Она точно хотела топнуть ногой, но, скорее всего, понимала, что сейчас это не возымеет должного воздействия, а потому сдерживала себя. Ситуация могла бы выйти комичной, если бы не тот факт, что Фавиола была настолько напряжена, что, вытащив из неё все нервы, их можно было бы использовать в качестве тросов на каком-нибудь подъёмнике. Она ни на секунду не забывала о предупреждении Михи Аэлы, а потому подспудно, даже не намереваясь это делать, поглядывала в сторону деревьев, за которыми исчезли их проводник и древодёр. Вполне возможно, что те десять минут, которые полукровка велел им бежать, нужны были не только им, но и ему самому. Чем дольше они тянули, тем большей опасности подвергали себя, и — Фавиола была практически в этом уверена — больше всего любое промедление было опасным для Михи Аэлы. И если собой чернокудрая ещё могла рисковать, то чужой жизнью — точно нет.

— Вниз ползи, покоритель вершин! — раздался грозный голос у неё за спиной и добавил почти сразу же с привкусом угасающего раздражения: — Доморощенный.

Фавиола оглянулась и столкнулась взглядом с Бригитой. Рыжеволосая стояла, прижав одну руку к боку и приподняв голову. Её взгляд опустился к чернокудрой, а затем вернулся обратно к мужчине. Выглядела она, стоит признать, достаточно угрожающе — по крайней мере, если бы Фавиола не была с ней знакома, то испытала бы чувство дискомфорта от подобной позы и тона. Только мужчина на дереве оставался к этому невосприимчивым. Изучив его с более близкого расстояния, чернокудрая не могла понять, как этот человек умудрялся оставаться настолько пьяным, чтобы не реагировать на призывы других людей вокруг, но при этом в достаточной степени соображал, чтобы взобраться на дерево и удерживаться на нём.

— Пааррэ! — Женщина, звавшая его, уже зашла за грань своего терпения, но её друг смотрел куда-то вперёд и, слегка причмокивая, вяло делился какими-то своими мыслями с вечерней темнотой.

— Виола, — позвала чернокудрую Бригита. Она всегда называла её по имени, поэтому было странным слышать, как из раза в раз она называет её как-то по-другому, но Фавиола не стала ничего говорить по этому поводу, позволив соратнице договорить. — Ты не можешь забраться наверх и стрясти его? Или давай я сползаю.

Она отвела взгляд от чернокудрой и взглянула на женщину, которая попыталась ухватиться за штанину мужчины и потянуть его вниз. Он нехотя отмахивался, мешая ей это делать, и по виду Бригиты становилось ясно: если бы кто-то маячил у неё перед носом своим сапогом, то уже давно оказался бы на земле, а возможно, и даже в некоторой степени под ней. Но женщина сохраняла удивительную настойчивость и терпение, что позволяло предположить, что она не впервые сталкивается с подобным. Ничего хорошего в этом не было, но по крайней мере они могли рассчитывать на то, что эта незнакомка не потеряет голову и с ней можно попробовать о чём-то договориться.

— Некуда лезть, Бригита, — ответила чернокудрая, бросив взгляд на дерево и обращая на него внимание подруги.

Его было сложно назвать настоящим деревом; оно действительно больше походило на какое-то деревце: было оно не выше четырёх метров в высоту, со стволом, который запросто можно было объять руками, и множеством тоненьких, украшенных весёлой желтоватой листвой веточек, но лишь одной более-менее крупной побочной ветвью. Если бы кто-то из них в самом деле решился бы забраться на него, чтобы вынудить мужчину спуститься, ей бы пришлось буквально лезть по этому человеку, так как удерживаться больше было не за что, и не факт, что деревце выдержало бы весь этот вес. Но делать что-то всё же надо было — Фавиола чувствовала, как они позволяют времени сыпаться сквозь их растопыренные пальцы, словно у них в распоряжении находилось его немеряное количество — что было, конечно же, совсем не так.

Пока женщина кружила вокруг дерева, приводя всё больше доводов, не произведших никакого впечатления на практически беззаботного мужчину, Бригита наклонилась бочком к чернокудрой и спросила:

— Может, просто сломаем его?

Деревце, по сравнению с другими, было маленьким, и какой-нибудь крепкий мужчина с топором мог бы повалить его в несколько взмахов, но у них не было ни добровольца, ни подобного инструмента под рукою. Задержавшись на нём взглядом, Фавиола мгновением спустя подумала о том, что, быть может, неправильно поняла предложение подруги — и взглянула на свои пальцы, ковыряющие застёжку на куртке попутно процессу раздумий. Может, Бригита имела в виду магию? Вспоминая свой предыдущий опыт, чернокудрая должна была признать, что подобное могло иметь смысл. Ранее ей удавалось ломать крупные ветви, применяя имеющиеся у неё магические способности, и заставить их действовать было не совсем уже невозможно — достаточно было очень сильно постараться. Но это всегда имело свою цену. Фавиола замешкалась, взглянула на подругу. Бригита ожидала от неё каких-то действий и скорее была готова принять неспособность девушки сделать это, нежели её нежелание. Чернокудрую её взгляд поставил в неловкое положение: внутри себя она понимала, что не хочет тянуться к этой силе, но с другой — у неё попросту не оставалось иного выбора, кроме как пойти на это, если она не хотела становиться избирательным звеном в цепочке из людей, которые чаще всего были вынуждены поступать так, как им меньше всего хочется.

— Я попробую, — ответила Фавиола, качнув головой и принимая предложение соратницы.

Она хотела казаться уверенной в себе — человеком, на которого можно положиться, когда наступает ответственный для него момент, — и у неё это получалось, по крайней мере, внешне. Бригите, похоже, не нужно было долго придумывать, что делать дальше, и она, переглянувшись с чернокудрой, также одобрительно кивнула и подхватила за руку женщину, как раз обошедшую кругом дерево и вернувшуюся к ним.

— Сейчас будет смертельный трюк, — немного задорным тоном возвестила она, отворачиваясь и тем самым вынуждая незнакомку поступить так же, если она не хотела вывернуть себе руку. — Лучше на него не смотреть.

Фавиола мазнула взглядом по спинам женщины и рыжеволосой подруги и шагнула к деревцу. Бригита, наверное, и не подозревала, насколько близко к правде она была. Они практически ничего не знали о магии, которой обладали. Им была известна часть её истории и то, что она значила для окружающих людей, но сама её природа оставалась им неизвестной: она была точно мелко детализированная скульптура, вызывающая восхищение всех окружающих, но скрытая под непроницаемой вуалью для них самих. Фавиола не могла сказать, что успела хоть сколько-нибудь узнать её за это время; всё, что у неё было, это ощущения и попытки разобраться, что нужно делать, чтобы побочных эффектов стало меньше или не было вовсе. Ещё она имела представление, как заставить её работать, но на этом запас знаний чернокудрой о доставшихся ей способностях и заканчивался. Что бы она ни делала, это по большей части являлось импровизацией, а это означало непредсказуемые последствия. Вполне возможно, что это было очень опасно, но о таких вещах сейчас нельзя было думать — равно как канатоходцу, едва ступившему на канат между высотными зданиями, не стоит вспоминать, как быстро погибает падающий с большой высоты человек.

— Что она собирается делать? — пока ещё не оглядываясь, спросила женщина.

Фавиола приблизилась к дереву вплотную, взглянула на мужчину в надежде, что он проявит хоть какие-нибудь идущие ей навстречу намерения, но он всё так же торчал между стволом и побочной ветвью, скорее задерживаясь в своих мыслях, чем реагируя на окружение. Нехотя, но подавляя это чувство, чернокудрая положила ладонь на то место, откуда вырастала побочная ветвь, в которую мужчину упирался ногами.

— Оголится и пригласит его станцевать ламбаду, — на полном серьёзе ответила Бригита. — А там уже и гравитация приберёт его к своим рукам.

Фавиола недовольно поморщилась, но решила сконцентрироваться на деле, а потому промолчала. Женщина дёрнулась, намереваясь резко обернуться — оно и ясно, ведь она, скорее всего, не поняла ничего, за исключением слова «оголится», — но рыжеволосая удержала её на месте, начав тараторить о чём-то чуть потише и тем самым вынуждая женщину не вырываться, если она хотела хоть что-либо расслышать. Чернокудрая отмахнулась от всего этого, пытаясь дистанцироваться от них обеих. Ей казалось, что нужно сконцентрироваться, но на деле это лишь помешало ей: чем дольше Фавиола настойчиво думала о требующемся от неё действии, тем больше сама возможность использовать магическую силу ускользала от неё. Наконец чернокудрая просто выдохнула и решительно обхватила побочную ветвь практически у её основания, надавливая на неё не просто своей собственной физической силой, но и представляя, как в руку вливается магия. Сперва всё, чего ей удалось добиться, были набухшие — по крайней мере, по ощущениям — пальцы и чувство, словно они многократно отяжелели. Затем ветвь наконец поддалась, будто сделавшись мягче, и Фавиола нагнула её.