Несмотря на то, что тон голоса чаровницы сохранялся всё тем же, Эмироэль каким-то образом уловил прозвучавшую в её словах тоску. Она была характерна тем, кто оставил в прошлом нечто очень ценное и более не имел возможности вернуться к этому. Эльфы часто горевали о прошедших временах, но молодой целитель сомневался, что каждый из упоминавших в своей речи Авалиан имел полное понимание того, о чём он говорит. Его народу в целом было свойственно возвращаться к прошлому, но связующей нитью чаще всего была тщетная попытка вернуть себе былую национальную гордость. Кто-то, упоминая те времена, мечтал обрести такую же славу, какая овеивала его предков; кто-то другой полагал, что тогда было лучше. Но лучше было вовсе не потому, что тогда всё было по-другому. Иначе было исключительно по одной причине: из-за самих эльфов, как считал Эмироэль. Если бы они и сейчас пользовались таким могуществом, как эльфы древности, то вряд ли бы вспоминали и про Авалиан, и про времена принцев. Чаровницы же вспоминали и скорбели в тишине своих рощ о чём-то вполне конкретном. Этим они и отличались от людей, которые из-за быстротечности своих лет были совсем иначе связаны со своим прошлым и часто не видели и не ценили его таким, каким оно было в самом деле.

— Но одним нам уже не выстоять против того, что угрожает этой земле, — сказала чаровница и, плавно повернувшись полубоком, так что в разрезе мелькнула гладкая кожа под полупрозрачным нижним подолом, протянула свою руку по направлению к ним. — Потому мы предлагаем союз.

Эмироэль взглянул на Трину, всё ещё державшуюся чуть-чуть за ним. Она смотрела на него так, словно и не собиралась решать сама, а ждала какого-нибудь совета. Молодой целитель и сам не знал, как им стоит поступить, но понимал, что отказ вряд ли будет воспринят как должное. Возможно, чаровница не солгала, и роща действительно пыталась не убить, а остановить его, но методы она использовала достаточно жёсткие. К тому же дело ведь касалось вовсе не его — обыкновенного целителя, место которого в этом союзе мог занять любой другой человек той же профессии, если бы он был им нужен. Нет, чаровницы завлекли сюда заклинательницу, и как раз ту из двух, которая гораздо охотнее пошла бы на какое-либо соглашение. Означало ли это, что они могли навредить Трине? Неизвестно. Но Эмироэль не был намерен предоставлять случаю возможность проверить это, и потому сам сделал небольшой шажок, выдвигаясь вперёд.

Чаровница отреагировала на это, повернув голову в его сторону и выставив указательный палец, призывая его остановиться, и эльф разглядел в этом чёткую предпосылку к какому-то запрету. Продержав на нём несколько секунд свой немигающий взгляд, чаровница перевела его на девушку вместе с пальцем, медленно прочертившим линию по воздуху и также остановившимся на Трине.

— Заклинательнице, — пояснила она и стрельнула взглядом в сторону эльфа.

Молодой целитель хотел прямо сейчас увести отсюда девушку, так как не знал, чего следует ожидать от этих существ, и спросить об этом было некого. Что-то он читал в книгах, но никогда не получал специализированного образования относительно подобных вещей, поэтому его знания о них были весьма поверхностными. Любые выводы Эмироэль мог делать только на основе своих личных наблюдений, а они были таковы, что вступать в сражение с чаровницами было бессмысленно. Он бы мог попытаться одолеть ту, что стояла в нескольких шагах от них, но они находились на чужой территории, которая попросту не выпустит их отсюда. Получается, защитник из него уже в который раз выходил бесполезный. Что в таком случае оставалось делать?..

— Я пойду, — выступив из-за его плеча, негромко заявила Трина.

Не чаровнице. Ему.

— Ты не должна идти туда одна, — тише, чем она, прошептал Эмироэль.

Светловолосая девушка встала напротив него, всё ещё держась пальцами за рукав его куртки. Молодой целитель отчётливо чувствовал, что устал, — но плевать, можно было использовать свою магию и на время увеличить свою выносливость, хоть и неизвестно, чем это может закончиться. Он бы так и поступил, если б только знал, как выбраться из их положения, но пока что на ум лезли лишь обрывки воспоминаний о когда-то прочитанном и услышанном, а также слова чаровницы о проклятии. С какой стороны ни взгляни, а всё вело к тому, что открытое противостояние было невозможным, а взять кого-либо из них хитростью Эмироэль тоже не сумел бы.

— Они могут помочь найти их, — призналась в своих истинных мотивах светловолосая девушка, глядя ему в лицо и ища в нём понимания.

«Вот, значит, в чём дело», — осознал, наконец, эльф и взглянул на чаровницу. Скорее всего, они имели возможность как-то воздействовать на заклинательницу тоже, и, используя привычный для себя метод, нашли в ней наиболее прочную нить, за которую можно было ухватиться и, подёргивая за неё, добиться своего. Кто знает, были ли у чаровниц миролюбивые затеи касательно Трины или они, как и многие другие существа, просто искали какой-то своей выгоды, но они вряд ли упустили бы такой шанс. Едва ли у синеглазой заклинательницы были другие желания, кроме как вновь объединиться со своей сестрой и подругами, а затем вернуться домой. Эмироэль без запинки обманывал её всё это время, убеждая девушку, что дорогие ей люди уже почти наверняка следуют за ними с незначительным временным отрывом. Так почему же его так удивило, что кто-то посторонний решил воспользоваться той же лазейкой?

— Они могут быть опасны, — настоял молодой целитель. — Не всё на свете является тем, чем кажется.

Он едва успел договорить — чаровница почти сразу прервала его.

— Целитель, — произнесла она, — говорит верно. Но нет нужды во лжи там, где правда очевидна и всецело убедительна для всех, кто готов на неё взглянуть.

Эмироэль был практически уверен, что она уже успела залезть в его голову и сейчас раскроет всё, что он там надумал за последние недели. Если бы так случилось, Трина с наибольшей вероятностью полностью переключила бы своё доверие на тех, кто открыл ей глаза. Это было бы очень удобным для них, но чаровница всё же смолчала, чем вызвала в нём новую волну сомнений.

— Нужно попробовать, — попыталась переубедить его светловолосая девушка.

Эльф понимал, что его слово в данном вопросе будет вовсе не решающим, но всё же перевёл взгляд на чаровницу и спросил её:

— Куда вы намерены идти?

При этом он дал себе слово — если эти существа потащат Трину прочь с рощи, то он приложит все усилия, чтобы не позволить этому произойти. Осталось только за считанные секунды до принятия окончательного решения придумать, как он будет это осуществлять, и не потерять присутствие духа, учитывая, что он собирался прыгнуть явно гораздо выше своей головы.

— В Круг, — изящно пошевелив рукой, ответила чаровница и указала ею на линию деревьев у себя за спиной; те, будто в приветствии, зашевелили кронами. — Это займёт не слишком много времени.

Трина продолжала цепляться взглядом за его лицо, но Эмироэль не мог предложить ей никакой альтернативы. Никогда ещё прежде ему не доводилось так разочаровываться в своих навыках и достижениях, ныне кажущихся пустышками. Всё внутри него рвалось на бунт, но разум подсказывал, что тот бы оборвался, так толком и не начавшись. «Нужно было учиться сражаться, — упрекнул себя молодой целитель. — По-настоящему сражаться». В получении этого навыка он явно упустил что-то очень важное, что не позволило ему прямо здесь и сейчас поступить так, как он считал верным. И в результате всего этого груз ответственности без щадящей аккуратности перевалился с его плеч на плечи юной, неподготовленной ко всему этому девушки, которая терялась, когда немного пересаливала суп, и встречала проблемы, мало-мальски посерьёзнее обыденных, со слезами на глазах.

— Просто позови меня, — максимально тихо и вкрадчиво — так, чтобы Трина восприняла это всей душой, произнёс эльф, наклонившись к ней, — если тебе хоть что-то там не понравится или покажется подозрительным.

Трина кивнула пару раз и наконец отвела от него свой взгляд, в тот же момент отпуская его руку. Она больше не выделила ему ни одного взгляда и смотрела исключительно на чаровницу. Та, в свою очередь, пригляделась к нему на пару секунд, а затем повела за собой светловолосую девушку, и они обе отправились через поляну к шевелящимся деревьям, за которыми ничего не было видно.