Покончив с этим на сегодня, зеленоглазая опустила руку, переплела её с другой и уткнулась взглядом в землю. Чародей захлопнул банку, закрутил крышку и передал её Криандре, а та шустро оббежала повозку, запрыгнула в неё, положила средство на его прежнее место и спрыгнула обратно — как раз в тот момент лошадь тронулась с места, и зеленоглазая поспешила нагнать её, и когда это случилось, тут же приноровилась к заданному темпу. При других обстоятельствах ей, как слуге, было бы поручено вести скакуна, но антариец, похоже, растерял к ней добрую долю доверия, потому как не выпускал поводьев из собственных рук с тех самых пор, как они покинули хозяйство. Более того, незадолго после этого он застукал её гладящей лошадь по морде и, на мгновение показавшись зеленоглазой раздражённым, строго запретил ей трогать животное без надобности — и Криандра послушалась его, но не столько из-за страха за себя, сколько опасаясь, что после недавних событий что-то могло перещёлкнуться в сознании чародея — что-то, достаточно опасное, из-за чего он мог напустить своё пламя не только на неё. Лошадь подобного не заслуживала; она — как и сама Криандра — была напугана, но тоже продолжала идти вперёд, таща за собой повозку, в несколько раз более лёгкую, чем она была, когда антариец и зеленоглазая только прибыли ко двору Лекаря. Оставшись лишь с одной из лошадей, чародей лишился возможности забрать с собой все свои вещи, так что большим количеством своего багажа ему пришлось пожертвовать — а вместе с ним и своим расположением к андэран. Видя его напряжённое молчание, моментами отдающее подавленностью, Криандра не рисковала злить его, тщательно предотвращая возможность возникновения даже мелких проступков со своей стороны. Оставив позади место, наградившее их общую память незабываемой ночкой, а зеленоглазую — куда как бо́льшим количеством вещей, которые она хотела бы навсегда позабыть, они ни разу не заговорили о произошедшем. С одной стороны, это сберегло их шаткий, обманчивый покой, но с другой — Криандра терялась в догадках касательно множества не нашедших ответа вопросов, главным из которых был этот: почему же чародей не дал ей погибнуть? Касаясь опущенным, косым взглядом длинных полов его верхней одежды, она до сих пор думала обо всём этом. Он знал — попросту не мог не знать! — что они с Торккой освободили пленника из подвала того дома. Что случилось с её серокожим товарищем, зеленоглазая могла только догадываться, так как со двора хозяйства он попросту исчез. Ей хотелось верить, что, очухавшись, он скрылся с глаз и тем самым наконец спасся от невольничества, на этот раз — уже навсегда, но нескладность произошедшего не позволяла Криандре принять это за данность. Её собственная участь балансировала над пропастью, охваченная тьмой тотальной неизвестности, — но так было не впервой, и сам факт этого не позволял зеленоглазой рухнуть под тяжестью своего нынешнего положения.

Не погружаясь в воспоминания о тех днях и стараясь не замечать шагавшего совсем рядом чародея, она шла вперёд и думала о Торкке. О том, где она находится, напоминал только заплечный мешок, оттягивающий её назад: это была всего-навсего перевязанная верёвкой тряпка, в которую Криандра поместила всю ту одежду, что не налезла на неё саму, — нести всё это самостоятельно было единственным шансом оставить при себе свой скромный, но столь нужный гардероб. Из-за того, что много одежды было надето на ней прямо сейчас, зеленоглазой было жарко и неудобно, но стоило на долю секунды вспомнить тот период времени, когда она ходила по антарийскому лагерю практически голой, как любые жалобы мгновенно выветривались у неё из головы. Вообще всё то, что происходило с ней в эту минуту, было сродни посещению питейного заведения после продолжительного блуждания по иссушенным степям, так что Криандра была бы первой, кто выделил бы самой себе затрещину, взбреди ей на ум на что-либо пожаловаться. Опасность, казавшаяся ей непреодолимой, миновала — это ощущалось особенно явно здесь, на этой безлюдной дороге, охваченной свежестью зеленеющего раннего лета. Она по-прежнему была жива и здорова; вдыхая запахи дикой природы, девушка забывала обо всём — ободранная кожа на лице, ушибы и синяки превращались в пустяки, не достойные никакого внимания. Возможно, ей бы даже удалось почувствовать себя счастливой — ведь она выпуталась из такой ситуации! — но только в том случае, если бы знала, что случилось с Торккой и что прячется в сознании чародея, даже в малой степени не изменившего своей скрытности. Куда он держал путь, куда вёл её, не переставая ежедневно пичкать отравой, а затем — антидотом, о чём думал — всё это оставалось неизвестным для неё, а в неизвестности, как говорится, кроется бездна возможностей; для Криандры же в ней крылась бесконечная вереница трудностей, которые ей предстояло преодолеть, — и она, само собою, хотела подготовиться к ним. Но никаких бесед с антарийцем у неё не складывалось, потому как зеленоглазая боялась провоцировать его на лишнее проявление внимания по отношению к себе. Так они и сосуществовали: шли по одному пути, держа один курс, и в то же время — будто бы врозь, так что Криандра, забывшись, могла ненадолго представить, что она просто идёт домой после тяжёлой, но тем не менее выигранной битвы. Битва эта взаправду была, и она в ней действительно победила, сохранив себе жизнь, — только так и не обрела желанную свободу, а без этого всё внутри было похожим на погожий день, когда солнце ярко светит, но не согревает твоё прозябшее тело.

Это был шестой день, проведённый ими в дороге. За всё это время они не встретили ни прохожих, ни животных, которых можно было бы посчитать чьими-то, ни даже косвенных следов того, что поблизости кто-то жил. Один раз глаза Криандры высмотрели вдалеке что-то, что показалось ей запрятавшейся между деревьями хижиной по другую сторону небольшой поляны, мимо которой они проходили, но чародей не проявил к ней никакого интереса — он даже не взглянул в ту сторону. Всё его поведение отдавало следованием чётко заданной цели, поэтому зеленоглазая пусть и встрепенулась внутренне, но не растерялась в полном понимании этого слова, когда впереди, над верхушками деревьев, вырисовались очертания каких-то высоких построек, чья совокупность недвусмысленно сообщала о нахождении здесь большого города или крепости — с расстояния, с которого Криандра заметила всё это, было сложно утверждать что-либо конкретное. Не выдавая своего взбудораженного состояния, она покосилась на антарийца — тот, приподняв голову, смотрел вперёд, тоже наверняка оглядывая то место. Зеленоглазой пришлось силой подавить своё стремление поскорее разведать всё вплоть до мелочей, так как оно могло ввести её в серьёзные неприятности и что самое главное — полностью лишить возможности добиться желаемого. В этом отношении сговорчивость чародея была похожа на стаю птиц, готовую разлететься при малейшем шорохе, и даже не такой, как надо взгляд Криандры мог этому поспособствовать — потому-то она благоразумно опустила глаза, до поры до времени не подавая виду, что она вообще заметила хоть что-либо. Это не было наглой попыткой обмануть его — при всей наблюдательности чародея рассчитывать на подобное было бы попросту глупо, — а скорее, стремлением задобрить своим послушанием — тем единственным проявлением её характера, в которое он ещё мог бы поверить.

Тот небольшой отрезок пути, который они проделали сквозь постепенно расступающийся лес, зеленоглазая молча боролась с собой и своими опасениями. Она боялась того, что ждёт её впереди, равно как и того, что они могут пройти мимо населённого пункта — а ей хотелось провести хотя бы одну ночь в окружении надёжных стен. Если они направлялись туда — к крепости или к городу, — это исключало наличие в нём эльфов; а достаточно смелая днём, с наступлением темноты Криандра начинала становиться боязливой, так что порой ей с трудом удавалось сомкнуть глаза. Никогда прежде за собой подобного страха она не замечала — впервые он остро проявил себя, когда чародей отобрал у неё светящийся медальон. Это произошло незадолго после того, как они вернулись во двор хозяйства; зеленоглазая, ошалев от пережитого, даже дышала украдкой, и источающая голубоватый свет вещица казалась ей чем-то таким, что было категорически необходимым ей для собственного выживания, — но антариец затребовал её себе, а когда девушка наотрез отказалась это делать, беззвучно мотая головой и прижимая руку с намотанным на неё медальоном к себе, отрезвил её звучной оплеухой. Странно, но именно звук, а не ощущения, прошедшие незамеченными, вынудил Криандру отдать этот предмет — звук, и пальцы чародея, схватившие её за руку и размотавшие врезавшуюся в неё цепочку. К текущему моменту это был последний раз, когда зеленоглазая сопротивлялась чему-то, последовавшему с его стороны. Не хотела она проявлять своей временами просыпающейся воли и сейчас — правда, перестала изображать незаинтересованность местом, к которому они приближались. Помня о том, что только ничего не выражающее выражение лица может спасти её от недовольства человека, от которого ныне зависела её судьба, Криандра подняла глаза на сильно увеличившийся за пару минут ходьбы город. Он и правда был похож на крепость, причём такую, что благодаря своему виду и в частности тусклому песчано-красному материалу, из которого были построены все здания, куда больше вписалась бы в пустынную местность, но выглядывающие из-за внешней стены виды внутреннего устройства склонили зеленоглазую к мысли, что это место было рассчитано в первую очередь на проживание здесь большого количества людей. Местных жителей она, к слову, не увидела — единственными, кто попал в поле её зрения, были солдаты, расставленные на опоясывающих дозорные башни площадках и дозорных путях; чёрно-белая униформа безошибочно выдавала в них антарийцев. Вся эта картина у неё перед глазами показалась Криандре застывшей до того самого момента, как её нарушила выбросившаяся из двери башни девушка. Как только зеленоглазая увидела её, весь мир действительно словно бы погрузился в безвременье. Она резко затормозила и встала как вкопанная, следя за разворачивающимися перед её взором событиями, пока растрёпанная незнакомка с синей лентой, запутавшейся в мышиного цвета волосах, неслась вперёд, взбежав на внешнюю стену, — караульные, не сдвинувшиеся с места, выглядели точно манекены на её фоне. Из той же двери, откуда мгновением раньше выбежала беглянка, выскочил мужчина —с виду антариец — и, уловив её взглядом, понёсся следом. Девушка пару раз оглянулась, прибавила ходу и, свернув в сторону, побежала по проходу, соединявшему площадку перед башней и внешнюю стену, к другой башне. Сердце Криандры, наблюдавшей за этим, забилось с такой скоростью, что даже самый умелый танцор чечётки на свете не совладал бы с этим ритмом; всё вокруг неё резко затихло, так что она могла слышать только саму себя, и в этой неестественной тишине её собственное дыхание отдавалось в ушах с громкостью обрушивающейся на берег многометровой волны. Зеленоглазая будто бы хотела выпрыгнуть из самой себя, чтобы, оттолкнувшись от земли, взлететь на внешнюю стену, но не могла даже пошевелиться. Тем временем незнакомка, чей преследователь уже практически наступал ей на пятки, забежала за угол башни, скрывшись с глаз Криандры. Сознание зеленоглазой поплыло — казалось бы, надолго, но на деле — не дольше, чем на пару секунд. Резкий вскрик привёл её в чувство, но совсем не в то, с которым она подходила к этому городу. Немигающий взгляд вытаращенных глаз не отвлекаясь следил за тем, как возвращался антариец — он шёл обратно по тому же пути, слегка запыхавшись и явно таща что-то за собой. У Криандры перекрыло дыхание, и она открыла рот, чтобы втянуть в себя воздух, но чародей, наблюдавший всё то же самое, по-видимому, решил, что она сделала это, чтобы что-то сказать.