— Я бы тоже хотел сейчас оказаться дома, — признался он, надеясь, что эти откровенные слова дадут Трине понять, что есть кто-то, кто разделяет её тоску, и что ей не нужно переносить эту чувство в одиночестве. — Иногда мне становилось скучно там, в Вэ’эвар Эйдуре. Редко, но всё же я мечтал, что случится что-то эдакое, что переменит мою жизнь… Я, конечно же, рассчитывал вовсе не на войну. — Вспомнив, что эта тема пугает Трину, он резко осёкся, но затем продолжил: — Моментами я ощущал себя камнем, застывшим на одном месте. Мне многое пришлось преодолеть, чтобы стать учеником Моргины и выучиться на целителя, и всё же, частично достигнув своей цели, я жаждал перемен… Могло бы показаться, что это насмешка судьбы, но, вдумываясь во всё произошедшее, я, скорее, думаю, что такой путь был уготован мне с самого начала, и я, сам того не ведая, тянулся к тому, что и так было мне предрешено. А значит, есть только один выход: стойко пережить то, что должно быть, и идти вперёд, как бы тяжело это ни было.
Повернувшись к Трине, он взглянул на неё с надеждой, что не сказал ничего лишнего, и в очередной раз удивился, видя, сколь сосредоточенно она глядит на него в ответ. Её юное лицо выражало вполне взрослую осознанность — нет, она была вовсе не глупышкой, способной понять лишь элементарные вещи. Эмироэль, являвшийся, пожалуй, тем самым человеком, который провёл с ней больше всего времени, знал это ещё с момента их знакомства — иначе бы он и заговаривать не стал о тех вещах, которые по-настоящему беспокоили его, рассчитывая на понимание.
— То есть… — несмело промолвила Трина, — ты не считаешь, что это я виновата в том, что с тобой всё это случилось?
Её прямота — такая привычная и ожидаемая — тем не менее вновь поразила Эмироэля.
— А что со мной случилось? — желая приободрить её, с улыбкой ответил он. — Я вовсе не считаю, будто со мной приключилась какая-то беда. Не будь тебя, я бы сейчас воевал вблизи от Вэ’эвар Эйдура и, быть может, уже находился среди павших… Нет, я нисколько не виню тебя, даже напротив — я благодарен судьбе, что повстречал тебя. Раз уж на то пошло, внутри себя я никогда не был уверен, что смогу прожить тихую жизнь целителя, к тому же ещё и на одном месте. Всего за два с лишним месяца я побывал в стольких местах, в скольких не был за последние несколько десятков лет! Я путешествовал немыслимыми путями, преодолевая себя и становясь кем-то, кем я себя и не воображал… И кроме всего прочего, я не шёл просто так, а сопровождал на редкость добрую и смелую заклинательницу…
Последнее он проговорил практически одними губами, чтобы никто не мог его расслышать, но Трина, наблюдавшая за ним, прочла это слово и на миг вновь опустила голову.
— Я ни чуточки не смелая, — принялась отрицать она. — Я даже не уверена, что меня можно назвать…
И её губы пошевелились, также беззвучно произнося слово «заклинательницей».
— О, ты ещё как смелая! — не подыскивая красивого ответа, тут же высказал Эмироэль то, что и так было у него в мыслях. — Поверь мне, смелость заключается вовсе не в том, чтобы ничего не бояться или отрицать боль. Морщась, падая или в слезах — главное, идти вперёд. И всё это время ты так и поступала — поэтому я считаю, что ты даже смелее многих.
Сейчас, говоря это, целитель вспоминал слова Моргины, произнесённые ею в ту ночь, когда девушки, в том числе и Трина, впервые оказались в её доме. Наставница говорила, что их с Триной страх отличается, и только на этом этапе пути Эмироэль полностью осознал это. Его синеглазая спутница была куда более незащищённой по сравнению с ним, а потому, преодолевая одни и те же сложности, она проявляла куда большую силу духа, чем он. Пусть даже и не всегда она делала это, гордо вскинув голову, но ведь делала!..
— Что касается того, другого… — Эльф избегал говорить начистоту, так как подобные вещи им вообще не следовало обсуждать вслух; тем не менее от не стал заминать тему. — Ты… ничего не чувствуешь?
Трина поболтала ногами, видимо, снимая таким образом напряжение. Её руки в это же время выпрямились, так что казалось: девушка сейчас оттолкнётся и вскочит на навес, — но она, вопреки этому представлению, наоборот, расслабилась, позволив себе сгорбиться.
— Чувствую, — призналась она и внезапно для эльфа высоко подняла голову, упираясь взглядом в навес верхнего этажа. — Всё время чувствую… Чаще всего меня раздирает от эмоций — но они словно бы не мои… По крайней мере, я никогда ничего подобного не испытывала. Иногда у меня сбивает дыхание, и я начинаю дышать так, словно долго-долго сдерживалась, а иногда мне, напротив — будто бы не хватает воздуха. Во сне я часто куда-то несусь на невероятной скорости, а потом поднимаюсь в воздух — и лечу, но не по своей воле. Бывает, это чувство невесомости охватывает меня, когда я бодрствую, и тогда я теряюсь — могу не услышать, что мне говорят, или обронить то, что у меня в руках. Я стала такой неуклюжей… но я ничего не могу с этим поделать. Порой мне кажется: я готова в любую секунду оторваться от земли и взмыть вверх, словно бы само тело этого требует! Один раз это чувство подхватило меня на лестнице, и я, запутавшись в ногах и самом пространстве, чуть не повалилась вниз — но тогда мне повезло, так как это случилось на двух последних ступеньках…
Пока Трина всё это рассказывала, Эмироэль внимательно прислушивался к каждому её слову. Казалось немыслимым, что он, не увидев никаких явных признаков использования магии с её стороны, ещё во время их нахождения в Вэ’эвар Эйдуре решил, что заклинательская магия «осела» в Трине, почти нисколько в ней не проявляясь. Теперь, когда она делилась с ним своим опытом, который прежде не оглашала, молодой целитель действительно должен был признать, что замечал за ней странное — но никак не соотносил это с поселившейся в ней магией. Да, она роняла вещи, не всегда была внимательна и в самом деле проявляла ту самую неуклюжесть, о которой сама и упомянула; кроме того, бывало, она подскакивала посреди ночи и тяжело дышала, ничего не говоря, но и это Эмироэль приписывал обыкновенным ночным кошмарам. Как он до сих пор не додумался поговорить с ней об этих важнейших для неё вещах?
— Как ты справляешься с этим? — мгновенно озаботившись всем этим, спросил целитель.
Трина вновь зашевелила ногами, на этот раз опустив голову и направив взгляд вниз.
— Всё хорошо, — попыталась заверить она. — Пожалуйста, не беспокойся обо мне! Я уверена, многим приходится гораздо тяжелее: Рода, например, когда засыпает, часто вся дрожит, а Моргине так и вовсе некогда спать… Я со всем справлюсь! Тем более, что вы все так обо мне заботитесь… На самом деле, всё, что со мной происходит, совсем не так ужасно. Я была бы согласна даже на большее, если бы это помогло нам вернуть остальных…
Эмироэль уставился на закат, полностью отрешённый от красоты зрелища, представшего его глазам. Он вспоминал девушку, забившуюся в шкафу и всхлипывающую без остановки — вот она, сидела рядом с ним и достаточно спокойно рассказывала о том, что творилось внутри неё. Другой человек на её месте наверняка устрашился бы — а она переживала о совсем ином. Не странная магия, носительницей которой она стала, держала её в напряжении, а невозможность вновь оказаться вместе с теми, кто был ей дорог, и плакала она в пути вовсе не из-за страха и собственной потерянности, а из-за разлуки и неопределённости, касавшейся её близких. Молодой целитель на мгновение представил себя на её месте — и быстро вернулся к себе самому, так как своя ноша показалась ему куда легче.
Он как раз собирался сказать ей кое-что очень важное, как вдруг она опередила его.
— Мне нужно помешать рагу, — с улыбкой пояснила она, уже перенеся одну ногу внутрь.
Эмироэль не позволил ей уйти вот так и, накрыв её руку своей, поспешил высказаться.
— Всё будет в порядке, — уловив её взгляд, заявил он. — Даже если сейчас это не так, оно непременно будет… Я обещаю.
Трина замерла на месте, глядя ему в глаза. В этот миг молодой целитель осознал, что сказал далеко не всё, что хотел, но замялся, решая — то ли договорить свою мысль, то ли вновь утаить, пожалуй, самое важное. Но синеглазая девушка смотрела на него, будто бы выжидая, и он выпалил, пусть и без должного жара: