Снова обнаружив себя посередине комнаты, Криандра выдохнула и обратила взгляд на багаж чародея: вещей, сложенных в одну кучу, заметно прибавилось, так как во время её работы со служанками несколько слуг в сопровождении солдат принесли всё, что она сама не смогла доставить сюда своими руками всего за один подход, – и теперь ей предстояло всё это расставить по тем местам, которые чародей посчитал бы наиболее удобными для себя. Держа в уме, как всё было расположено в его лагерном жилище, а затем — в комнате заброшенного хозяйства, зеленоглазая доверилась своей памяти, которая не всегда подбрасывала ей нужную информацию в виде чётко сформулированных мысленных фраз, и приступила к делу. Единственным, что потревожило Криандру, пока она занималась всем этим, была девушка, принёсшая поднос с горячим, которое ранее попросила приготовить зеленоглазая, – поставив поднос с закрытыми сосудами на письменный стол, она быстро откланялась, так толком и не выслушав высказанную в её адрес благодарность; Криандра же достала личную чашку чародея, из которой тот предпочитал пить, тщательно промыла её, поставила рядом со всем остальным и вернулась к своей задаче. «Если горячее уже принесли, — попутно подумалось ей, — то уже первый час ночи. Где же он бродит?» Сама зеленоглазая за временем не следила и возвращения чародея не жаждала, но любая неизвестная и непрогнозируемая вещь заведомо настораживала её, и она, действуя согласно всем правилам, хотела, чтобы её последовательность действовала и в обратную сторону. Будь ушедший непонятно куда антариец совершенно чужим для неё человеком, не имеющим над ней никакой власти, Криандра пожелала бы ему никогда не вернуться, но то, что он запаздывал, представлялось ей новой проблемой, вскоре взбудоражившей её слегка обманутые активной деятельностью нервы.

Закончив с расстановкой вещей из багажа, зеленоглазая снова испытала краткий приступ выскальзывания из реальности: её прошлое, да и настоящее тоже, словно бы на мгновение оторвались от неё, превратив текущий миг во что-то другое — не то, чем он являлся на самом деле. Криандра подошла к «своей» кровати, отодвинула покрывало и присела на самый краешек, взглядом широко раскрытых глаз обводя комнату. Наконец ей в голову пришла возможная причина такого странного самоощущения: она крылась во времени, проведённом со служанками. Зеленоглазая зашла в это огромное здание неизвестного ей города, практически доведённая до ручки событиями, невольной участницей которых она успела побывать, но эти несколько часов, сплошь переполненные взаимодействием с, в общем-то, приятными девушками, близкими ей по возрасту и далёкими по тому, что они испытывали внутри себя, позволили ей соприкоснуться с чувством, которое переполняло её, когда она находилась со своими подругами. Подумав о них… Даже не так! Скорее, позволив себе стремительную мысль о них, Криандра разбередила в себе что-то такое, что будто бы жило в самом центре её груди и теперь болезненно потянуло на себя все её рёбра. Мотая головой, словно это могло помочь ей прогнать прочь все нежелательные эмоции и размышления, она ухватилась за покрывало, на деле оказавшееся одеялом, и оно скользнуло вслед за настойчивым движением её руки. Силой переключив на него всё своё внимание, зеленоглазая поднялась на ноги и стащила этот большой кусок ткани со своей кровати. Он действительно был большим — размером в не менее чем два на два метра метра, — и наверняка тёплым, потому как он был простёган секторами, в которых чувствовалось что-то мягкое — возможно даже, что шерсть. Было видно, что это одеяло находилось в ежедневном пользовании, но сейчас оно пахло свежей стиркой, да и главное заключалось вовсе не в этом. Настоящее значение имело только то, что служанки постелили его на её кровать — а значит, какое-то время он побудет её.

Не тряпка, не лоскуты, не старая занавеска, но тёплое большое одеяло — ныне её.

Что-то глубоко внутри растрогало Криандру, и она, завернувшись в неожиданно приобретённую, столь значимую для неё вещь, двинулась в сторону окон, среднее из которых служило также и дверью. Лёгким движением открыв её, зеленоглазая вышла на узкий — не более полтора метра в ширину — балкон, растянувший на всю длину обоих помещений, из которых на него можно было попасть. Перед глазами открывался удивительный вид: погружённый во тьму город, застроенный массивными постройками, и совсем немного огоньков в нём. Подойдя к заграждению в виде достаточно высоких перил на часто размещённых квадратных столбиках, Криандра рискнула взглянуть вниз, но почти тут же выпрямила спину, не став чересчур перевешиваться, — судя по её сиюминутному впечатлению, выделенные им покои были расположены не ниже десятого этажа, а при том, что крыши некоторых зданий перед её взором находились ниже того, в котором она пребывала на данный момент, вид выдавался действительно головокружительный. Не став подвергать себя лишней опасности, зеленоглазая отодвинулась от перил и села на мягкую поверхность балкона: пол на нём, как и в комнатах, был устлан деревянными досками и дополнительно обтянут материалом, нынче более всего походящим на козью шкуру с порядком свалявшейся шерстью, — его наличие натолкнуло девушку на мысль, что внутри, возможно, всё некогда было обустроено схожим образом. Подняв взгляд кверху, Криандра взглянула на расположенный этажом выше балкон — она бы не достала до него, даже если бы встала на какой-нибудь табурет, что показалось ей необычным, так как в комнатах потолки были не такими уж и высокими, но затем она вспомнила про коридор, и все вопросы отпали. Как бы там ни было, техническая сторона её нынешнего местопребывания вскоре была безапелляционно потеснена философической.

По тихому безымянному городу пронёсся резвый вскрик, и закутавшаяся в одеяло Криандра едва не подпрыгнула на ноги, но её разум, всегда стремящийся сгладить углы, вовремя подсказал ей: его источником была промелькнувшая над стоявшим неподалёку зданием ночная птица, а не человек. Посмотрев ей вслед, зеленоглазая сильнее обняла себя за плечи и, запрокинув голову, постаралась успокоиться, но дрожь уже проняла её тело, и молниеносный испуг вогнал свой клин в то самое место, где до сих пор обреталось поселившееся там несколькими часами ранее переживание. Стоило ей ненадолго остаться без дела, как тяжёлые мысли тут же заполонили всё её сознание. Перед глазами возникла недавно виденная ею девушка: Криандра уже не могла припомнить, как она выглядела, разве что в памяти чётко отпечаталась синяя лента, запутавшаяся в растрепавшихся мышиных волосах, а из ушей не выходил её голос — наверное, даже ещё более дикий, чем он был на самом деле, хотя на тот момент едва ли можно было представить что-то, звучащее более пронизывающе, чем раздавшийся из глотки незнакомки короткий вопль, после которого всё вновь резко погрузилось в тишину, отчего зеленоглазой стало ещё страшнее. Перематывая всё это в уме десятый, сотый раз, она вытащила из-под одеяла руки, повернула их внутренней стороной ладоней кверху и медленно — совсем не вдумываясь в то, что она делает, — согнула несколько раз почти расслабленные пальцы. С определённых времён в своей жизни Криандра верила, что то́, к чему лежит душа человека, и есть указателем, куда ему нужно двигаться, — а ещё она была убеждена, что ему даются все необходимые инструменты, чтобы претворить заданную цель в жизнь. До сих пор она всегда следовала своим глубочайшим интенциям, которым доверяла, потому как они казались ей хорошими и верными. Как и все люди, она была склонна ошибаться, но ей действительно удавалось отличать значимое от простого желаемого. Эта убеждённость в своих проверенных внутренних порывах служила ей мотивацией и поддержкой, когда в жизни возникала какая-либо неясность — и вот теперь она словно бы дала осечку. В тот миг, когда незнакомка мчалась прочь от своего преследователя, Криандра была уверена, что обязана ей помочь — таковым было её стремление, её желание, необходимость, — но всё это длилось так недолго и пронеслось так быстро, что зеленоглазая попросту оцепенела от чувства собственной беспомощности. Почему же всё сложилось именно таким образом? Криандра обдумывала всё это снова и снова, и не могла додуматься ни до чего такого, что даровало бы ей утешение или хотя бы понимание ситуации. Она хотела — рвалась! — помочь беглянке, но не сумела сделать даже мелочи. Она даже не заорала на извергов, которые были причастны ко всему происходившему, а просто стояла, словно бы воды в рот набрав. Означало ли это, что это не было её, Криандры, делом? Ведь если бы оказать помощь незнакомке было бы её задачей, она бы наверняка что-то сделала. Но что если виноватым в печальном исходе этого инцидента было её бездействие? Только что она могла предпринять?.. Зеленоглазая сгибала пальцы, безотрывно глядя на них. Ей вспомнилось ликование, которое она испытала, когда возле пруда — после ночи блужданий по крепости Кирзан — в ней вновь проснулись магические способности — сжатые до стихийной магии, но ощущавшиеся весьма сильными. Тогда ей казалось, что возвращение домой будет плёвым делом, ведь у неё были три вещи, которые никогда её не подводили: ум, магия и уверенность в своих действиях. Теперь от этого ничего не осталось. С того момента, как во время мятежа в антарийском лагере чародей одолел её, Криандра не могла воздействовать даже на капельку воды, а её ум на поверку оказался далеко не самым грозным оружием — она то и дело совершала наиглупейшие ошибки, из раза в раз загонявшие её всё глубже и глубже в бездну собственной беспомощности и бессилия. Одна из лучших учениц Академии, ловко использовавшая психометрическое заклинание возле случайно обнаруженной на острове статуи единорога, не шла ни в какое сравнение с тем человеком, которым она стала всего два с лишним месяца спустя — и эти перемены, конечно же, никоим образом не пошли ей на пользу. У той Криандры хотя бы была уверенность в том, что она делает, а теперешняя сомневалась во всём: и в сделанном, и в том, что предстояло сделать, и что хуже всего прочего — в том, что она сделать не смогла.