«Ты ничего по-настоящему не знаешь», — твердила себе Криандра, но тихо и быстро, будто чувствуя в этом какую-то неправильность. Так бегло обычно разговаривают дети, когда хотят что-то сказать, но внутри себя понимают, что им за это может «влететь». Зеленоглазая медленно покачала головой, надеясь хоть как-то упорядочить не столько свои мысли — это было бы бессмысленным, — сколько своё отношение к ним. «Та тэйрэт в антарийском лагере не стала бы отсиживаться на месте, рассчитывая, что всё разрешится само собою», — обращаясь к самой себе, подумала она и бросила взгляд на стул, придвинутый к столу. На нём аккуратной стопкой лежала её эльфийская одежда, которую девушка сменила обратно на ставшую привычной за время её плена. И будто добивая внутри себя всячески изворачивающиеся сомнения, с убеждённостью мысленно произнесла: «Криандра бы так не поступила». Она действительно была человеком, идущим навстречу другим людям, и часто помогала окружающим, но прежде — никогда так, чтобы в убыток себе. Это была бескорыстная помощь, но она не вынуждала Криандру делать выбор между чем-то своим и чужим. Дать советы соседке по парте, провести занятие для подруги, которая чуть хуже понимает предмет, и даже засидеться поздно вечером на час-полтора, чтобы внести коррективы в чей-то проект, даже если придётся переделать его на девяносто процентов — да, это она могла. Только это не требовало от неё никакой исключительной отваги или самоотдачи. «Почему я обманываю себя? — честно задала себе вопрос зеленоглазая в некой тихой нише своего разума. — Я была услужливым и предприимчивым человеком, потому что это было легко». Даже сейчас, когда все звуки, раздающиеся внутри дома и вне его, были все как один естественны и привычны, Криандра не могла выкинуть из головы стук, доносившийся из подвала, и ей казалось, что он будет звучать внутри неё ещё очень долго, даже если она полностью отстранится от него. Только решение по этому поводу она, на самом деле, приняла задолго до того, как этот регион вновь охватила темнота пасмурной ночи.

Убедившись, что чародей спит небывало крепко, зеленоглазая свесила ноги со своей «постели» и бесшумно поставила их на пол. Раньше, когда она только оказалась в лагере и непосредственно — в жилище чародея, у неё каким-то образом получалось чувствовать его магию, и этот неожиданный навык помогал ей определить, когда он просыпался, — но со временем эта способность исчезла. Криандра интерпретировала её как результат соприкосновения магии чародея и её собственной. Сколько времени прошло с тех пор, как ей удавалось задействовать оказавшуюся в её распоряжении стихийную магию? Попытки, настороженные и слишком мелкие, не приносили никаких плодов, а нервная окружающая обстановка в итоге вытеснила их. Одним словом — Криандра просто перестала пытаться, объясняя это не подходящестью момента. Всё это обернулось тем, что она уже и не могла вспомнить, когда конкретно она в последний раз прибегала к этой магии или когда вообще чувствовала в себе её присутствие. Складывалось впечатление, будто та попросту исчезла — не насовсем, но так, словно заступила за ширму, спрятавшись от Криандры и её вопиюще безалаберного отношения к ней. Зеленоглазой следовало развивать эти навыки вопреки всему. Она ведь находила возможность поесть или помыться; точно так же нужно было поступить и с магией. Но сейчас всё было упущено, а потому, ввиду необходимости действовать безотлагательно, ей следовало ориентироваться только на внешние признаки. Они же не говорили ничего конкретного. Да, сон чародея был спокойным, и Криандра не замечала в нём особой чуткости в данном плане, но он не раз показывал ей своё умение мгновенно пробуждаться в тот самый момент, когда она менее всего этого ожидала. «Ты снова ищешь предлоги», — подумала зеленоглазая, отводя взгляд от спящего антарийца — как раз впервые за час перевалившегося на другой бок, — и поднимаясь на ноги.

Пока она прокладывала себе путь к двери осторожными шажками, половицы ни разу не скрипнули, но, тем не менее, Криандра отдавала себе отчёт в том, что, едва она выйдет в коридор, нужно быть готовой ко всему. Надежду на то, что у неё удастся хоть что-либо, давало отсутствие Торкки в доме: когда несколько часов назад зеленоглазая проходила сквозь прихожую, его в ней не было, равно как и замка на входной двери. «Кот из дому, — без иронии подумала Криандра, подобрав руками свою обувь, — мышки в пляс». Чародей, по-видимому, пока ещё не проснулся — непогода за окном была шумнее зеленоглазой и за время сна антарийца уже приучила его сознание к себе, — но он был только одной преградой из двух. Вторая устранила себя сама, и если бы это было не так, Криандра вряд ли решилась бы хоть на что-то этой или любой другой ночью.

Дело было в том, что ещё до заката Лекарь покинул дом, и зеленоглазой довелось услышать, что он вернётся лишь к завтрашнему обеду.

Открыв дверь — тоже удивительным образом не скрипнувшую, — девушка вышла в коридор, всё так же осмотрительно ступая вперёд. В прихожей Торкки действительно не оказалось, и если бы он был поблизости, то не стал бы таиться, а значит, в доме его не было. С каждым шагом чувствуя, как в ней нарастает неподвластная контролю напряжённость, Криандра собралась с духом и протиснулась сквозь небольшую щель, образовавшуюся, когда она приоткрыла входную дверь. Ветер тут же встретил её, набросившись на её щёки и волосы и подёргав девушку за края одежды, так что она мгновенно ощутила разницу между внутренним теплом дома и холодом ветреной ночи. Бросив взгляд на траву за колодцем, зеленоглазая не встретила там лошадей, но затем быстро вспомнила, что Торкка — безусловно, по велению чародея — весь предыдущий день занимался тем, что обустраивал старое стойло; и теперь животные находились там. Ей бы хотелось взглянуть на них, чтобы потешить себя присутствием хотя бы кого-то, кто был ей понятен и дружелюбен по отношению к ней, но, расправив на себе жилетку, чтобы ветер имел меньше возможностей приласкать её, Криандра завернула за угол и прошла вдоль тыльной стороны дома. Она старалась не заглядывать в лес, честно признавшись себе, что при таком настроении даже жёлтые глаза филина могут спугнуть её и лишить всякого мужества, а сейчас ей была необходима вся её решимость, на которую она только была способна.

Подобравшись к двери, которая вела внутрь той части дома, что принадлежала Лекарю, зеленоглазая медленно потянулась к ней, — девушке не давало покоя навязчивое чувство, будто владелец по-прежнему находился внутри. Она только чудом не вскрикнула, успев зажать руками свой рот, когда рядом с ней вдруг возник Торкка. Криандра вперила свой взгляд в серокожее существо, которое остановилось мгновением прежде за её левым плечом и сейчас смотрело на неё в ответ, а затем жестом указало назад, словно тем самым давая понять, что он попросту пришёл вслед за ней. Зеленоглазой такое пояснение было сложно принять, учитывая, что она не услышала ни единого звука, свидетельствовавшего о том, что кто-либо следовал за ней попятам — особенно кто-то такой большой, как Торкка, — но, подавив испуг от неожиданности, она сумела отказаться от любых возможных мыслей об этом и сконцентрировалась на главном. «Что ты здесь делаешь?» — практически жестами спросила у своего товарища Криандра. Тот указал головой на дверь. Зеленоглазая, отвернувшись от него, всё-таки взялась за неё и потянула на себя. В тот же момент им навстречу хлынула коридорная тьма.

Оглянувшись вокруг, зеленоглазая вновь засомневалась, но Торкка, стоявший рядом с ней, похоже, испытывал эмоции по-другому и никакого волнения не выразил — лишь ожидание. Никакого света нигде не было, не считая того освещения, что давала луна, но оно практически не затрагивало внутренние помещения дома, ныне таящие в себе ночь, какой бы она была, если бы облака затянули и это небесное тело тоже. «Может быть, всё это ошибка, — ошеломляюще резко прикинула в своём уме Криандра, — может, дело действительно в каких-нибудь чудищах». Звуки, которые она слышала в первую ночь, были мало похожи на человеческие, а значит, она вполне могла встревожиться о чём-то, что заслуживало совсем иной реакции. Но с другой стороны… Зеленоглазая опустила взгляд и взглянула на подол своего платья, живо представляя на его месте подол другого куска одежды — рабочей туники, которую она носила, будучи невольницей. Она слишком хорошо представляла себе, каково было находиться в полной власти у людей, которые могут позволить себе в прямом смысле всё. Если оставалась хотя бы малая вероятность того, что у Лекаря был раб или рабыня, которым не позволяли даже высунуться из подвала, Криандра не могла это просто так оставить: уж слишком часто она утыкалась взглядом в подол своего невольничьего одеяния, стремясь не замечать людей, которым не решалась помочь.