Принцесса Амо́ниэль была первой, кому он служил, став королевским гвардейцем, и было это одним из самых тяжких опытов в его жизни.
Свою присягу младший капитан принёс в возрасте шестидесяти пяти лет и из зала, где проходило его посвящение, он ушёл вслед за старшей внучкой короля. Теперь, вспоминая её, Ильвран находил некоторое не конкретизируемое сходство между матерью и дочерью, но были они скорее разными. Более всего по мнению знающих людей принцесса Элштэррин была похожа на королеву Аэшиль, свою прабабушку, в то время как принцесса Амониэль в наибольшей степени носила на себе отпечаток внешности своего отца — старшего сына короля. Она была привлекательна, но не хрупка и не изящна. Ростом более высокая, чем её компаньонки, крепкая, но ни в коем разе не грузная — она создавала впечатление женщины, которая во всех вопросах всё может решить самостоятельно. Помнится, в тот самый первый день, когда Ильврана приставили к ней в качестве личного гвардейца, она отломила ветку от куста в королевском саду и, веселясь, пристукнула его пару раз, в шутку спросив, когда они будут фехтовать. В тот момент Ильврану подумалось, что, займись она этим делом, то вполне могла бы преуспеть в нём — и силы и духа в ней для этого занятия было предостаточно. Но фехтование предполагает держание себя в узде, а принцесса Амониэль, напротив, предпочитала давать себе полную волю — и это лежало в основе всех её бед, часть которых ложилась тяжким грузом и на её гвардейцев. В этом вопросе она не изменяла себе, даже когда находилась в присутствии короля, что выражалось в самом её внешнем виде: она почти никогда не укладывала светлые, чуть волнистые волосы, срезанные на уровне груди, в какие-либо причёски, носила лёгкие наряды, часто оголяющие руки и грудь больше, чем дозволялось женщине её статуса, и всегда ухмылялась с толикой вызова — но последнее было больше всего характерно именно для её встреч с Его Величеством. С другими людьми у принцессы шло по-разному, и в целом всё зависело от того, соответствовали ли они и их действия её сиюминутному пожеланию или нет. К сожалению, принцесса Амониэль, славившаяся своим вольнодумием, не всегда принадлежала самой себе.
Поступая к ней на службу, Ильвран в общих чертах представлял, что его ждёт, но не рассчитывал, что рассказы про пагубную зависимость принцессы, к которой она приобщила и своего супруга, окажутся ничуть не преувеличенными. Во время их первой встречи её сопровождал бокал и во время последней — тоже. Не имевший ничего общего со спиртным Ильвран — а гвардейцам запрещено принимать что-либо, способное повлиять на их способность мыслить здраво, — поначалу пребывал в замешательстве и только со временем понял, какая в действительности трудная служба ему предстоит. В то время хоть и была в разгаре Война Предателей, но по-настоящему принцессу и её супруга нужно было защищать не от внешнего врага, а того, кого они приглашали к себе добровольно едва ли не ежедневно. Запрещать им пить гвардейцы права не имели, но требования короля были точны и ясны: негоже представительнице династии Первых Королей позорить себя перед людьми. Сама с этой задачей принцесса Амониэль не справлялась, да и не старалась, а её гвардейцы тем временем извивались как ужи на объятой пламенем сковородке, из кожи вон вылезая, чтобы хоть как-то выполнить полученный от Его Величества приказ. Был это нескончаемый водоворот жалких попыток предотвратить то, что в лучшем случае можно было скрыть и замолчать. Принцесса и её супруг постоянно колесили по стране, чаще всего перебираясь из столицы в Аэдира́ссу и обратно. Вдалеке от короля, во владении принцессы, они ни в чём себе не отказывали. Главным инициатором любых подобных приключений всегда была Её Высочество, но действовали они на пару — разве что за исключением тех случаев, когда сильно ссорились и на какое-то время расходились, но и тогда гвардейцам жилось отнюдь не спокойнее. Принцесса Амониэль вместе с супругом вполне могли нагрянуть в какую-нибудь таверну и выгнать оттуда всех посетителей, заняв её, или устроить прыжки в реку с городского моста, будучи совершенно обнажёнными. Таких злоключений Ильвран пережил большое множество, и одно из них завершилось тем, что он таки попытался проявить больше влияния на принцессу, чем ему было позволено, — и она, уезжая обратно в столицу, приказала ему идти следом пешком.
Единственным временем, когда появилась надежда, что всё как-то наладится, были месяцы беременности Её Высочества — но и тогда её частенько можно было заметить с бокалом, зажатым между длинных красивых пальцев. Принцесса Элштэррин, к счастью, родилась здоровой, и, останься в её родителях способность радоваться чему-то настоящему, они бы изменили свою жизнь, но вскоре всё вернулось в привычную колею. Новорожденную, разумеется, отстранили от матери, как только стало ясно, что меняться она не намерена, но они всё равно часто виделись. Невзирая на то, что принцесса Амониэль порой позволяла себе ужасные вещи в присутствии своей дочери — чего только стоили громкие пьяные споры и подобия драк с супругом поблизости от совсем малого ребёнка, — но Ильврану хотелось верить, что она всё-таки любила её, и было что-то такое в его памяти, что говорило об этом как о чём-то неоспоримом. Какими бы ни были те годы, Её Высочество не являлась безалаберным, злым чудовищем, какой её порой видели окружающие, и сам он не был равнодушен к принцессе, которой служил, — в его отношении не было подлинной любви или восхищения ею, но он искренне надеялся, что когда-нибудь взойдёт такой день, в котором ей не захочется прикасаться к каким бы то ни было бутылкам.
А затем случилось так, что этот день утратил возможность наступить когда-либо, и младший капитан — тогда ещё простой гвардеец — перешёл к другой внучке короля: тихой и замкнутой, похожей на призрака принцессе Кира́йеллин, матери принца Эрсвеуда, — но и ей он прослужил не так уж долго…
Теперь, оглядываясь на своё прошлое, Ильвран мог с точностью сказать: принцесса Элштэррин была принцессой Элштэррин, и сравнивать её с кем-то было не более разумным, чем утверждать, что всякие цветы похожи друг на друга, так как произрастают из одной земли.
Её Высочество в сопровождении архивиста и гвардейцев обошла зал по второму этажу, после чего они спустились вниз и заглянули в рабочее помещение, в котором Даральвэ передал принцессе старую записную книгу — по всей видимости, её обновили, и теперь та была пригодна для использования без риска случайной порчи. Принцесса Элштэррин поблагодарила архивиста, тот поклонился в ответ на её слова, служащие своего рода признанием, и на этом их встреча была окончена. Далее Её Высочество направилась прочь из частной королевской библиотеки, и гвардейцы, не имеющие понятия, куда она намерена пойти сейчас, послушно двинулись вслед за ней.
Ильвран вышел вперёд, занимая положенное ему место, и потому был первым, перед кем присела в поклоне встретившаяся в коридоре служанка. Она попалась на их пути не случайно — у неё имелось известие для принцессы, а потому все они приостановились, позволяя девушке обратиться к ней.
— Ваше Высочество, — поклонившись, сказала она, — мне велено передать Вам, что Вас в эту минуту ожидают на Малом въездном дворе.
Она снова поклонилась и, дождавшись кивка принцессы, ушла, возвращаясь к своим основным обязанностям. Ильвран, в свою очередь, взглянул на Её Высочество. Верная себе, она смотрела вперёд, даже не задев его взглядом, и, по-быстрому всё взвесив, возобновила свой шаг. Младший капитан шагал в такт ей, и вскоре стало понятно, что она решила явиться на зов, так как коридоры, которыми они шли, вели в назначенное место. Кто вызвал принцессу и что её ожидало, не мог сказать даже Ильвран — в конце концов, он был её главным сопровождающим, и в какие-то дела Двора его посвящали только в том случае, если от него требовалось что-то конкретное. В данной ситуации он мог лишь предполагать, но не делал этого — ведь путь до Малого въездного двора, учитывая их нынешнее местоположение, был не далёк, и, явившись туда, им так или иначе всё должно было стать ясным.