— Как быстро до него можно добраться, если идти отсюда? — спросила Фавиола.
Ей нужно было записать эту информацию, но рюкзак со всеми необходимыми принадлежностями сейчас находился у Михи Аэлы, поэтому чернокудрая сконцентрировалась, намереваясь тщательно запомнить каждую деталь.
— Смотря, как быстро и каким путём вы туда пойдёте, — ответил эльф. — Если у вас уже был разработан план, как добраться до форпоста, то можете не отбрасывать его — предполагаю, что он включал в себя движение вдоль Нильхе, — но, изгибаясь, она заворачивает вновь на юг, и потому следует быть внимательными. Чтобы ненароком не вернуться обратно, нужно вовремя отделиться от неё. Когда, поворачивая вместе с Нильхе, вы уткнётесь в лес, будьте осторожны: в нём запряталось весьма опасное болото. Если не боитесь этого, то пересекайте лес вместе с болотом, держа путь прямиком на запад: так можно выйти к одной из старинных дорог — с ней вы точно не прогадаете, так как она хорошо сохранилась и ведёт вдоль реки Кельша́нт, которая немногим севернее впадает в Альдана́э. Но это не самый безопасный путь. Если у вас есть основания сомневаться в своих силах, то лучше не заходить в лес, а вместе с Нильхе завернуть на юг и дойти до междулесья, а уже оттуда — на запад и к дороге. Она приведёт вас прямиком к Красному Полю. Но даже если вы заплутаете в её окрестностях, существует вероятность, что вам встретится кто-то из мятежных солдат или их разведчиков.
«Или антарийцы», — мысленно добавила Фавиола, отдавая себе полный отчёт в том, что эта догадка также может оказаться верной — чего бы очень не хотелось. Путь и так звучал непростым, а если добавить к этому все прочие сложности, с которыми они могли встретиться, так и вовсе превращался в испытание, которое нужно было заранее тщательно обдумать. Пока Пламеносный говорил, чернокудрая представляла себе все эти места, попутно прикидывая в уме, что им может понадобиться в дороге. Надо было запастить долго хранящейся едой, придумать, как спасаться от дождя, чтобы затем не замерзать в мокрой одежде, и учесть все прочие природные условия. Подготовиться к этому здесь, в этом лагере, было практически невозможно: Фавиола даже не была уверена, что они смогут добыть себе подходящую пищу.
— Спасибо, — тем не менее с искренностью произнесла она.
Мужчина рядом с ней некоторое время молчал, а затем вдруг сказал:
— Будьте осторожны.
Чернокудрую насторожило то, как прозвучали эти слова. Это было вовсе не формальное напутствие или призыв сохранять бдительность, как это полагается делать всем путешественникам. В этих словах скрывалось нечто большее, и Фавиола поступила мудро, выдержав паузу, так как, не сбившись с мысли, Пламеносный добавил:
— Что-то… происходит.
На сей раз девушка наоборот сообразила, что если не поддержит разговор, то может упустить нечто очень важное.
— Где? — почти перейдя на шёпот, спросила она.
— Повсюду, — совершенно серьёзно ответил эльф, — и во всём.
Они сидели молча около минуты. Фавиола смотрела на Пламеносного, а тот, в свою очередь, будто бы погрузился в себя. Чернокудрая редко встречала такое: у него был целиком отсутствующий взгляд, а рука неосознанно поднялась к груди, и эльф пошевелил пальцами в медленном, хаотичном движении.
— Пламя… — выдохнул он.
Чернокудрая отвела глаза, словно стала свидетелем чему-то, что не предназначалось для неё или что она не могла понять в той мере, в какой это требовалось. И всё же что-то очень тревожное передалось ей вместе со словами Пламеносного. Она не имела никакого отношения к этой магии и знала о ней лишь в общеизвестных чертах, но каким-то образом стала причастна к тому, что было с нею связано. Возможно, так случилось потому, что это пламя пронизывало эти земли и окутывало живущих здесь людей, и Фавиола — при всём том, что не являлась частью окружающего её мира, — не могла в нынешних условиях существовать отдельно от них. На самом деле она чувствовала себя так практически с первого дня, как попала сюда.
Затерявшись в собственных ощущениях, чернокудрая подняла глаза и взглянула вперёд себя. Неспешными шагами к ним приближались песенница и мальчишка, которого Фавиола попросила об услуге. Расстояние было достаточным, чтобы она успела ещё немного переговорить с Пламеносным, но разговор казался настолько завершённым, что она даже не знала, какие слова можно подобрать, чтобы дополнить его; так что чернокудрая лишь перемалывала в уме мысли, больше отдающиеся в ней эмоциями, нежели конкретными фразами, и смотрела на приближающуюся женщину. Песенница ответила на её взгляд своим, на мгновение перевела его на Пламеносного, затем — снова на девушку и напоследок коротко взглянула на статую, возле которой рос шиповник. Фавиоле причудилось, будто посредством этой цепочки взглядов Ильмэя провела с ней отдельную беседу. «Пламя… — прошелестели в уме тонким эхом услышанные прежде слова. — Цепи — клетка для пламени… Только истинное пламя способно сжечь…»
Подул ветер, и его дуновение будто бы незаметно подхватило всё, что наполняло чернокудрую в это мгновение, и унесло это прочь. По воздуху в кривом танце промелькнули белые лепестки сорванных с кустов цветков шиповника. Чьё-то присутствие дало знать о себе тёплой мягкостью в ветре, и Фавиола почувствовала себя словно гостьей, забредшей в чужое, но гостеприимное место. Что-то большее происходило вокруг — что-то, что нельзя было уловить глазами. Быстрого взгляда, брошенного на Пламеносного, было достаточно, чтобы понять: он не чувствует и не улавливает этого; свои собственные, отличающиеся от этого эмоции обуревали его. Чернокудрая приняла это без подозрительности и просто забрала эти странные ощущения себе, словно положив их в некий воображаемый карман подобно чему-то осязаемому, чтобы при надобности вспомнить и применить на том сложном пути, что должен был вскоре вновь раскинуться перед ней.