Антарийцы.
Плен.
Зачем она это сделала? Лучше бы было не вспоминать. Но одна мысль потащила за собой другую, и уже мгновение спустя Криандра оказалась окончательно оторванной от тех чувств, что она испытывала во сне, и погрузилась в реальность. Как огоньки во тьме, вспыхнули эпизоды из её недавнего прошлого. Она вспомнила то, как они с другими невольниками готовились осуществить заговор, как она шла к жилищу чародея в ту ночь и как сильно ошиблась, прогадав свой единственный шанс. Представление о том, как бы всё могло сложиться, преуспей она в порученном деле, надавило ей на горло, заставляя слёзы выступить на глазах. В ушах раздался звук взрыва, донёсшийся с улицы, и рассерженное «hēšō» — с уст чародея. Та ночь была полна эмоций и звуков, но на вид — такой тёмной, что Криандра помнила только очертания. Ей казалось, что последнее, что она увидит в своей жизни, будет размытый потолок в жилище антарийца, в котором она рабствовала и сражалась за себя на протяжении почти двух месяцев. Неужели так мало? Не может быть. Зеленоглазая была готова поклясться, что провела в антарийском лагере не меньше десятилетия.
Подобно игле, в сердце вошла мысль, что эта часть её жизни не завершилась, учитывая, что она открыла глаза. Теряя сознание в жилище чародея, она и не рассчитывала когда-либо вновь сделать это. Всё в тот момент резко потеряло свой смысл, ускользнув от неё теми днями, которые она могла ещё прожить, если бы оказалась удачливее или смышлёнее. И вот теперь над ней было небо. Криандра не спешила шевелиться, но при этом всё равно ощущала движение. Прислушавшись к себе, зеленоглазая пришла к выводу, что шевелится что-то вокруг неё, но что — она пока ещё не понимала, так как сама лежала обездвижено и смотрела исключительно прямо перед собой. Некое внутреннее чувство велело ей не спешить, и Криандра подчинилась ему. Несколько минут она всё так же лежала, пытаясь получше ощутить своё тело. Чтобы это можно было сделать, зеленоглазая наконец слегка пошевелилась. Болели плечи — это она определила в первую очередь; особенно сильно — левый плечевой сустав, который по ощущениям в ближайшее время лучше всего было оставить в покое и не задействовать без надобности. Болели также и рёбра; при мысли об этом в уме Криандры, подобно вспышке, возникло короткое воспоминание о том, как чародей ткнулся и придавил их коленями. Наиболее яркие ощущения, тем не менее, давали знать о себе в её левой руке. Зеленоглазая не видела этого, но чувствовала, что та перебинтована, начиная от запястья, — и не зря, потому как, попробовав перебрать пальцами, она едва не вскрикнула. Кроме этого ощущалось припухлость на губе и что-то скользкое и одновременно липкое на лице. Компресс из лекарственных листьев?..
Начиная всё более отчётливо воспринимать окружающую действительность, девушка осторожно приподняла голову, в первую очередь оглядев себя. На ней было всё то же платье служанки из плотной шершавой ткани зелёного цвета с длинным рукавом, стоячим воротником, наполовину прикрывающим шею, и длинным подолом, который она надрезала в ночь, когда невольники готовились к бегству. «Шорты», — вспомнила Криандра. Вместе с платьем она заказывала у швеи в лагере также подобие шорт, но их на ней быть не могло, потому как на нижнюю часть её туловища теперь были надеты блёкло-коричневые штаны из ткани с кожаными заплатками на правом колене и ближе к бедру левого. К тому, что зеленоглазая не узнавала, можно было причислить ещё сапоги до середины голени и жилетку из залежавшейся бело-коричневой шерсти. Продолговатые пуговицы были продеты в петли из маленьких шнурочков, но не во все, словно тот, кто этим занимался, сильно спешил или просто не умел этого делать — хотя что могло бы быть проще? Но этот вопрос волновал Криандру меньше всего. Обнаружив на себе незнакомую одежду, она тут же испытала прилив испуга. Осторожность, въевшаяся в привычный образ её поведения за время, проведённое в антарийском лагере, не велела вскакивать или в принципе делать каких-либо резких телодвижений. Сперва нужно было осмотреться. Медленно и с осторожностью она огляделась вокруг, лишь чуток приподняв голову. Вокруг неё обнаружились котомки и коробки, а она сама лежала посреди мешков с чем-то мягким, быть может, одеждой. Но главным открытием стало то, что зеленоглазая наконец определила: то, что двигалось вместе с нею, была повозка. Сердце забилось ещё сильнее, но Криандра заставила себя дышать тихо, через нос. Задний бортик у повозки отсутствовал, так что она видела остающийся позади пейзаж и дорогу с двумя полосками — следами колёс, множество раз проезжавших здесь прежде. Справа был виден лес, слева, кажется, лежал луг или поле. Над головой раскинулось небо — уютное, тёплое небо раннего лета.
Попытавшись утихомирить стук в ушах, Криандра прислушалась к звукам. Поскрипывала повозка, катящаяся по неровной земле; темп езды был средним, а значит, причина, по которой она вообще куда-то направлялась, не требовала спешки. Издавал разные звуки багаж, слышались лошади — по меньшей мере две. Обе, судя по всему, были запряжены в повозку. Главным для зеленоглазой было услышать речь, но в этом плане всё оставалось тихо. Единственное, что сумела различить девушка, было что-то навроде «хм-м», какое обычно издают животные, когда пытаются выпросить что-то или просто выказывают своё недовольство. Оценивая величину повозки, можно было предположить, что на месте возницы хватало места от силы двум людям. Кто-то мог находиться за Криандрой, так как она не лежала головой аккурат возле переднего бортика, но если бы это было так, её шевеление уже давным-давно заметили. Итого — зеленоглазая находилась в повозке, гружёной какими-то вещами и едущей в неизвестном направлении. Это могло бы быть пугающим, но меркло перед мыслью, что Криандра больше не находилась в антарийском лагере. Глаза заволокла пелена. Всё это казалось чем-то невозможным. Сколько раз она засыпала в том аду, даже не надеясь когда-либо высвободиться? То место было страшной клеткой, даже за прутья которой нельзя было безболезненно схватиться. Лёжа здесь и сейчас в этой повозке, зеленоглазая не могла справиться с самыми ужасными моментами, пережитыми в лагере и накатившими на неё в попытке возродить хотя бы на мгновение те эмоции. Её первое утро в лагере, оглушающий страх быть заклеймённой калёным железом, встреча с чародеем, слухи о жестокости которого шли впереди него, зверства антарийцев, демонстрируемые на каждом их шагу, и гнетущее чувство вины за желание и неспособность помочь тем, кому это было необходимо. День за днём это всё пожирало её волю, заставляя бороться за те остатки, что ещё оставались, пока надежда на освобождение не превратилась в смелую мечту — слишком смелую для ослабленной практически до изнеможения невольницы. «Marra-na, — вспомнилось Криандре. — Marra-na».
«Извините, marra-na. Конечно, marra-na. Как Вам будет угодно, marra-na».
И за всем этим: «Кто-нибудь, помогите!..» — на всех языках Империи.
У неё был шанс — в ту ночь. Сознание оставило её прежде, чем зеленоглазая успела узнать, чем завершилось восстание. Смогли ли остальные невольники сбежать? Встретило ли их эльфийское войско? Сколько из них погибло, пытаясь отвоевать то, что принадлежало им по праву — свою свободу? «Ты не умерла», — сказала себе Криандра. «Всё ещё может быть!» — подпрыгнуло в её сознании. То, что она считала своим последним шансом, обернулось одним из таковых. Она по-прежнему была жива и не имела значительных повреждений, которые поставили бы её жизнь под угрозу, а значит, она могла — и должна была — попытаться снова. «Я больше не в лагере», — в равной степени с возбуждением и испугом подумала она. Находясь в кругу антарийцев, Криандра мечтала лишь об одном: вырваться из их окружения. Все её планы сводились к тому, чтобы как-то покинуть их лагерь; ей казалось, что, сделав это, ей уже не составит труда спасти себя. И вот, она была за пределами ненавистного места, удерживавшего её крепкими антарийскими руками и страхом, возникавшим из-за риска оказаться в их полной истребляющей власти. Само собой, она растерялась, но ненадолго; былая жизнь научила её расторопности. «Сколько я проспала?» — попыталась разобраться Криандра. Действие яда не должно было длиться дольше суток, это точно. Сейчас было утро; немного пасмурное, но утро. Возможно, если она ошиблась — то вторая половина дня, немного за полдень. Вряд ли она очнулась сразу же после событий той ночи — тело и полученные повреждения ощущались бы иначе. Значит, миновали как минимум сутки. Но сколько времени прошло с тех пор, как она покинула лагерь? Ей нужно было знать, насколько далеко он находится, чтобы без лишнего риска спланировать свой окончательный побег.