Почти уже наступала ночь, но Бригиту не тянуло ко сну. Устроившись на одном из стульев, она, вытянув левую ногу и упёршись ею в стену дома, глядела в окно. Возле хижины горело несколько длинных факелов, и один из них был как раз неподалёку от окна, и свет, проходящий сквозь начищенное стекло, беспрепятственно попадал внутрь. Тени от растений на подоконнике падали на стол, рисуя узоры на руке девушки; никаких других осветительных приборов в комнате не было, да и свет как таковой в данную минуту здесь был бы лишним для всех, кроме неё. В такой приглушённой обстановке Бригите казалось, что, зайдя в эту хижину и переночевав здесь, она оставила все ранее случившиеся и спутавшиеся в беспорядочный клубок события позади. Она будто дала отсрочку всем своим волнениям и теперь, находясь здесь, могла выдохнуть и посидеть немножко в покое. Этой возможностью она, конечно же, не преминула воспользоваться, но полностью расслабленной ощутить себя не смогла — и виной тому была неопределённость, сквозившая в каждом деле, которое касалось её с Фавиолой.
Бригита опустила взгляд на стол и поскребла ногтём мозоль на складке возле большого пальца. Даже не верилось, что им удалось дотащить ту повозку. Всё в тот момент говорило о том, что их затея — не более чем вызов, брошенный всем соображениям здравого смысла, и как же всё-таки хорошо, что им удалось оправдать его. Рационализм — штука полезная, но если бы он был единственным необходимым для человека двигателем, то род людской не был бы наделён чувствами. Они же впоследствии и «вытянули» всю ситуацию. Рыжеволосая не просто хотела — она нуждалась в том, чтобы всё завершилось удачным для них образом. Похоже, мир не до конца лишился добра и своих чудес, потому как — честное слово! — с того момента, как они оставили за спиной поселение, всё складывалось в их пользу. Дорога — скорее всего, вследствие недавно прошедшего здесь кратковременного дождя — ещё сохранила свою влагу, и дровни скользили по траве, позволяя девушкам тащить их с усилием меньшим, чем можно было себе представить. Они не подскакивали и не застревали, позволяя пострадавшему оставаться на своём месте. Ничего не упало из дровней и не потерялось. Огни в лесу Фавиола приметила ещё издалека, будто бы почувствовав их, так как Бригите удалось разглядеть источник света, только когда они подошли поближе. Кроме всего прочего, им никто не повстречался в лесу, и к хижине лекарши они прибыли в кратчайшие сроки, успев вложиться в минут пять-десять. Что было дальше, также соответствовало мысли рыжеволосой о том, что в мире ещё живо — и, несомненно, действует — настоящее добро.
Обернувшись назад, она села боком на стуле и, взгромоздив одну руку на его спинку, взглянула на кровать. «Чудеса — иначе и не скажешь», — крутилось у неё на уме каждый раз, когда она смотрела на результат их общих усилий. Жившая здесь женщина не стала ничего спрашивать; едва только встретив их возле дома и бросив взгляд на дровни, она указала кивком на дом и в спешке принялась раздавать все последующие команды. Бригита была удивлена её незамедлительной реакцией: складывалось впечатление, что лекарша не обратила никакого внимания на то, кто они такие и с какими намерениями пришли к ней. Они могли оказаться кем угодно, и, тем не менее, женщина, жившая в лесу, где никто не прибежал бы ей на помощь, бесстрашно открыла для них двери своего дома. Около десяти минут длились подготовительные работы в её спальне, в которых участвовали все трое, после чего лекарша велела им выйти за дверь. Затем, спустя где-то час, беготня продолжилась, но в ней уже не было прежнего напряжения, а всё потому, что Бригита услышала те слова, в которых так сильно нуждалась: что всё будет в порядке. Но она не могла выкинуть из головы сказанное вдобавок — что они явились очень вовремя. Рыжеволосая не хотела представлять себе, что бы из всего этого вышло, если бы они задержались на тот незначительный отрезок времени, что помог лекарше спасти незнакомца из леса.
«Теперь всё будет в порядке», — напомнила себе Бригита, вдумчиво и беззвучно глядя на лежащего в кровати мужчину. Его было не узнать, и в данной ситуации это определение несло в себе положительный оттенок. Первым, что заметила рыжеволосая девушка, когда была приглашена в эту комнату после того, как над ним поработала лекарша, были почти вернувшиеся очертания лица. Припухлость значительно уменьшилась, и чтобы окончательно придать ему человеческий вид, нужно было отмыть кожу от крови, убрать некоторые повреждения и подождать несколько дней, прежде чем оно разгладится до своего обычного состояния. Сейчас изучить его лицо было сложнее, так как его покрывали компрессы — раскатанные до очень тонкого состояния крупные листья, смоченные в лечебном средстве. Они облепляли всё, кроме глаз и зоны волос на голове, и без каких-либо эффектных зрелищ делали своё дело, завершая начатое руками лекарши. Что она такого сделала, рыжеволосая до сих пор не знала, но понимала, что не каждому было бы такое под силу. Это, сплетаясь с самозабвенностью лесной отшельницы в исполнении своего долга, не могло не восхищать.
Задачей Бригиты, которую она, в общем-то, фактически поручила себе сама, было следить за тем, не проснётся ли незнакомец раньше времени — лекарша полагала, что он должен был прийти в себя ближе к утру второго дня; пока же был лишь поздний вечер первого. Несмотря на кажущуюся нудность этого занятия, рыжеволосая выполняла его без ощущения скуки, вероятно, из-за личной заинтересованности. Она хотела первой убедиться, что для этого человека всё обошлось. Во-вторых, она хотела разведать, кто он таков. И, в-третьих, она просто не хотела уходить, хотя для них с Фавиолой это было лишь вопросом времени, быстро приближающегося к тому моменту, когда они всё же будут вынуждены покинуть это место и идти — если не бежать — дальше. Поэтому Бригита без лишних жалоб провела в сумме около пяти часов за последние сутки в этой комнате, наблюдая за человеком, продолжавшим мирно спать. Они освободили его от верхней одежды, оставив всё прочее, и потому было отчётливо видно, как равномерно вздымается и опускается в дыхании его грудь. Ничего примечательного на нём, кроме обычной одежды, выдающей в незнакомце человека не слишком высокого достатка, они не обнаружили, разве что только висящий на длинной холщовой верёвке амулет: круг с неровным рифлёным краем, похожий на раковину синих и голубых оттенков с примесью белого и покрытый чем-то навроде лака. Он был пронизан крошечными синими камушками, будто бы изготовленными из цветного стекла, и в целом создавал впечатление какой-то домашней поделки — симпатичной, но не несущей в себе отпечатка тонкого ювелирного мастерства. Никто не стал её трогать, разве что только облапили глазами. Так как при незнакомце больше ничего не было — ни украшений, ни других похожих на то вещиц, — то Бригита посчитала, что эта штука у него на шее явно должна иметь какой-то символический смысл, и узнать, какой именно, она могла только от того, кто ею владел, — а это было ещё одной причиной дождаться его пробуждения.
Моментами рыжеволосая поднималась со своего места и перемещала своё внимание на что-то другое. Так и на этот раз она неспешно встала, поводила головой в поисках чего-то, что она ещё не видела, и подошла к угловым полкам, коснувшись прикрывающей их шторки, но в итоге всё же не отодвинула её. Возвращаться к столу ей не хотелось, поэтому Бригита развернулась к кровати и пристально вгляделась в незнакомца. Ей показалось, что лечебный лист над его левым глазом немного сполз в сторону, и, немного помявшись, она потянулась к нему, чтобы подвинуть эту штуковину обратно. «А это ещё что такое?» Серые глаза присмотрелись к внешнему краю тёмной брови: волосинки топорщились как-то по-странному, и Бригита, приподняв лист, попыталась их пригладить. «Погодите-ка…» Какое-то внутреннее чувство приличия велело ей остановиться, но рыжеволосая его не послушала, и прежде чем оно смогло убедить её в этом, потянула за волоски. Бровь легко соскользнула со своего места, отлипнув от кожи. Бригита зажала ладонью рот, другой приподнимая волосатую полоску на уровень глаз. Её душил, что называется, дурацкий смех; возможно, сказывался накопившийся стресс, но она не могла ни остановиться, ни найти причину едва не вырвавшемуся хохоту. Сведя взгляд с зажатой между двумя подушечками пальцев брови, она опустила её на лицо мужчины. Кажется, бровь отмокла не настолько хорошо, и что-то он всё же почувствовал, раз поморщился во сне. Бригита, всё ещё борясь с обрушившимся на неё весельем, запаниковала и попыталась приделать её обратно, но бровь, разумеется, обратно-то ложилась, но без клея не прилипала. Чувствуя, как затекает спина из-за того, что она перевесилась через кровать в попытке вернуть чужой аксессуар на место, и не имея возможности упереться хотя бы одной рукой в стену, она просто прикладывала его к надбровной дуге, но ничего, конечно же, не получалось, и бровь сползала обратно.