— У нас есть три новости, Ваше Величество, — продолжил, держа взгляд где-то на уровне края стола, представитель главнокомандующего. — Хорошая, плохая и очень плохая.

Олдрэд продолжал смотреть на него, лишь мгновениями поглядывая на остальных. В воздухе чувствовалось сгустившееся напряжение. Оказавшийся ближе всего к монарху представитель главы разведки стоял сведя руки за спиной и мерно покачивал головой, уткнув взгляд в стол. Остальные молча вращали глазами, не зная, на чём остановить свой взгляд. Складывалось впечатление, будто они не могли дождаться, когда им позволят разойтись — и это чувство было порождено вовсе не скукой.

— Начните с хорошей, — ровным тоном проговорил Олдрэд.

Такие игры были ему не по нраву, и монарх простил их молодому эльфу лишь потому, что видел — тот чрезвычайно сильно напряжён, но, находись они сейчас на Военном Совете, король велел бы ему вспомнить регламент своего служебного положения и выйти вон, передав слово более подготовленному представителю.

— Мы перехватили несколько посланий, отправленных на север, — сообщил тот и, переглянувшись со стоящим рядом представителем главы разведки, убрал пальцы со сложенного листа бумаги, лежавшего на столе.

Олдрэд терпеливо подождал, пока эльф взял послание в руки и перевернул его, чтобы затем подать ему. «Стало быть, — решил король, — это была хорошая новость, а плохая ожидает внутри». Он не испытывал такого напряжения, как окружающие, хотя не мог не признать, что его настораживает происходящее. Когда же его руки раскрыли немного смятое и заляпанное, кажется, землёю бумагу, а глаза забегали по строчкам, Олдрэд понял, что предчувствия его были верны, но слишком слабы в сравнении с тем, что он ожидал увидеть и что на самом деле испытал от прочтения. Дойдя до последнего слова, написанного немного скошенным влево, но в целом очень аккуратным почерком, он перестал верить в то, что всё это могло ему попросту присниться.

— В чём же тогда заключается очень плохая новость? — затребовал он у представителя главнокомандующего, с непривычной для его возраста силой вцепившись в подлокотник стула.

Он был единственным, кому позволялось сидеть на таких совещаниях, и хорошо — ведь иначе ноги могли его подвести.

— Были ещё послания, — тише, чем следовало, ответил молодой эльф, и настолько низко опустил глаза, что казалось, будто они сейчас выскочат из глазниц и забьются под половицы.

Если бы Олдрэд был моложе — хотя бы на полсотни лет моложе! — он бы разнёс всё это помещение вместе с находящимися в нём людьми одним махом. Ярость поднималась в нём всепоглощающей волной, окатывая и схватывая все внутренности от живота до глотки. Руки охватила злая дрожь — король одним движением смял бумагу и швырнул её на стол. Ему следовало оставаться сидя, но он вскочил на ноги, как ошпаренный, — по крайней мере, так ему показалось, хотя со стороны наверняка всё выглядело куда медленнее, но не менее эмоционально.

— Просить о помощи варанон! — почти что рявкнул монарх, срываясь в последнем слове на хрип. — Эта женщина лишилась последних остатков разума! Неужели никто из поддерживающих её не видит этого?!

Он ещё раз подхватил бумагу, отшвыривая её подальше, и таким же рывком рухнул обратно на стул. Остальные молчали, прекрасно понимая, в каком состоянии находился король. Сейчас только такой же сумасшедший, как и отправитель данного послания, мог вклиниться между королём и его гневом, тем не менее представитель главнокомандующего решился подать голос, сказав:

— Ваше Величество, остальн…

Олдрэд заткнул его одним своим взглядом.

— Заместителя главы разведки ко мне — срочно! — срываясь из-за клокочущей в нём злости, заявил монарх стоявшему поблизости эльфу.

Это чувство утихало быстро — возможно, потому, что с такой силой расплескалось мгновением ранее. Ему стоило остаться одному и всё взвесить, так как сейчас ему мешала думать и трезво оценивать ситуацию обыкновенная эмоция — непозволительная для правителя, но объяснимая для человека, по множеству причин имевшего право считать написанное в послании плевком в разверстые ладони страданий его и тысячей других людей.

Монарх намеревался сиюминутно закончить совещание, но его опередил стук за дверью — судя по звуку, гвардейцы, оставшиеся в коридоре, приветствовали высокопоставленную персону, — а затем она приоткрылась, пропуская внутрь незваную гостью.

Олдрэд обратил взгляд к входу и тут же заставил себя сбавить градус накала, заворачивая все эмоции внутрь себя. Остальные члены собрания застыли в приветствии, и в установившейся тишине стали слышны лёгкие шаги и шуршание ткани. Элштэррин, принцесса Арнсдэйры, правнучка короля и единственная оставшаяся представительница королевской династии, не считая его самого, вошла в это небольшое помещение, мигом сделав его ещё более неподходящим для таких встреч. Невзирая на свой юный возраст, воспитанная при Дворе эльфийка была образцом дамы высокого происхождения и в глазах Олдрэда являла собой одну из самых прекрасных женщин их семейства за всё время его существования. Элштэррин имела невысокий рост и изящное лицо, на котором притягательнее всего были насыщенные тёмно-синие глаза под частыми ресницами и широкими ухоженными бровями. Чувственные девичьи губы она подкрашивала чем-то таким, что они, казалось, не меняли своего цвета, но покрывались устойчивым влажным блеском, а светлую кожу порой едва заметно румянила, но редко — особенно после того, как главная придворная гувернантка разъяснила ей все преимущества лёгкой аристократической бледности. Но Элштэррин не выглядела болезненной или ослабшей — веса в ней действительно было меньше, чем нужно было, но она смотрелась скорее тонкой, чем худой, да и сам вид принцессы говорил о том, что она — очень предприимчивая и жизнерадостная девушка; и Олдрэд не мог нарадоваться правнучке. Кроме всего прочего, она не просто обладала хорошей внешностью от рождения — она умело подчёркивала это одеждой и украшениями. Возможно, это умение передалось ей по крови, но, располагая огромным богатством, Элштэррин с малых лет умела выглядеть представительно, но не вызывающе помпезно. Сейчас она, к примеру, была одета в тёмно-голубое платье из плотной ткани с пышным подолом и рукавами до запястий; по юбке же стелилась полупрозрачная воздушная ткань золотого оттенка. Волосы — чёрные и обычно прямые, дотягивающиеся до поясницы, — она подкрутила и уложила в свободную причёску, украсив её золотыми заколками тонкой работы в виде цветков с алмазными «глазками». По полу девушка стучала бархатистыми туфлями из оленьей кожи, выкрашенной в синий цвет. Любой, встретив её, тут же признал бы в юной девушке принцессу — даже несмотря на то, что на ней не было короны, которую в военное время мог носить только король; остальные же члены семейства заменяли их на обручи.

— Ваше Величество, — в грациозном жесте прислонив левую ладонь к груди и, не горбясь, склонившись в низком поклоне, поприветствовала она короля, а затем, ровно выставив по сторонам локти, сложила ладони на поясе — одну поверху другой — и едва заметно качнула головой, обращаясь ко всем прочим персонам в помещении: — Господа.

Этим жестом она выказала им почтение, и Олдрэд был доволен ею: несмотря на нотки своеволия в её характере, в официальной обстановке она придерживалась безукоризненного соблюдения манер. Нередко — прямо, как сейчас — Элштэррин говорила неспешно и будто с лёгким придыханием. Это, в свою очередь, настораживало короля: подобное способно сводить мужчин с ума, а принцесса была беспечно легка в общении с ними. Стоило бросить взгляд на окружающих, чтобы понять: его правнучка уже воспринимается ими как лакомый кусок, но не пытается это впечатление о себе как-либо изменить. Она была не просто наследницей всего этого государства, но и по-женски очень привлекательной особой; тем не менее в обращении со своим окружением она всегда должна была позиционировать себя как будущая правительница — только Элштэррин пока ещё этого не умела.

Олдрэд подал знак, приподняв руку и шевельнув сложенными вместе пальцами. Оторвав взгляды от принцессы, участники совещания откланялись и один за другим покинули помещение. Элштэррин благоразумно отодвинулась в сторону, поближе к королю, чтобы не вводить уходящих в неудобное положение: если бы она осталась на месте, им бы пришлось обходить её, что по этикету было бы весьма некрасивым по отношению к принцессе.