И если все предыдущие дни их путешествия Эмироэлю хотелось поскорее выбраться из безлюдных земель, то этим утром его желание было совершенно противоположным этому. Он никуда не торопился и не спешил будить Трину, которая, будто бы уловив его внутренний настрой, спала так спокойно и умиротворённо, что не проснулась, даже когда Рода рядом с ней принялась кряхтеть и потягиваться, вытянув руки из-под спального мешка. Молодой целитель сделал замечание черноволосой эльфийке, попросив её быть потише, и, снискав неприкрыто недовольный взгляд с её стороны, перевёл свой обратно на Трину. Она была как будто не здесь. Ничто не беспокоило её во сне, и Эмироэлю подумалось, что, возможно, им стоило оставить девушек в Вэ’эвар Эйдуре, а самим отправиться за тем человеком, к которому вела их Моргина; в то, что город будет завоёван антарийцами, он так до конца и не поверил. Отвлёкшись от Трины, эльф взглянул прямо перед собой. Где-то там, на расстоянии нескольких часов, стоит Оштэн: город, который многие добравшиеся до него люди — по большей части беженцы — считали своим укрытием и возможностью начать новую жизнь. Для их отряда этот город был очередной развилкой и местом, где всякая пелена лжи опадёт, являя правду, как она есть.

Из мрачных мыслей Эмироэля выдернуло утреннее приветствие Трины.

— Angrа́isa tе́lla se kе́ilhe yórsze, — обернувшись к нему и улыбнувшись, сказала девушка, — Emiroel.

Молодой целитель тоже улыбнулся ей и ответил добродушным тоном:

— Az’vа́illе.

Было заметно, что, невзирая на временную возможность понимать и изъясняться на любом языке, эльфийский был Трине непривычен, тем не менее она изредка использовала фразы на нём, и Эмироэлю это приходилось по душе, словно девушка этим оказывала ему какой-то особый знак внимания или по крайней мере проявляла свою симпатию к эльфийской культуре. Насколько целителю было известно, сама Трина была человеком, и в отряде они преимущественно сообщались между собой на имперском языке. «Какой же язык в таком случае является для тебя родным?» — временами размышлял эльф. Скорее всего, светловолосая девушка и её подруги жили в Ближних Поселениях не так долго. Так откуда же они пришли? Из всех возможных вариантов на ум наворачивались только земли варанон. Это могло объяснить то, почему Трина никогда не рассказывала о своём доме, а также при первой встрече ничего не понимала — если она с сестрой и подругами жили в подчинении у варанон, то Эмироэль мог допустить, что имперский они так и не выучили, а раскрывать перед эльфами своё происхождение, заговорив на родном — варанонском — языке, не решились. Руководствуясь этими мыслями, молодой целитель и не стал донимать подругу расспросами, а просто радовался тому, что иногда она заговаривала на его языке.

Ладонями смахнув в стороны лезущие в лицо волосы, Трина выползла из спального мешка и начала выискивать взглядом Моргину. Эмироэль ещё задержался возле дерева всего в нескольких шагах от неё, наблюдая за девушкой. В тот момент в его голове пробежала уже знакомая мысль: каждый раз, смотря на синеглазую, ему на ум приходили красивые, приятные вещи, такие как шёлк, гладкий жемчуг и переливающаяся поверхность плавных вод Аусглассира. А ещё — какая-то неизъяснимая… нега. Сам вид девушки будто бы расслаблял его, и когда молодой целитель ловил себя на подобных мыслях, то спешил заняться каким-нибудь делом, чтобы те не опутали его разум, когда от того прежде всего остального требовалось держаться настороже.

Эмироэль уже загодя был готов продолжить путь, когда Моргина мотнула головой, ознаменовав этим начало их финального рывка, нацеленного на город. При бодром шаге они могли дойти до него ко второй половине дня, и эльф подозревал, что его наставница скорее всего даже не захочет оставаться в нём на ночь, но темп ходьбы, заданный ею и лидером дезертиров, был обычным. Чувствовалось, что та незримая гонка, в которой они участвовали доныне, на время сбавила свои обороты, позволяя им, хоть и недолго, но отдохнуть. Никаких особых опасностей на оставшемся отрезке пути не предвиделось — по крайней мере, природного происхождения, но Моргина, так или иначе, предостерегла их, веля быть готовыми ко всему, и потому Эмироэль ни на минуту не забывал о луке, который нёс в свободной руке. Другая была занята ладонью Трины: с некоторых пор во время передвижения по суше она её практически не отпускала, и по странному совпадению это казалось чем-то настолько привычным, что целитель перестал это замечать. Они шли с небольшим отрывом друг от друга — Эмироэль с Триной, Моргина с Родой и разбившиеся по двое-трое солдаты. Оставив позади лес с его кочками и хвойными деревьями, чей запах, должно быть, будет преследовать их ещё какое-то время, они ступили на территорию лугов с чрезвычайно низкой — напоминающей утоптанный ковёр — тускло-зелёной и желтовато-коричневой травой, которые спустя несколько часов превратились в пустырь, состоящий из низких, растянувшихся пологих холмов с рассыпанными по ним мелкими и острыми каменьями. Лишь только местами, на отдалении друг от друга, росли пучки травы, а посередине них — бледно-сиреневые цветы с колокольчатым венчиком. Взгляд Эмироэля уловил их, но отметил что-то другое: день выдался таким, что навевал мысли о нерадостном прошлом этого места. На небе, будто в пыльном тумане, виднелся солнечный диск; свечение его было блёклым, но почему-то всё равно лезло в глаза. На горизонте, в той стороне, куда они направлялись, пока ещё ничего не было видно, хотя молодой целитель уже начал представлять город и реку, расположившуюся чуть дальше за ним — но до них ещё нужно было дойти. Пока же Эмироэль чувствовал себя так, словно блуждал, вовсе не имея никакой цели, хотя в это же время они упрямо продвигались прямо на восток, к назначенному месту.

Не заметив, как он погрузился в раздумья, эльф почувствовал себя потревоженным, когда его левая рука дёрнулась чуть в сторону. Он моментально метнул вслед за ней свой взгляд и тут же выдохнул: это просто Трина, не отпуская его руки, потянулась к пучку трав, мимо которого они проходили. Молодой целитель взглянул на идущую впереди Моргину и приостановился на пару мгновений, дав девушке возможность сорвать несколько цветков, после чего они возобновили свой ход. Упорядочить цветы в маленький букетик всего одной рукой у Трины вряд ли получилось бы, поэтому Эмироэль шагал к ней вплотную, пока она не справилась со своей задачей, а затем вновь сжал скользнувшие между его пальцами пальцы девушки.

— Когда я была маленькой, — немного приглушённым, мягким тоном заговорила Трина, опустив взгляд на свой скромный букетик, и глаза Эмироэля тут же взглянули на неё, — каждый раз, когда по весне расцветали цветы, я всегда собирала хотя бы небольшой букетик и дарила его маме. А Бригита, — девушка, всё так же смотря на цветы, мило хохотнула, — так расстраивалась, когда ненароком обламывала их, что всегда втискивала их стебельки обратно в землю в надежде, что они продолжат расти. — Отвлёкшись от цветов, Трина взглянула на целителя. — Я сама этого, конечно же, не помню. Об этом мне рассказывала мама.

Эльф ненадолго перевёл взгляд вперёд, на протоптанную людскими ногами дорогу среди пустыря, которую было легко упустить из виду в более тёмное время суток, так как у неё не было чётких границ. Едва ли светловолосая девушка, идущая рядом с ним, подозревала, какой неоднозначный эффект производили на него её слова. Было что-то совершенно обезоруживающее в её искренности и открытости, и необъяснимо трогательное — в ней самой. Но вместе с тем Эмироэль испытал отчётливый укол совести, напомнивший ему об обмане, в котором он принимал не последнее участие.

Он бы мог ответить на откровенность девушки и рассказать что-то о себе, этим же переводя разговор в более удобное для себя русло, но вместо этого решил поддержать тему, которая явно имела большое значение для его спутницы.