где ею же прошлой ночью была заложена золотистая лента-закладка. По привычке она задержалась на несколько секунд, погладив пальцами другой руки мягкую обложку книги: та была обтянута приятным на ощупь материалом синего цвета, похожего на замшу, но помимо этого у неё имелись металлические уголки, а к краям и сгибам крепились закрученные в тугую спираль стержни, также изготовленные из металла. По центру обложки, в рамке из этих стержней, красовалась вышивка такой тонкой работы, что Криандра с трудом представляла, как изготовивший её мастер или мастерица вообще управились с иглой необходимых для этого поистине миниатюрных размеров. Картина эта отображала совещающееся эльфийское собрание, состоящее из десятка людей, среди которых выделялась венценосная особа: она стояла по центру, прикрытая остальными фигурами, и приковывала к себе внимание бликующей золотистой короной, а также глазами, взгляд которых был направлен на того, кто держал в руках книгу — то есть к читателю. К этому времени Криандра уже поняла, что любые произведения, подчёркнутые оттенками синего цвета и головными уборами, символизирующими королевскую власть, указывают на их связь с конкретным периодом эльфийской истории: временами благородных принцев. Книга, которую она намеревалась продолжить читать, не была тому исключением: её автор в некотором смысле являлся современником тех, о ком писал, и если верить кратким замечаниям в самом конце, точку в своём повествовании он поставил в 4286 году эпохи Империи — через семь лет после исчезновения последнего принца. Можно ли было верить изложенному здесь рассказу, учитывая, что оно черпало начало в истоках правления принцев, а между теми событиями и моментом завершения книги пролегала временная бездна величиною в две тысячи сто восемьдесят один год?.. Если бы нерушимая достоверность, подтверждённая массой железных фактов, до сих пор играла бы для Криандры первостепенное значение, она бы задумалась об этом чуть дольше — но ей казалось, что с минуты на минуту может вернуться чародей, а потому она спешила погрузиться в историю, отнёсшись к ней так, словно в ней не было ни капли выдумки.
Итак, зеленоглазая открыла книгу на нужном месте, откинула ленту и, едва касаясь пальцами соседней страницы, принялась читать с того абзаца, на котором ранее остановилась:
«…пока принцы Ло́райнан, Илькери́н и Вера́ль стерегли вход в долину Аусглассира, приветствуя последних из возвращавшихся домой, принц Тиа́рнэ пришёл к реке Шилалиан, где, покрошенные захватчиками, лежали основания Гве́рэллина — в том месте готовилась переправа; дважды строили её, и дважды бурный поток уносил всё, что к тому времени успевали выстроить. Принц Тиарнэ возвёл мост из Синего пламени: полупрозрачные плиты его лежали без единого изъяна прилаженные друг к другу, и их мерцание не прекращалось ни днём, ни ночью — без труда проходило по нему по тысяче за раз, и ширины и выносливости его хватало для гружёных поленьями повозок, переправляемых из Плетения на восток. До середины зимы пробыл с эльфами нижнего течения Шилалиана принц Тиарнэ, и не покинул их, пока на месте пламенного не встал мост каменный. Ни из чьей памяти не убыло, как несколько тысяч костров кормились его магией еженощно — они были залогом тому, чтобы никто не утратил своей жизни, хотя ветры и ранние холода кусали хитро и многих могли бы сгубить.
Говорят, что часть бывших там ушла затем на юг, к горам-Стражам, в Белый город; и там, где растут белые древа со сладкими плодами, они изготовили корону из золота и серебра, и алмазной пыли для принца Тиарнэ — и преподнесли её ему на четвёртый год его правления, и принята она была с большой признательностью. Доныне не носил принц Тиарнэ ни корон, ни обручей, ни чем-либо ещё венчал свою голову — и эта, став первой, осталась единственной до последнего его дня.
Но прежде чем принц Тиарнэ, за кроткий свой нрав в плену прозванный “айвар́асма” — «кролик», занял своё место в Тальвата́ре…»
Громкий беспорядочный стук в дверь прервал Криандру на полуслове. Всё, что она успела сделать, это бросить взгляд на иллюстрацию, занимавшую всю страницу по правой стороне разворота: это был портрет, по всей видимости отображавший принца Тиарнэ. Краски в некоторой степени потускнели, но это нисколько не уменьшало того впечатления, которое зеленоглазая получила от созерцания работы неизвестного художника. С пожелтевшей страницы большой книги на неё смотрел молодой эльф, похожий на Эмироэля — которого она не только обманула, но и, скорее всего, подставила этой весной — как возрастом, так и типажом. Прекрасно проработанные глаза сочетали в себе два цвета: светло-бирюзовый, как вода в неглубоком прозрачном пруду, в котором колышутся свежие водоросли, и золотой, что отлично смотрелось вместе с короной — та, в свою очередь, представала в виде двух гладких ободов, в хаотическом порядке соединённых металлическими прожилками на расстоянии половины мизинца друг от друга. Невзирая на то, сколько времени прошло с момента создания этой иллюстрации, краска, призванная отобразить алмазную крошку в этих прожилках, по-прежнему мерцала, как настоящая. Быть может…
Не прекращающийся стук не позволил девушке додумать, и она, захлопнув книгу, подскочила на ноги и подбежала к двери, на ходу хватаясь за висевший у неё на шее ключ. Чародей подобным образом действовать бы не стал — он был человеком иных манер, да и их взаимоотношения с андэран были в достаточной степени тесными, так что ему бы хватило пристукнуть по двери лишь один раз, и она бы сразу открыла её. Из всего этого проистекал вполне однозначный вывод: кто бы сейчас ни находился там, в коридоре, его внимание к двери, за которой притаилась, не зная, как поступить, Криандра, не сулило ей ничего хорошего.
— На помощь… — сдавленно и с отчаянием попытался протолкнуть сквозь дверную щель свою просьбу незнакомый женский голос. — Пожалуйста!..
Зеленоглазую будто бы молотом по груди ударили. Без запинки она сорвала с себя шнурок с ключом и, насколько быстро смогла, вставила его в скважину, провернула и ухватилась за него, как за ручку, открывая дверь. Сразу за порогом её встретила перепуганная шатенка, с виду — её ровесница, может, на год-два старше, но Криандра оценила незнакомку как кого-то, схожего с нею самой, а потому без сомнений нуждающегося в поддержке. Видимо, ей действительно была необходима помощь, причём экстренно, потому как она, бросив взгляд на коридор и не дожидаясь приглашения, забежала внутрь комнаты, ненароком столкнувшись плечами с зеленоглазой. Криандра, слыша приближающийся звук топота, вероятнее всего производимого тяжёлой обувью, захлопнула дверь, и они с незнакомкой уставились друг на друга. За эти секунды она успела рассмотреть и отметить немногое: лишь только обычную одежду, надетую на незнакомку — это явно было что-то рабочее, но не похожее на то, что носила здешняя прислуга, — и невысокий рост, натолкнувший её на определённую мысль. Девушка эта дёргалась, не в силах устоять на месте, и зеленоглазая сообразила, что той нужно спрятаться.
— Под кровать! — беглым шёпотом подсказала Криандра, указывая на то место, где она спала.
Кусок ткани, исполнявший роль покрывала, был достаточно большим, чтобы им можно было прикрыть даже часть возвышения, на котором стояла её скромная постель, — подбежав к ней, зеленоглазая выдернула заправленный край покрывала, и в тот же момент что-то сильно ударилось об дверь со стороны коридора. Незнакомка вздрогнула — впрочем, как и Криандра — и весьма шустро залезла под кровать; за пределами комнаты тем временем гремел не только чей-то кулак, но и голос.