Выдохнув, чернокудрая решила перейти к делу:

— Мы попали в беду и потому ищем помощи, — сказала она, сразу же начав с самого главного. — Нам нужны Пламеносные. — Немного помедлив, девушка добавила: — Хотя бы один.

Мужчина смотрел на неё, будто бы без какой-либо задней мысли. Фавиола понимала, что большинство людей подобная просьба, скорее всего, никак не затронула бы, но о Пламеносных она слышала другое. В настоящее время Синим пламенем называли магию, присущую исключительно эльфам: она проявлялась в них возможностью реализовывать имеющуюся магическую энергию весьма разнообразными способами и, судя по всему, передавалась по наследству, при этом часто пропуская несколько поколений. Благодаря последнему такое Синее пламя можно было поставить вровень с прочей магией, которой были наделены имперские народы. Но истинным Синим пламенем считалась магия, возникшая в эльфах во времена зарождения Авалиана. Да, её можно было передать другому человеку, но по сути своей она была глубоко индивидуальной. К тому же Синее пламя тех времён напрямую зависело от внутреннего содержания своего носителя: оно реагировало на его состояние и поступки. Проявив небывалую для себя смелость в стремлении защитить то, что ему дорого, эльф мог «зажечь» в себе пламя, но время спустя, задумав с его помощью нечто дурное, рисковал навсегда потерять его. Синее пламя было неразрывным с высокой моралью и духовностью человека; современные эльфы просто наследовали его — как бы всему народу и ни хотелось верить в другое. Последними, кто обладал «настоящим» Синим пламенем, было принято считать эльфийских принцев; после магия их народа, как и он сам в целом, претерпели немало изменений. Но это не означало, что наличие Синего пламени вообще никак не влияло на того, кто нёс его в себе. Даже если родившийся Пламеносным не был наделён внутренним благородством, его взращивали в нём — именно потому подавляющее большинство ещё в совсем юном возрасте попадало в услужение к высокопоставленным господам. Кто-то считал это необходимостью, чтобы сохранить исконное предназначение Синего пламени, другие видели в этом иной мотив — стремление подчинить сильнейших из магов, привязав их к себе не только физически, но и морально. Как бы там ни было, но Пламеносные инстинктивно пытались соответствовать той роли, которую возлагало на них общество, зачастую перевоспитывая самих себя. Означало ли это, что все они были порядочными, готовыми на самопожертвование людьми? Не зная их всех, сложно было утверждать подобное, ведь все люди, как известно, неизменно разные.

Мужчина, стоявший напротив Фавиолы, смотрел на них с некоторой растерянностью, делая вид, будто не понимает сути дела, и выглядел так, словно ждал продолжения.

— Нам нужна Ваша помощь, — решилась сказать чернокудрая.

Ничего не изменилось в лице эльфа.

— Моя? — весьма незатейливым тоном спросил он.

Фавиола кивнула, не став оглядываться на своих спутников, но, судя по гаркнувшему «кхм», прозвучавшему со стороны Бригиты, можно было представить, какое лицо она состроила.

— Вам нужны верёвки? — мельком взглянув на ящик, стоящий на земле возле него, осведомился мужчина.

— Верёвки? — на сей раз переспросила уже чернокудрая.

— Ну да, — ответил предполагаемый Пламеносный. — Я плету верёвки.

Между ними четырьмя возникла тишина. Фавиола подыскивала варианты относительно того, что бы можно было на это ответить. Эльф, вновь взглянув на каждого из них, добавил:

— Так сколько вам надо?

Чернокудрая встала к нему полубоком и всё же взглянула на своих спутников. Бригита, похоже, была близка к тому, чтобы обматерить мужчину, а потом и всех остальных. Михи Аэла просто молчал, хотя в его взгляде читалась вовлечённость в разговор. Фавиола перевела свой взгляд на мужчину, затем — на траву у них под ногами. Могло ли быть такое, что случилась какая-то осечка? Может, она не на того человека посмотрела, когда беженка указывала на Пламеносного? Или же не был он никаким Пламеносным, а действительно плёл верёвки… Такую версию тоже нельзя было отбрасывать. Но стала бы та девушка лгать по поводу этого? Чернокудрая не могла подобрать никакого мало-мальски подходящего мотива для подобной лжи, поэтому продолжила придерживаться мнения, что мужчина просто разыгрывает спектакль, исполняя который он — надо отдать ему должное — был весьма убедителен.

— Это что за театр одного актёра? — заговорила Бригита — как и ожидалось, в достаточно резкой форме, разве что голоса не повысила. — Месье притворяшка-ничего не понимашка и всё в таком роде… Короче, мы всё про Вас знаем.

Фавиола отступила по направлению к ней, будто пытаясь прикрыть собой не только подругу, но и прозвучавшие из её уст слова.

— Мы — путешественники издалека и нам просто нужна помощь, — забила она своими словами возможное продолжение со стороны рыжеволосой, глядя на мужчину и одновременно маяча перед Бригитой. — Ради этого мы идём в старый форпост, что стоит за изгибом реки Нильхе.  Говорят, там сейчас остановились Смотрящие из-под Сводов. — На случай, если это всё же не было всем известной информацией, заговорила потише Фавиола. — Нам сказали, будто Вы об этом что-то знаете. Это всё.

Пламеносный — если это действительно был Пламеносный — мог посчитать их кем угодно. Чернокудрая не хотела впутываться в ещё большие неприятности, поэтому сочла нужным как-то подчеркнуть то, что они не станут допытываться до победного конца. Если бы они начали чрезмерно давить на него, эльф увидел бы в этом угрозу для себя, особенно если учесть, что он тщательно оберегал свою тайну — тайну, которую с такой лёгкостью выдала Фавиоле одна из беженок. Ничего не сходилось в уме чернокудрой, и она решила, что будет лучше отступить, чем по неосторожности наломать дров. В конце концов, они и так направлялись к форпосту и ничего дурного не случится, если они вернутся к своему прежнему плану.

Мужчина смотрел на них ещё долю минуты, а затем спросил:

— Так вам нужны верёвки?

На этом их разговор можно было считать завершённым.

— Лучше себе сплети, — прокомментировала Бригита, — а на конце сделай петлю и…

Неожиданно для Фавиолы это был Михи Аэла, который обхватил девушку за плечи одной рукой, развернулся сам, вынуждая развернуться и её, и повёл рыжеволосую прочь, успев бросить в сторону их собеседника формальные слова прощания. Спустя несколько шагов он отпустил её, и, к счастью, Бригита не проявила рвения договорить или довести это дело до очередного скандала. Чернокудрая, бросив задумчивый взгляд на эльфа, последовала за ними.

Теперь же вполне закономерно вставал вопрос, как быть дальше. Бригита всё так же настаивала на том, чтобы покинуть беженцев и уйти своей дорогой — на другое она попросту не соглашалась, даже не рассматривая какие бы то ни было условия. Фавиолу это огорчало, но она ничего не могла с этим поделать, из-за чего на неё вновь навалилось какое-то апатичное бессилие. Посреди беженцев ей было по-своему уютно, и она с трудом смотрела в сторону необходимости вновь продолжать путь в той манере, в которой они проводили своё путешествие до этого. Тем более ей хотелось ещё хоть чуть-чуть поболтать с Ильмэей.

— Проверьте всё ещё раз, — попросила чернокудрая, несмотря на то, что обязанность координировать действия их маленькой компании почти всецело лежала на полукровке. — Я подойду к вам через минут десять-пятнадцать.

Бригита могла в очередной раз встать на рога, но Фавиола взглянула на неё, не став скрывать своих мыслей, а они у неё крутились вокруг того, что раз её подруга могла выдвигать какие-то особые, принятые ею одной решения, то и она сама тоже имела право хотя бы на такую мелочь, как небольшая задержка. Михи Аэла наверняка понимал это, так как переключил внимание рыжеволосой на себя, позволив Фавиоле заняться своими делами. Их было не так много: чернокудрая всего-навсего хотела попрощаться с песенницей и, быть может, услышать от неё какие-нибудь добрые напутственные слова, которые нынче были не в меньшей цене, чем продукты или сменная одежда в рюкзаке. Понимая, что женщина сейчас может находиться где угодно, а времени у неё было не так много, Фавиола подловила одного из ребятишек, бегавших вокруг — они носились так быстро, что за парочку минут могли оббежать всех и каждого на месте стоянки, — и попросила его найти Ильмэю, чтобы передать ей: её будут ждать у водопоя — так беженцы называли место в их лагере, где стояли бочки со свежей водой. Передав послание, чернокудрая сразу же отправилась к назначенному месту.