Фавиола слушала её молча и лишь кивала, а лекарша на мгновение отвлеклась, подняв взгляд к потолку.
— Только в наше время, кажись, эльфы совсем позабыли об этом, — добавила она. — Некогда прадед нашего нынешнего короля пытался изменить всё это. Они называли его Мягким Королём, а он только и делал, что поступал верно. — Лекарша едва заметно вздохнула и опустила взгляд на свои руки. — Жаль, что наш теперешний король ещё и не был рождён, когда его прадед был убит.
Чернокудрая сама не понимала, как женщине удалось вовлечь её в этот разговор — даже несмотря на то, что она была чужой этой стране и её народу, но, слушая лекаршу, она чувствовала свою личную заинтересованность в этом, будто это ненароком затронуло и её тоже, и не просто как слушателя, а как человека, имеющего к этому — или к последствиям этого — непосредственное отношение. А потому она спросила:
— Его убили «свои»?
Лекарша смотрела на ломтики моркови на доске перед собой, но мыслями явно была далека от готовки.
— Не думаю, что при дворе у него был кто-то, кого он считал бы «своим», — ответила она. — Человек — в особенности, если он носит корону, — поступающий вопреки тому, как привыкло поступать большинство, как правило, обречён быть одиноким.
«Подумать только, — задумалась Фавиола, — какой отпечаток может оставить кто-то, кого давно уже нет». Нынешнему королю было уже немало лет, а значит, монарх, о котором говорила женщина, должен был быть мёртв уже несколько веков. Едва ли целительница сама застала его — конечно же, нет, ведь для этого она была слишком молода, — но, возможно, о Мягком Короле ей рассказывали её предшественники. Чернокудрую по какой-то причине согрело упоминание о нём. Ей вдруг показалось, что она стала частью какой-то истории, хранительницей определённых воспоминаний. Вот так, всего лишь несколькими фразами, она стала знакома с кем-то, о ком никогда прежде не слышала. «Наверное, это и есть настоящий подвиг — войти в память людей, просто принимая правильные решения». Фавиола чувствовала, что могла бы ещё долго раздумывать над этим, ненароком выискивая параллели между своей жизнью и этой истиной и полностью отдавая себе отчёт в наличии собственного желания поступать верно вне зависимости от чего-либо и не растворяться среди толпы, часто считающей правильным именно самый лёгкий путь, — но её отвлекли звуки со стороны коридора.
Бах! Тудух, тудух!
Хлопнула дверь, раздался стук подошв о деревянные половицы. Обе — и чернокудрая, и женщина возле стола — обернулись в сторону входа на кухню. В дверной проём влетела Бригита, громко дыша даже после такой непродолжительной пробежки, и вцепилась руками в дверную раму.
— Быстрее! — заявила она. — Он проснулся и явно не намерен оставаться здесь.
Она посмотрела широко раскрытыми глазами на лекаршу, и та, взглянув на Фавиолу, бросила нож на доску, провела обеими руками по переднику и выбежала в коридор, на ходу снимая с себя всё лишнее. Бригита хотела последовать за ней, но чернокудрая остановила её.
— Подожди! — позвала Фавиола.
Рыжеволосая бросила взгляд на дверь в дальнем конце коридора, но всё же зашла на кухню, очевидно всё ещё пытаясь прислушаться к тому, что там могло бы происходить. Фавиола не испытывала подобного любопытства; напротив — её чувства были весьма противоречивы. По переполошенному, но не испуганному виду подруги она могла сделать вывод, что незнакомец пришёл в себя и оказался в состоянии, подходящем для того, чтобы это вызвало в них облегчение. Чернокудрая была рада за него, но вместе с тем ощутила укол в груди, исходящий из понимания того, что пришло ей на ум ещё предыдущей ночью: что их путь должен продолжиться. Она подсознательно дала себе отсрочку, пообещав, что как только мужчина придёт в себя, всякая ответственность за него с них будет снята и они обе отправятся дальше. Фавиола не знала, куда им держать путь, и даже не представляла, какие ещё опасности могут встретиться им в будущем, но одно понимала отчётливо: оставаться здесь и дальше они попросту не могут. Вместе с пробуждением того мужчины исчезала единственная причина, по которой они вообще тут задержались. Но, взглянув на Бригиту, она не решилась пока что об этом сказать. Наверняка её соратница жаждала поговорить с этим человеком — не зря ведь высиживала рядом с ним столько времени, — а сама Фавиола хотела узнать хоть ещё что-нибудь от лекарши. Поэтому она дала себе новое обещание. «До утра, — мысленно промолвила чернокудрая, — пробудем здесь ещё до утра, а затем — в дорогу». Но казалось, что лежащий в коридоре рюкзак врос в половицы дома, и также чувствовала себя чернокудрая, с тоской признающая, что никогда ещё ей не приходилось так сильно бороться с нежеланием покидать ставшее им убежищем место, как сейчас.
В тот день Моруэн едва не выдала себя из-за мелочей.
Как и предполагала эльфийка, проспала она не так много, но, к своему же удивлению, сумела выспаться, и всё нервное напряжение, сковывавшее её накануне, куда-то ушло, оставив только тяжёлые мысли. Солнце — перед тем, как скрыться ближе к полудню — только вставало над крышами домов, и косая тень стоявшего напротив «Пятнистого фазана» здания легла на окно девушки, наполовину обрезанная яркими солнечными лучами. Моруэн проснулась в том же состоянии, что и всегда: полностью готовая к действию и не нуждающаяся в дополнительном времени, чтобы расшевелиться. В том городе, где она когда-то жила, её могло поднять что угодно и когда угодно, и эльфийка должна была быть к этому готова. Позднее эта привычка закрепилась той же необходимостью, когда она стала тэйрэт в антарийском лагере. Изменилось кое-что другое: теперь Моруэн должна была следить за собой, и обойтись одним прыжком в рабочее платье уже было нельзя. Заснула она в своём костюме, но проснулась спустя час и сняла его, после чего заснула вновь, поэтому утром нашла свою одежду небрежно положенной на стул. К счастью, материал не был из сильно мнущихся, поэтому девушке хватило разгладить его руками и, не заметив следов от складок, надеть на себя. Как оказалось, действие это было бессмысленным, так как вскоре пришла управляющая, невесть как узнавшая о её пробуждении, и сквозь дверь предложила ей принять ванну, причём голосом немного сдавленным, что говорило о присутствии возле дверей аруанкая. «Значит, — подумала девушка, — он действительно простоял там всю ночь. Или же вернулся вовремя». Оба этих варианта следовало обдумать, но чуть позже — сперва эльфийка всё же решила принять предложение управляющей. Как бы поступила в данной ситуации женщина, имеющая отношение к антарийцам, к которой они к тому же обращаются как к «миледи»? Ночной рубахи у неё не было, только бельё, а надевать хорошую уличную одежду без утреннего умывания она бы явно не стала. Поэтому Моруэн, заставив себя забыть о присутствии постороннего мужчины в коридоре, с уверенной подачей открыла дверь. Никого имеющая на себе лишь нижнее бельё девушка не смутила: аруанкай стоял на том же месте, где остановился вчера, и смотрел на проём дверей так, словно эльфийки там вовсе не было, а управляющая подала ей лёгкую белую накидку из полупрозрачной ткани с укороченным рукавом, дотягивающимся чуть ниже локтя, без завязок и пуговиц. Её лицо тоже ничего, кроме сдержанной услужливости, не выражало.
Моруэн набросила на себя накидку и проследовала за женщиной на первый этаж, свернув затем под лестницу: там находилась дверь и узкий проход за ней. Впереди была размещена кухня, но они свернули налево и остановились перед другой дверью, за которой было расположено помещение, чуть большее, чем комната эльфийки в этом заведении. У стены напротив стоял шкаф на всю её длину с восемью полками, которые раньше наверняка были заполнены разными средствами, но сейчас их было меньше и расставлены они были так, чтобы нигде на полках не складывалось ощущения пустоты. Справа на стене висело зеркало и было прибито несколько полок, а под ними тянулся длинный стол с полкой под ним: там лежали аккуратно сложенные полотенца, губки и ещё какие-то тряпки. В углу возле входа, будто избрав себе укромное местечко, стояла ваза с растением, имеющим тянущиеся к потолку, прямо стоячие листья и несколько тонких стебельков между ними, каждый из которых был увенчан красным цветком. Но на всё это Моруэн обратила внимание уже после, так как сперва бросила взгляд на широкое окно в стене слева и сдвинутую в его сторону ванну, стоявшую на коврике.