Обведя взглядом помещение и попытавшись ощутить себя одной в этом месте, девушка взглянула на стол. Ничего, кроме светильника, на нём прежде не было, но теперь, на том краю, возле которого сидела женщина и где при разговоре покоилась её рука, лежала записка. Моруэн, будто попавшаяся на крючок добыча, потянулась к ней и нехотя перевернула её на другую сторону. Ничего ужасающего эта небольшая аккуратная записка не содержала — на ней всего-навсего было выведено красивым, ровным почерком следующее: «Коротка ночь для того, кто выжидает появления солнца». Моруэн, беззвучно шевеля губами, прочитала эту фразу дважды, а затем перевернула бумажку на обратную сторону. Эта фраза была ей известна: эльфы, да и те, кто жили на их землях, часто использовали её, когда расставались перед дорогой. Зачастую её можно было слышать в развлекательных заведениях, так как там она звучала наиболее прямо: тот, кому с утра нужно было уезжать, не мог засиживаться, так как за ночь нужно было успеть отдохнуть. В целом же это означало путь.
Значит, вскоре ей снова придётся куда-то идти.
Моруэн эта мысль нисколько не радовала. Она ещё не привыкла ко всему этому — к не до конца понятному образу и новой личине; более того — она не понимала, что со всем этим делать, но бездействовать не могла. Она уже не рассчитывала на то, что ей удастся выпутаться, не пройдя эдакий тест на пригодность. Была она подходящей персоной для осуществления того, что взвалили её на плечи, или же нет, значения, казалось бы, совсем не имело. Эльфийка была близка к тому, чтобы окончательно отчаяться — представления о том, что у неё нет никакого выхода, не могли привести к иным эмоциям, но само по себе оно не могло ей никак помочь. Человек, раз уж он попал в водоворот событий, поступит наиболее глупо, если перестанет бороться с потоком, а Моруэн уже чувствовала, что он поджидает её где-то за стенами этого заведения. «Коротка ночь для того, кто выжидает появления солнца», — повторила девушка. Это означало, что по крайней мере эта ночь у неё в запасе всё же имелась, а это, в свою очередь, включало в себя несколько часов, которые можно было потратить на дело или на приведение мыслей в порядок. Бытие невольницей в антарийском лагере научило её правильно оценивать и распоряжаться своим временем, и метаться сейчас из угла в угол означало бы бездарно его растратить.
Потирая озябшие пальцы друг о друга, она подошла к двери, но так и не решилась её открыть: чтобы что-то сделать, нужно иметь в своём распоряжении нечто большее, чем просто мысль об этом. И потому Моруэн отодвинулась от неё и тяжело опустилась на кровать, пряча лицо в ладонях. «Разгадай», — сказала та женщина. Возможно, аруанкай за дверью мог ей что-то поведать, но эльфийка пока ещё не была настроена разбираться с ним — уж слишком ненормальным он ей казался. В самом деле, пока что единственное, что она хотела разгадать, это то, как Антье воспринял её отсутствие в лагере. Заметил ли он вообще её пропажу? Ведь её не было уже второй день, но и он бывал загружен делами даже более продолжительный срок. А если заметил, то как к этому отнёсся? Моруэн боялась представить, что с его точки зрения произошедшее могло выглядеть как обиженное бегство. Но нет, Антье ведь знает, что она не обидчива, да и снесёт всё, что угодно, лишь бы не огорчать его.
И всё же эльфийке хотелось бы иметь возможность хоть как-то сообщить ему о том, что происходит. Пожалуй, это — а не то, что сказала женщина, — и было первым, что ей предстояло разгадать; но не раньше, чем подступающий к ней сон отпустит её с первыми лучами солнца.
С того самого дня рыжеволосой постоянно снились вороны. В своих снах Бригита всегда обнаруживала себя в окружении деревьев — почти как в действительности, — а на ветвях сидели эти птицы и с беспокойством глядели на неё, шевеля крыльями, — десятки, сотни особей. Иногда некоторые из них спускались вниз и пытались её поддеть то клювом, то кончиками крыльев; бывало, что они даже хватались за неё своими когтистыми лапами. Но хуже всего было, когда деревья вдалеке начинали гнуться и шуметь, а за ними прорисовывался силуэт огромной птицы, медленно ползущей в её сторону. Ужасными такие сны были потому, что в них Бригита пыталась отступить, но неизменно натыкалась спиной на невидимую преграду и была вынуждена стоять и дожидаться, когда же объявится её пернатый противник. В ожидании этой встречи она и просыпалась — рывком, будто силком вытолкнутая навстречу реальности, — а в её ушах всё ещё стояло карканье ворон, этих недовольных и пугающих завсегдатаев её кошмаров.
Благо, времени на сон у них с Фавиолой каждый раз становилось всё меньше. Покинув заброшенное поселение, они больше не устраивали себе убежищ, а довольствовались короткими передышками в тех местах, которые казались им наиболее безопасными по сравнению со всем остальным пространством, окружающим их. Спали они урывками и по одной, не дольше получаса. Случалось, что за эти несколько дней, проведённые в бегстве от непонятно чего, рыжеволосая попросту прислонялась спиной к какому-то дереву и так и засыпала. Как правило, нужного отдыха такой сон не приносил, но по крайней мере он сберегал хотя бы немножечко сил, чтобы она могла продолжить путь. Бригита чувствовала себя истощённой — как в физическом, так и моральном плане, — но вслух об этом не упоминала; уж очень стойкой показывала себя её чернокудрая компаньонка по бегству. Ей тоже было сложно, что было отчётливо видно по глазам, но она не позволяла себе даже тихого, едва различимого бурчания под нос. Причин тому состоянию, в которое они погрузились, было немало, и отсутствие нормального сна числилось лишь одним из них. У девушек практически не было никакой еды и питья. В лесу им попался ручей, но они не знали, сколь скоро найдут другой и есть ли он здесь вообще, а потому берегли воду, в то же время постоянно испытывая свою силу воли мыслями о ней. Еда была на исходе, и весь их рацион свёлся к маленьким крупицам тех продуктов, которые оставались в коробке внутри рюкзака, и ранним ягодам жёлтого цвета с белой «рогаткой» на кончиках, которые они поначалу жевали с удовольствием, но которые приелись уже к следующему вечеру. Рисковать собирать что-то другое в лесу они не стали — предпочитали голод отравлению, — но всё равно засматривались на растения, выглядящие съедобными, как, например, сочные коричневатые грибы, спрятавшиеся посреди мха, и нечто, нарастающее на самой коре некоторые деревьев, похожее на дольки спелых плодов айвы. Им бы сейчас точно пригодился какой-нибудь справочник по съедобным растениям эльфийских земель, но приходилось обходиться собственными соображением и интуицией. Оба они, к слову, твердили, что лучше стоит держаться подальше от любых неизвестных вещей.
Из-за такого рваного распорядка дня Бригита совсем потеряла счёт времени, но была уверена, что её спутница продолжает вести его. Тем не менее спрашивать её девушка не стала — то ли не хотела расстраиваться, то ли не видела в этом особого смысла. Главным было понимание времени суток, а его можно было «раскусить», просто обратив взгляд к небу. За прошедшие дни Бригита неплохо научилась разбираться в том, когда наступает вечер и близится ночь, а когда попросту портится погода. В этот конкретный час происходило и то и другое: время было немногим после восьми вечера, а небо хмурилось, но рыжеволосая девушка, наблюдавшая за ним прежде, почти с полной уверенностью могла сказать, что дождь, если и соберётся, то только к ночи. Но даже если и так, это мало что меняло; оставаться в часе ливня без крыши над головой для них было слишком большим риском и тратой времени, которое можно было потратить на продвижение вперёд. «Это — не безлюдный регион, — твердила самой себе Бригита, не раз просматривая карту, — здесь не может совсем не быть людей». Ей было уже наплевать, кем будут эти люди — лишь бы только они им встретились. Такими темпами она начинала ощущать себя полнейшей дикаркой, рискующей забыть обо всех своих потребностях, разве что о необходимости защищать себя от опасности, плетущейся вслед за ними. Рыжеволосая была уверена в её наличии, и Фавиола — тоже. Они лишь изредка упоминали об этом вслух, но то, с каким упрямством они шли дальше, говорило об общности взглядов на данный счёт.