Взмахнув головой, Фавиола продолжила вышагивать вслед за своими соратниками, предварительно упираясь в рыхлую почву концом самодельной пики, сделанной в первую ночь после того, как они с Бригитой оказались одни. Ноги переставлять нужно было с осторожностью, так как поле было сплошь в кочках, да и кроты постарались на славу, взрыв множество нор по всему заброшенному периметру. Просматриваемость ландшафта была так себе, и основной причиной тому были растения: они были высокими, местами дотягивающимися Фавиоле до шеи и густо растущими. Больше всего они были похожи на плевел, только выглядели толще и сами по себе были гораздо жёстче на ощупь, и помимо этого имели на себе крошечные отростки, которые цеплялись за прохожих, подобно мелким коготкам — едва различимым с виду, но не по ощущениям. От знакомых Фавиоле растений их также отличало то, что все как один они были жёлтыми и казались выцветшими и засохшими, хотя на деле это было не так. Растения эти были живы — чернокудрая чувствовала это, когда проходила сквозь них, — только поле их было забыто. Но было ли им дело до этого? Они росли вопреки отсутствию чьей-либо заботы и внимания, и, возможно, в этом путешествии Фавиоле с Бригитой следовало бы поучиться у них.

— Надо поторапливаться, — замедлив шаг почти до полной остановки, сказал шедший впереди Михи Аэла, предварительно задрав голову и взглянув на небосвод. — Надвигается буря.

День был ясным, хотя это стало понятным, лишь когда они вышли из густого леса. Возможно, именно поэтому мужчина и решил пройти сквозь поле, хотя они могли этого и не делать: лес окружал его со всех сторон, и большой разницы не было бы, если бы они решили это место обогнуть. Теперь же Фавиола, обратив внимание на небо у себя за спиной, должна была признать, что с востока к ним действительно ползли темнеющие на глазах облака, и то, что до этого светило яркое солнце, лишь повышало вероятность бури. За время путешествия она уже успела настигнуть их дважды, и в один из них они здорово промокли, что впоследствии замедлило их продвижение к намеченной цели. Но Михи Аэла опасался не только этого. По его словам, бури в третий месяц весны бывают по-настоящему опасными, особенно в определённых регионах, и они находились как раз в одном из таковых. Чернокудрая признавала, что полукровка имеет в таких вещах больше понимания, чем она, поэтому спорить не стала, а просто ускорила шаг. Она и так слегка отстала от идущих впереди мужчины и рыжеволосой девушки — а та, надо сказать, даже ускакала в какой-то момент наперёд их проводника. Глянув на неё, Фавиола не могла не отметить, что последние пять дней в определённом смысле изменили Бригиту, хотя правильнее было бы сказать, что это сделало присутствие Михи Аэлы. Спавшее с неё напряжение обнажило характер, который, казалось бы, всё это время был задвинут за другие качества, более подходящие ситуации, но сейчас чернокудрой казалось, что она моментами видела ту Бригиту, которая была ей привычнее всего. Рыжеволосая девушка была по-странному замкнутым, но при этом говорливым человеком, а Михи Аэла, будучи внимательным слушателем, прекрасно подходил ей в качестве компаньона. Первые дни Бригита хватала его общество, будто жаждущий, дорвавшийся до воды. Справедливости ради надо сказать, что она всё же выдерживала дистанцию, но только лишь первые часы после их отбытия, а затем — как понеслось! Фавиола одновременно чувствовала себя и странно, и радостно, наблюдая за тем, как её соратница оживает у неё глазах. Рыжеволосая приободрилась, стала веселей и даже разговорчивее, чем прежде. Казалось, она не упускает ни единой возможности поддеть Михи Аэлу и затянуть его в контакт, а так как о серьёзных вещах говорить не хотелось — что резко уменьшало список тем для разговора, — то связующим звеном стали шутки. «Что, Михи Аэла, — спрашивала Бригита, расстилая свой спальный мешок и поглядывая на полукровку, который, завершив все дела, устраивался возле деревца в стороне от костра, служившего центром их ночлежки, чтобы при необходимости иметь возможность отвести опасность от их маленького лагеря, не пропустив её к девушкам и их вещам. — Не боишься спать на краю? А вдруг придёт серенький волчок и укусит за бочок?» Она лукаво улыбалась — а была среди её улыбок такая особо хитрая улыбка, затрагивающая все черты лица, — и складывалось впечатление, будто она что-то затеяла или даёт намёк на что-то такое, что знает только она; а Михи Аэла, само собой, её не понимал, и тогда бросал неловкий вопрошающий взгляд на Фавиолу. Та расслабленно улыбалась ему в ответ, тем самым дав мужчине понять, что это очередная шуточка её подруги, которую не стоит воспринимать всерьёз. Тогда уже, опустив голову и качнув ею, улыбался и сам Михи Аэла, и в его поднятом на Бригиту взгляде читалось нечто навроде: «Хорошо, ты меня обставила». И рыжеволосую девушку это, конечно же, оставляло очень довольной.

Она и сейчас выглядела таковой. В отличие от Фавиолы, которая выползла из поля и, устало вздохнув, оглянулась на него, взглядом также охватывая и преследующие их облака, рыжеволосая будто бы и не замаялась вовсе. Она шла лёгким шагом, а чернокудрая, нагоняя их с полукровкой, поправила на себе расстёгнутую куртку — ранее ей было жарко, и она решила расстегнуться, но сейчас поднимающийся ветерок отчётливо лизнул её вспотевшую кожу, указывая на то, что Михи Аэла в своих прогнозах был весьма точен. Бригита впереди него почти что летела, отмеряя путь широкими шагами; они с мужчиной говорили о чём-то, и рыжеволосая моментами даже шагала задом наперёд, так что по ней и не скажешь, в каком опасном путешествии они находились. Налетевший ветер взметал её волосы, принося с собой предвестия о грозе, но Бригиту это, похоже, лишь вдохновляло. Фавиола отчётливо помнила, как во время одной из былых поездок на озеро рыжеволосая была единственной, кто не укрылся в доме, оставшись глядеть, как молния бьёт в потемневшую воду. Возможно, было что-то в её душе, с чем по буйности силы могла соперничать лишь эта стихия, да и если так подумать, то подобное притягивается к подобному. Но меньше всего чернокудрая хотела, чтобы к её подруге притянулась молния, поэтому им всё же следовало поспешить и найти себе хоть какое-то укрытие.

Незаметно для Фавиолы возле поля возникла дорога, словно кто-то когда-то — судя по виду, ну уж очень давно — проезжал здесь, намеренно протаптывая колёсами и копытами лошадей себе путь. Глянув на Михи Аэлу, чернокудрая попыталась разобраться, знал ли полукровка об этом или его сюда привела интуиция, но, в любом случае, она была рада идти по твёрдой и относительно ровной дороге, порядком устав пробираться сквозь лес, где нет-нет, но так и подглядывает случай подвернуть себе где-нибудь ногу. В то же время дорога означала присутствие здесь людей, а потому сохранялась возможность наткнуться на какое-нибудь поселение. У Фавиолы начинало складываться впечатление, будто она совсем отвыкла от людей, и поэтому ей требовалось возобновить все свои социальные навыки, чтобы совсем не одичать. В последнее время она говорила до ужаса мало, а ведь когда-то самой болтливой в их компании была как раз-таки она, но сейчас уже и не вспомнишь, откуда она брала все те слова… Кажись, она вела беседы о сущих мелочах: о прочитанном в журнале, о недавней передаче, о каких-то ситуациях, случившихся на танцах с ней или с другими. Они с подругами обсуждали всё на свете; чаще всего её собеседницей была Трина и другие девчонки, но и с тандемом Бригиты и Криандры, с которым она виделась реже, чем с остальными, ей тоже всегда было о чём поговорить. Может, она просто не заметила, как окончательно одичала, теша себя иллюзиями, что этого ещё не произошло? Ведь должна была быть причина тому, что моментами Фавиола не узнавала себя саму, дивясь, куда же делись её привычные чувства и желания.

По обе стороны от путников вновь растянулся лес. Шуршащий листвой кустов и деревьев на поднимающемся ветру, он навёл чернокудрую на неясные мысли о безысходности — уследить в этом связь было совсем несложно, учитывая, сколько времени за последние недели Фавиола провела в лесу, — поэтому она прогнала их, предпочтя задуматься о том, что будет после. В ближайшие часы разразится буря, а значит, им так или иначе придётся найти себе место, где её переждать. Затем, не дожидаясь, пока пролившаяся на землю вода высохнет под вновь выглянувшим солнцем, они соберутся в путь и тут же отправятся дальше. Рано или поздно они таки выйдут к реке, отмеченной на карте, найдут способ перейти её и в течение дня или двух окажутся возле другой, а уже там, на одном из её изгибов, наконец увидят руины старого форпоста. Стоило признаться, Фавиола не раз пыталась представить, как будет выглядеть это место и остановившиеся в нём Смотрящие из-под Сводов. Она даже пыталась сложить в уме что-нибудь из предстоящих переговоров с ними, но, по правде говоря, и предположить не могла, как Пламеносные встретят их и что вообще скажут, поэтому дальше приветствий ей в своих размышлениях зайти не удавалось, да и те время от времени мысленно переписывались на другие, так что Фавиола была практически уверена: при встрече всё развернётся совсем по-другому, чем так, как она уже успела себе напредставлять.