За время, проведённое в пути, чернокудрая научила себя не тешиться необоснованными надеждами и не слишком расстраиваться, когда что-то идёт не так, как ей бы того хотелось, но какой-никакой, а осадок из раза в раз всё же откладывался в её душе. Так и сейчас: не встретив никаких признаков тому, что в этой округе могло бы найтись какое-нибудь «живое» поселение, Фавиола испытала лёгкое разочарование, но его из девушки выталкивало напоминание о том, что никто и не обещал ей наличие здесь населённого пункта; под необходимостью искать укрытие Михи Аэла, скорее всего, имел в виду какое-нибудь место наподобие пещеры или крупного звериного логова, в последнем случае — непременно заброшенного своим истинным хозяином. Если ничего такого не найдётся, полукровка попытается сделать навес из наиболее роскошных в плане листвы ветвей, но такое укрытие из всех возможных было бы наименее надёжным. Так или иначе, они бы точно не остались дожидаться грозу, стоя посередине дороги, поэтому Фавиолу насторожил тот факт, что мужчина до сих пор не свернул с неё.

Спустя минут пятнадцать после того, как они оставили позади поле с высохшими, на первый взгляд, травами, Михи Аэла наконец повернул голову и вгляделся в лес, лежащий по правую сторону от дороги. Деревья здесь были не такие высокие, как в том месте, которое они прошли в первой половине дня, но стояли близко друг к другу, и с их стволов расходились во все стороны широкие, украшенные крупными листьями ветви, в будущем готовые захватить всё пространство вокруг или стать новым деревом, когда основной ствол совсем задряхлеет. Высмотреть что-то в такой обстановке было сложно, но полукровке это всё же удалось, и он, спокойным тоном позвав девушек, указал кивком в нужную сторону и направился туда, окунаясь в зелень густого леса. Фавиолу она уже начинала слепить, но она всё равно последовала за проводником, даже не подав виду на какие-либо имеющиеся у неё жалобы. Разве смогли бы они, будучи озвученными, перенести её в другое место? В её семье было принято рассуждать только о тех вещах, которые могли быть изменены, и чернокудрая привыкла опускать любые жалобы и чрезвычайно редко выражала свою досаду — разве что только чуть-чуть и то совсем ненавязчиво. Но сейчас она посчитала более уместным проследить за Михи Аэлой — и правильно сделала, потому как мужчина, зайдя в заросли, придержал ветви, и если бы Фавиола замешкала и не перехватила их, то получила бы освещающий шлепок по лицу сразу целым ворохом листьев и веточек. Придержав их для Бригиты — вот уж удивительно, что она оказалась последней в их колонне, — чернокудрая выбралась в место, где было чуть посвободнее. Каким-то образом Михи Аэле удалось разглядеть стену хижины, запрятавшейся в лесу, и сейчас он как раз направлялся к ней по высокой, дотягивающейся ему до колена и настолько густой траве, что её было сложно примять даже его тяжёлым шагом. Фавиола же, переглянувшись с подругой, пропустила её вперёд себя и не спеша отправилась следом. Кусты здесь немножко расступались, позволяя подойти к одинокой постройке. Видимо, здесь давно никто не жил, так как зелень подползла под самые её стены, а в некоторых местах даже взобралась вверх по ней. Сама хижина была невысокой: если бы Михи Аэла умело подпрыгнул, то запросто забрался бы на крышу. Было заметным, что раньше вокруг неё был расчищен по крайней мере небольшой участок, а с большой дороги вела тропинка — об этом как раз подсказало отсутствие в том месте кустов и прочей сильно разросшейся растительности. Опасаться в таком месте можно было лишь присутствия зверей; люди сюда не заходили весьма давно. Несмотря на это, хижина не казалась такой отталкивающей, как те постройки в заброшенном поселении, в котором им с Бригитой доводилось бывать некоторое время назад. Даже напротив: было в ней что-то приветливое, приглашающее заглянуть. С той стороны, с которой они приближались, у хижины, сколоченной из брёвен, было лишь два окна, размещённых на таком расстоянии, что между ними запросто могло бы влезть ещё одно. Из-под покатой крыши свисали крючки, и на некоторых из них ещё колыхались небольшие горшочки; казалось невероятным, но в трёх из них всё ещё росли цветы — беспорядочно, но красиво. Углы дома заросли растениями — с одной стороны то ли диким виноградом, то ли плющом, с другой — уже зацветшим вьюном. Фавиола не спешила оказаться рядом с постройкой быстрее остальных, позволив Михи Аэле сперва оценить обстановку. Мужчина, обойдя дом, внимательно осмотрелся, а затем позвал их за собой, выглянув из-за угла. Бригита к тому моменту уже таращилась на него оттуда, поэтому дожидаться им пришлось только Фавиолу, которая, следя за тем, куда поставить ногу в зарослях перед собой, вскоре выбралась к ним.

Если у этого дома и был когда-то двор, то сейчас ничего не свидетельствовало о том, насколько большим он был и где именно пролегали его границы. Не было ни забора, ни каких-либо отметин — только те же травы и кусты, что и со стороны фасада. Двери на месте не оказалось, но она нашлась неподалёку — сколоченная из некогда ровных, отполированных досок, теперь она лежала рядом со входом. Поднимая её, Михи Аэла дивился, почему никто до этого времени не поставил её на место, ведь, на его взгляд, это место раньше уже использовалось кем-то для ночлега. Фавиола не стала расспрашивать, как он это понял, но раз полукровка говорил об этом таким тоном, то ничего пугающего в этом быть не должно было — едва ли он со спокойной душой ступил бы вместе с ними на территорию разбойничьего логова, да и маловатым оно было для какой-нибудь шайки. Скорее всего, здесь останавливались такие же путники, как и они, которые, переждав нужное время, двинулись дальше. Точно так же собирались поступить и они сами.

Прислонив дверь к стене, Михи Аэла зашёл в дом осмотреться. Он вернулся весьма быстро и, исключив наличие угрозы, предложил спутницам укрыться внутри. К тому времени уже разыгрался сильный ветер, и потому Фавиола не стала задерживаться и шагнула вперёд, заходя в своего рода прихожую почти что одновременно с Бригитой. Помещение это было по-настоящему узким: встав плечом плечу, они с рыжеволосой подругой попросту в нём не уместились бы, — при этом оно было и недлинным. Стены между этой «прихожей» и основными помещениями дома не имелось, поэтому обе девушки сразу же вышли к ним. Изнутри же дом оказался ещё меньше, чем выглядел снаружи. Комнат как таковых не имелось, только одно сплошное пространство с перегородкой ближе к внешней стене дома слева от входа. Целой мебели не осталось — на глаза попадались лишь покосившиеся старые полки и ошмётки попа́давших с них вещей. На одном из окон висели простые шторки из плотной грубой ткани блёклого зелёного цвета: именно они и висевшие снаружи цветочные горшки создали впечатление, что когда-то здесь жили предприимчивые и, вполне возможно, жизнерадостные люди. Но, невзирая на эти впечатления, внутренние помещения дома выглядели совершенно заброшенными — лишь только пыль и потерявшие свою надобность вещи оставались в его стенах.

Фавиола задержалась возле прихожей, поэтому имела возможность наблюдать за тем, как Михи Аэла старался вдеть дверь в старые петли, но одни из них были сломаны, поэтому, поразмыслив, мужчина решил действовать другим способом.

— У этого дома есть подвал, — сказал он, взглянув на кареглазую девушку. — Я схожу туда, а вы пока подождите здесь.

Чернокудрая кивнула ему в ответ и перевела взгляд на Бригиту. Та упёрла руки в бока и обвела взглядом окружающее пространство, раздув щёки, а затем сходила в прихожую и притащила оттуда мешок Михи Аэлы и их походный рюкзак. В доме почти не сохранилось половиц — интересно, почему? — и сидеть пришлось на твёрдой земле. Чтобы не простудиться, рыжеволосая отцепила от рюкзака их спальный мешок и вытащила из вещей полукровки сменную одежду. Мешок Бригита передала подруге, а сама подошла к стене и притащила оттуда одну из упавших полок. На неё она и присела.

Несколько последующих минут они с Фавиолой провели в полном молчании; чернокудрая — разглядывая носы своей обуви, рыжеволосая — водя взглядом по потолку.