Было что-то умиротворяющее в том, как Трина работала на кухне. Возможно, дело было в том, что здесь она раскрывалась совсем по-другому, так как ей ничего не угрожало, и она, чувствуя это, могла побыть собою. Разумеется, Эмироэлю она виделась не только лишь идеальной домохозяйкой, место которой было на кухне или с метлой в руках, но самой девушке нравилось наводить порядок и готовить, и за этими занятиями она будто бы полностью расставалась со всеми теми вещами, что нервировали её и бросали в слёзы. Это состояние покоя казалось целителю настолько хрупким, что он опасался чем-либо нарушить его, а потому словно бы подыгрывал тому образу жизни, который сложился у них в Риаде.

— Что нового в городе? — спросила по ходу дела Трина, добавляя новую порцию овощей в котелок.

Если у этого жилища и были какие-то особые достоинства, то они заключались в прямоугольной трубе, пронизывающей здание с первого этажа по пятый, что позволяло иметь свой очаг в каждых «апартаментах». Но были у этого и минусы: если кто-то проявлял неосторожность, пища могла свалиться в трубу, да и к тому же, если жители снизу готовили что-то очень пахучее, запах неизменно поднимался наверх и порой заполонял всю кухню, а то и остальные комнаты. После первой ночи, проведённой здесь, они, к слову, проснулись и обнаружили себя окружёнными малоприятным амбре плохо прожаренной, кислой рыбы — но Трина быстро справилась с проблемой, тщательно проветрив помещения и промыв свою часть трубы смесью лимона, уксуса и соли. Помнится, Эмироэль с трудом сдерживал добрую усмешку, глядя на её по локоть чёрные руки, которыми она затем пришлёпнула его, оставив следы и на его рубашке. По правде говоря, целителю даже не хотелось от них избавляться — чтобы осталось хоть что-то на память об этих мгновениях, полных безмятежной беспечности.

— Риад живёт своей жизнью… — ответил он, принявшись катать гладкий круглый овощ по столу, считавшемуся обеденным, и больше тут было нечего добавить.

Трина тем временем продолжала трудиться за другим столом, стоявшим под окном, так что эльфу приходилось смотреть ей в спину, но даже и так зрелище было чем-то завораживающим. Несколько последующих минут он только и делал, что молча наблюдал за ней, погрузившись при этом в свои мысли, так что даже и не заметил, как девушка, справившись со своей задачей, вновь обратилась к нему.

— Что, прости? — выходя из задумчивости, переспросил целитель.

— Сейчас нужно просто подождать, — повторила Трина и, обтерев руки о передник, села по другую сторону обеденного стола.

Альтэль сорвался с подоконника и ловко перебежал маленькую кухню, мигом оказываясь возле её ног. Синеглазая девушка протянула к нему руку, но зверёк принял ласку лишь только потому, что рассчитывал получить после этого угощение. Не выдержав его взгляда, Трина поднялась со своего места и пошла искать в оставшихся запасах что-то, что ему могло бы понравиться, — впрочем, он был настолько непривередливым проглотом, что сильно стараться, пытаясь угодить ему, не нужно было.

— Долго оно будет вариться? — кивнув в сторону котелка, поинтересовался Эмироэль, причём таким тоном, чтобы не показаться проголодавшимся и не подгонять таким образом Трину.

— Минут сорок, — ответила она, глянув на очаг, — но его нужно время от времени помешивать.

Целитель, углядев в этом возможность, поднялся на ноги, тем самым выражая свою решимость, и двинулся к двери, ведущей в помещение, отведённое под хранение разных вещей.

— Тут достаточно душно, — заметил он и продолжил: — Может, ты хочешь подышать свежим воздухом? Особенно теперь, пока солнце ещё не окончательно село…

Трина глянула на него, выделив себе на раздумья несколько секунд, а затем высыпала в протянутые к ней лапки альтэля горсть зелёного горошка, сорвала с себя передник, положила его на табурет и первой юркнула в приоткрытую Эмироэлем дверь.

Ничего примечательного в кладовой не было, но эльфа и девушку интересовала вовсе не она, а большое окно, имевшееся здесь. Молодой целитель открыл его нараспашку и первым присел на подоконник, придерживаясь одной рукой за единственную поперечную перекладину, вероятно, устроенную здесь именно для того, чтобы никто не вывалился. Перебросив наружу ноги, он едва касался покатого навеса — они прикрывали каждое окно в этом ряду с самого первого по самый последний этаж. Зачем они были необходимы, Эмироэль не знал, но, чувствуя опору под собою, ему становилось спокойнее, к тому же и за Трину он так не беспокоился: если бы она и сорвалась со своего места, он бы успел её словить, прежде чем она съехала бы вниз по навесу; но она была осторожна по своей натуре, так что подобное могло случиться только по очень большому стечению обстоятельств и уж никак не по её собственной неосмотрительности.

— Как сегодня ярко… — проговорила Трина, вглядываясь в оранжевый солнечный шар, с каждой минутой всё больше оседающий за крышами домов напротив них.

Не найдясь с подходящим ответом, Эмироэль спросил:

— Ты не устала? Я могу заняться завтрашним завтраком.

Это было смелое заявление, учитывая, что он умел готовить, но далеко не так ловко, как она, да и по вкусу это всегда выходило скорее обычно, чем по-настоящему вкусно.

— Нет, что ты, — мягко возразила Трина и, глянув на него, вдруг предложила: — Но мы можем приготовить его вместе, если ты хочешь.

Молодой целитель кивнул, соглашаясь с ней. На той кухне, где она трудилась, было мало места даже для такой небольшой девушки, так что, находясь там вдвоём, они будут больше мешать друг другу, чем помогать, но Эмироэль редко отказывался от её предложений, потому как в каждом из них сквозила неподдельная забота и стремление угодить.

Несколько минут они просто молчали, вглядываясь в закат. Такие моменты, как этот — когда Моргины не было рядом и они были вольны говорить о чём угодно, — выдавались крайне редко, и эльф чувствовал, что теряет время, замалчивая те темы, которые следовало бы проговорить, но он всё никак не решался начать. Трина пережила многое — можно сказать, даже больше, чем смог бы осилить он сам, будь он в таком же юном возрасте, и она заслуживала того, чтобы выговориться. Она была прямой и откровенной, но её честность требовала того, чтобы её обо всём этом спросили. В самом начале пути она была похожа на бурную реку, прорвавшую дамбу, так что её эмоции захлёстывали не только её саму, но и всех, кто находился поблизости. Со временем это изменилось, и Трина начала становиться всё тише и тише. Сейчас — Эмироэль был в этом уверен — она утаивала больше, чем говорила, и такое положение вещей ему мало чем нравилось. Он не хотел, чтобы его синеглазая спутница стала подобной Моргине или ему самому — человеком, вынужденным хранить все переживания в пределах своего собственного сердца. Оно у Трины было хрупкое, и молодой целитель не хотел, чтобы она, ведомая своей ненавязчивостью, превратила его в хранилище своих невысказанных бед.

— Трина, — повернув к ней голову, почти прошептал Эмироэль, — как ты себя чувствуешь?..

Искреннее желание узнать это просочилось в его голос, повернув общее настроение их небольшой посиделки в совершенно иное русло. За этим вопросом крылось очень многое, и Трина, порой казавшаяся наивной и даже в чём-то несмышлёной, прекрасно уловила это. Набежавший ветер растрепал её волосы, но девушка, упёршись руками в подоконник, на котором они разместились, не стала приводить их в порядок и продолжила сидеть какое-то время, опустив голову. Когда она наконец подняла её, целитель разглядел за светлыми прядями, прикрывшими её лицо, выражение, которое он не ожидал увидеть: Трина была спокойна.

— Я, наверное, жутко неблагодарная… — столь же тихо произнесла она. — Вы так старались ради нас, чтобы мы попали сюда, а я всё время думаю о том дне; о том, что произошло бы, если бы мы не пошли на остров… А ещё порой мне так сильно хочется домой, что я почти уверена: всё это мне просто снится.

Эмироэль выслушал её до конца, и хотя многое осталось непонятным для него, он даже и не подумал о том, чтобы перебить её. Было понятно главное: Трина, несмотря на прибавившуюся в ней внешнюю выдержку, всё ещё переживала всё случившее с нею. Молодой целитель не винил её: ничего из того, что произошло за прошедшие месяцы, не имело ничего общего с её выбором или желанием. События, порождённые войной и обыкновенным случаем, подхватили её и понесли, выбрасывая далеко за пределы её привычной жизни. Эльф хотел как-то смягчить для неё все те условия, в которых они оказывались, но при всех своих способностях целителя он по-прежнему служил ей недостаточной поддержкой — и за это неоднократно упрекал себя, прямо как сейчас.