— Послушай, — в который раз молодой целитель попытался поговорить с ней по-человечески, без ненужных выкрутасов и попыток уязвить друг друга, — никто не ставил своей целью доставлять тебе неудобства. Если бы ты…

— А-а… — не позволяя ему договорить, протянула эльфийка и выдвинула руку из кармана, заставляя и вторую пошевелиться вслед за ней. Дело было в том, что дно передних карманов на куртке девушки было разрезано, чтобы в них можно было спрятать её накрепко перевязанные между собой руки. — Так это было сделано для моего удовольствия! Чья это была идея? Твоя, мальчик с большой улицы? Претворяешь свои фантазии в жизнь за мой счёт?

«Она злится, — бросил самому себе Эмироэль, чтобы не вскипятиться в ответ на её слова, которые, в общем-то, несли в себе оправданное недовольство. — Ты бы тоже злился». Рода, конечно же, была в курсе, что он не имел к этому никакого отношения, — это была мера, предпринятая исключительно Моргиной; тем более, она понимала, почему всё сложилось именно так. Роде никто не доверял, и она даже не делала никаких попыток, чтобы развеять такую настроенность по отношению к ней.  Если бы они хотя бы на мгновение отвернулись от этой девушки, её бы и след простыл — это понимали как они, так и сама Рода. Но саму ситуацию это, разумеется, оправдывало лишь наполовину. Никто бы не захотел преодолевать такой сложный путь в качестве пленника, но черноволосая эльфийка и не была связана всё время. Моргина прибегала к таким мерам лишь тогда, когда не могла лично присутствовать рядом с ней, чтобы быть полностью уверенной в отсутствии у девушки шанса на побег. Будь на то воля Эмироэля, он бы вряд ли выступил с инициативой так крепко связывать её и не смог бы потребовать, чтобы она скрывала от окружающих данный факт, — но это было не его решением.

— В который раз повторяю, — не рассчитывая на успех, проговорил эльф, — я не мальчик с…

— Может, когда причалим к берегу, Трину тоже свяжем? — перебивая его, предложила Рода. — Можно даже не так сильно.

Молодой целитель всецело замолк — и внешне, и мысленно. Ему хотелось сказать в ответ множество вещей, но он бы пожалел после, если бы всё же произнёс их; к тому же они бы не образумили эльфийку, а лишь показали, насколько просто при должном умении его можно вывести из себя.

— В тебе хотя бы щепотка совести имеется? — ощутимо посерьёзнев, но не повышая голоса, спросил он.

Трина была единственной, кто вообще не обращал внимания на то, кем являлась Рода и как она себя вела. Это казалось невозможным; тем не менее Трина относилась к ней доброжелательно, как если бы черноволосая эльфийка была одной из её подруг. Они часто разговаривали во время путешествия, и хотя Эмироэль слышал далеко не все их разговоры, он был уверен в том, что Трина была ей хорошей собеседницей. Поэтому он посчитал диким и даже невероятным то, что Рода решила высказаться о ней в подобном ключе. Возможно, эльфийка просто хотела задеть его, но у всего должен быть предел. Как бы ни сложилась ситуация, Трина скорее стала бы защищать её — что она, кстати, частенько и делала, — но ни за что не позволила бы себе высказаться нелестно о ком-то из своих товарищей. Рода в её глазах была таким же членом их компании, как и все остальные — даже невзирая на то, что эта эльфийка, вероятнее всего, тайно презирала их и открыто пыталась отделиться от них, жаждая пойти своим путём.

— А сколько совести имеется в тебе? — привычным образом ответила она. — И задаёшь ли ты себе этот вопрос, когда делаешь то, что делаешь?

Разговаривать с этой особой было практически невозможно. Она меняла предмет разговора, уходила от ответов, переводила суть с одного на другое, из раза в раз пытаясь обвинить других в том, в чём заслуженно упрекали её саму. Было бы разумным вовсе не начинать эту перепалку или остановиться, по крайней мере, сейчас, — но эльф не сдержался.

— Чего ты хочешь? — прямо спросил он, уже подозревая, что знает ответ, но мгновением спустя осознал, что ошибся.

— Я много чего хочу, мальчик с большой улицы, — даже и не подумав пойти на уступки или хотя бы сымитировать согласие с крупицей чего-либо, ответила эльфийка. — А ты сам хоть чего-нибудь хочешь?

Эмироэль вновь замолчал, перебросив взгляд на вырвавшееся из воды весло, тут же плюхнувшееся обратно. Душа этой девушки оставалась для него глубокими потёмками. Одно в соприкосновении с ней чувствовалось с особой отчётливостью: она не болтала попусту. Наверняка с её позиции ей виделся какой-то особый смысл во всём, что она делала и говорила, но они с молодым целителем никогда не доходили до той черты, за которой для него приоткрылось бы хоть какое-нибудь понимание её истинных мыслей или чувств. Да, Рода в действительности создавала впечатление девушки, которая хочет очень многого. А ещё она желала этого же от окружающих. Но того, что она пыталась добиться конкретно от него, Эмироэль на самом деле не улавливал, а потому просто ощущал себя человеком, которого пытаются «прощупать» на что-то.

— Угомонись, — коротко и с налётом равнодушия бросил он ей, подчеркнув своё нежелание погружаться во что бы она там ни замыслила.

С другими людьми такое вполне могло бы сработать: ничто так не обрубает расположенность к беседе, как бездушная безучастность собеседника, особенно если то, о чём ты хочешь поговорить, имеет для тебя самого очень большую значимость. Но, возможно, Рода вовсе не хотела поболтать, и её цель заключалась в другом — например, чтобы попросту высказаться, потому как она не прислушалась к нему, пропустив неприятное замечание мимо своих ушей. Уж чему можно было поучиться у данной особы, так это способности без запинок гнуть свою линию, даже если перед тобой беспрестанно валят всё новые и новые преграды.

— Ты думаешь, — Рода резко переменилась в тоне, мгновенно приковав к себе внимание Эмироэля, — что со стороны это выглядит как-то по-другому, чем с твоей точки обозрения?

Она даже не представляла, какой эффект производила, всего-навсего начав говорить жёстче и перестав улыбаться. Это был совсем другой человек: не паяц, представляющий опасность своим неисчерпаемым намерением сбежать, а молодая женщина достаточно сурового вида, чтобы воспринимать её слова всерьёз, справедливо полагая, что за ними кроется что-то, что обязательно стоит выслушать и принять к сведению. Само её лицо выглядело дерзко и вызывающе; ей хватало попросту стереть с него всякие эмоции, чтобы оно приобрело такой вид. Должно быть, она и во сне выглядела не мягче.

— Выглядит что? — слегка наклонившись в её сторону, но сделав вид, что делает это, чтобы надавить на вёсла, спросил Эмироэль.

Он также заставил свой голос звучать ниже и тише; последнее — ради того, чтобы их вдруг не расслышали те, кто находились в лодке, плывущей впереди.

— Как ты мажешься вокруг заклинательницы, — не сбавляя оборотов, заявила Рода, и тон у неё был таким строгим и требовательным, будто она возомнила себя кем-то, наделённым правом решать судьбы других.

На несколько мгновений ей удалось осадить молодого целителя. Несмотря на подачу, с которой он был не согласен, спорить с самим смыслом сказанного было сложно. До этого момента Эмироэль вёл себя так, словно ответственно подходил к своей задаче, заключавшейся в защите остальных членов их небольшого отряда, и отвечал на дружественные чувства Трины, к которым мало кто остался бы равнодушным, но Рода уличила его в чём-то большем, да и к тому же знатно опустила это большее, всего-навсего использовав для этого наиболее приземлённое выражение. Это переворачивало с ног на голову то, как всё было на самом деле.

— А это уже тебя никак не касается, — пытаясь говорить ровно, ответил Эмироэль.

Неужели эта девушка не могла наконец понять это и угомониться?

— Ты сослужишь ей дурную службу, — игнорируя всё, что не соответствовало заданной ею теме, с ещё большим упорством продолжила надавливать на него эльфийка, — и введёшь в заблуждение сразу в двух вещах.

Его не должно было интересовать то, что она скажет, тем не менее молодой целитель не сумел отмахнуться от её слов. Они касались не просто его самого, а Трины, и Эмироэль не мог допустить, чтобы то, что удумала черноволосая эльфийка, осталось исключительно в её голове, потому как знал: это просто так никуда не исчезнет и, следовательно, может иметь последствия. Объяснив для себя свою собственную несдержанность желанием предотвратить возможные неприятности, которые могли принести Трине выдумки Роды, эльф спросил: