— Добрый день, — будто выйдя из глубоких раздумий, сказала она наконец.

Круглые, выпученные глаза взглянули на Эрвану. Они не просто отливали золотом, а казались золотистыми, и, не будь они так вытаращены в его сторону, антариец признал бы их привлекательными, но зачастую роль играют не сами глаза, а то выражение, с каким они смотрят, и на данный момент всё выглядело так, будто эта молодая, но пугающая женщина была готова откусить ему голову, если он не так пошевелится. Благо, градоправитель умел вести неоднозначные разговоры и в словах обычно не терялся.

— Добрый день, миледи, — ответил он, учтиво поклонившись.

Только какая она «миледи»? У этой женщины, которую в послании, полученном градоправителем, называли Лоэ́р, вряд ли имелся какой-либо титул, потому что она была эльфийкой, а не антарийкой, но Эрвана решил подсластить встречу таким вот проявлением вежливости. Получилось или нет, было сложно сказать — взгляд женщины не изменился, и чем дольше он на неё смотрел, тем больше ему начинало казаться, что другого вида у неё попросту не бывает. Но чего он, собственно, ожидал? Тюремщицы редко бывают обаятельными. Некоторым из них присуща небывалая красота, но стоит лишь послушать о тех деяниях, на которые они способны, как сквозь манящий облик начинает пробиваться сигнал о том, что лучше бежать от них куда подальше. Не давнее чем на прошлой неделе одна из них приехала в замок Зеркального города, и в тех помещениях, в которых она поселилась, резко упало количество посещаемости, а после того как она поиздевалась над выделенной для неё прислугой, желающих ей прислуживать вообще не нашлось — люди под страхом смерти отказывались к ней идти, предпочтя сталь тем пыткам, которые могла вымыслить тюремщица. Эрвана старался об этом не думать, но сейчас, глядя на «товарища по цеху» своей предыдущей гостьи, он резко вспомнил об этом. Наличие таких личностей поблизости баламутило окружение, поэтому любой человек стремился поскорее отвязаться от их присутствия, и Эрвана не был исключением. Но прежде чем он успел что-либо сказать, Лоэр снова перевела взгляд на аруанкая, изучила его с ног до головы и сказала:

— Ты грязный.

Претензия была вполне обоснованной, но градоправитель так и не понял, к чему было это замечание. Сама тюремщица выглядела очень ухоженно: она была одета в прилегающий к телу юбочный костюм, обута в бархатистые сапоги, сверху на ней был надет выглаженный тёмно-зелёный камзол без рукавов, подпоясанный тонким кожаным поясом; на левом запястье красовался золотой браслет, а голову украшало подобие золотистой диадемы, вокруг которой была обмотана часть чёрных волос, сквозь которые проглядывали короткие зубцы украшения. Оружия при ней не было, но она в нём и не нуждалась. Точнее говоря, оно пока что находилось не при ней, а стояло возле градоправителя.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал, госпожа? — впервые заговорил аруанкай.

У него был плавный голос, как и у большинства эльфов; не слишком низкий, но и не излишне мелодичный, то есть вполне соответствующий его виду. Прозвучавшее в нём выражение было таким же безликим, как и взгляд, с которым прежде сталкивался Эрвана. Эльф будто бы ничего не чувствовал по этому поводу и просто реагировал на заданный вопрос. Оба они — и аруанкай, и его тюремщица — были похожи на только что выловленных из озера холодных рыбёшек.

— Отмылся как следует, — с нотками раздражения ответила женщина. — За мной.

Она хотела повернуться в сторону выхода, но что-то дёрнуло Эрвану, и он её остановил; возможно, это была вбитая в него со времён давней службы исполнительность и чёткое следование приказам.

— Подождите одно мгновение, — сказал он. — Я должен задать Вам один вопрос.

Тюремщица, повернувшая полу-боком, резанула по нему взглядом, как-то так сведя губы, что сразу стало понятно: её настроение также изменилось, и далеко не в лучшую сторону. Эрвана сам бы отослал её куда подальше, но в послании говорилось, что очень важно, чтобы аруанкай не попал в чужие руки. Антариец не понимал, как такое в данной ситуации вообще было возможным, но он должен был руководствоваться двумя принципами при передаче бойца его «напарнице» — меткой у неё на руке и ответом на вопрос. Первая, в обычное время скрытая иллюзией, сейчас угрожающе открылась его взгляду, став видимой: она находилась на предплечье, тянясь от локтя до запястья. Со вторым он как раз собирался по-быстрому разобраться, но всё пошло не по плану.

— Я тоже хочу задать Вам вопрос, — ответила женщина, пошевелив шеей, и её слова были похожи на шипение жара на сковородке, только по ощущениям это отдавалось скорее чем-то ледяным. — Вам никак надоело присутствие столь бесполезного навершия Вашего тела, да ещё и на столь хлипкой шее?

Сказав это, она перевела взгляд на аруанкая, и её круглые глаза, похожие на две крупные монеты, скользнули в его сторону, после чего вернулись к градоправителю. Эрване такая постановка вопроса не понравилась. Он, конечно же, был осведомлён, насколько причудливо восприятие слов у аруанкаев, поэтому озаботился своей сохранностью, едва расслышав такую угрозу. Тюремщицы ни перед кем не держат ответа, кроме как перед теми, кто их послал. Конкретно эту послали откуда-то «сверху» — те, кто будут даже повыше начальников Эрваны. Если она решит отчекрыжить ему голову ничем не сдерживаемыми руками аруанкая, то та так и покатится по красному ковру.

— Что Вы, — улыбнулся антариец, пытаясь не показывать своего волнения. — Я бесконечно дорожу ею. Она, пожалуй, лучшая моя часть.

Лоэр, по-видимому, задерживаться не собиралась, потому как снова развернулась, чтобы уйти. На этот раз Эрвана не стал её останавливать. Вполне очевидно, что это была именно та тюремщица — иначе бы аруанкай и с места не дёрнулся. Единственная причина, по которой он прежде пошёл за градоправителем, была фраза, которая использовалась в качестве чего-то навроде спускового механизма для дальнейшего действия. Если бы антариец тогда перепутал слова, эльф остался бы в зале или пошёл искать свою «напарницу» самостоятельно, тем не менее не покидая замок полностью. Эрвана, в общем-то, был осведомлён по поводу его странностей, но только лишь в общих чертах и не рвался узнать всё детально. Скорее, он хотел, чтобы эти двое побыстрее убрались из его замка, и эта мечта была близка к осуществлению.

— Доброго вечера, — уважительно кивнув женщине, попрощался градоправитель, когда аруанкай прошёл мимо него.

Тюремщица даже не обернулась.

Антариец ещё постоял на месте, смотря ей вслед, после чего сам развернулся и в задумчивости преодолел несколько коридоров. Казалось, что после этой встречи и солнце уже не так ярко светило. Не нравились Эрване такие люди, и были на то свои причины, к тому же не он один имел к ним такое отношение: все антарийцы, которых он знал, были от них не в восторге — даже те, кто был известен своей выдержкой или жестокостью. Но был один плюс: по эту сторону Перевала они встречались нечасто… Но ведь и война началась не так давно. В любом случае, с какой бы целью их ни отправили сюда, она определённо была веской, и Эрвана, честно говоря, совсем не завидовал этому их… объекту назначения.

— Принеси мне бутылку горячего вина, — скомандовал он эльфийке, вернувшись в свои покои и, впервые изменив самому себе, нисколько не улыбнулся.

Считается, что выброшенные из гнезда птенцы оттого так быстро учатся ладить с ветром, что у них нет иного выбора. От природы они наделены крыльями, и это обязывает их летать; человеку же положено стремиться к выживанию в любых условиях, а оно, как бы ни складывались обстоятельства, всегда предполагает наличие действия. Чтобы отвести от себя угрозу или выйти из опасного для себя состояния, человек должен что-либо предпринять, и именно потому, невзирая на сильное желание просто сесть и дождаться своего отряда, отбившиеся от него девушки были вынуждены продолжить свой путь. Сперва их гнал вперёд страх, и лишь только когда они достигли лесной полосы, это чувство перестало быть ведущим, уступив своё место рассудительности — по крайней мере, так было с Фавиолой, вовремя вспомнившей, что потеря здравого смысла в такой ситуации ни к чему хорошему не приведёт. Им нужен был план, и чернокудрая девушка решила действовать, продумав его самостоятельно. По сути, она должна была бы посоветоваться со своей горе-спутницей, но подозревала, что Бригитина натура спорщицы не позволит им сдвинуться с места, пока они не переругаются по поводу каждого пункта. Фавиола отдавала должное тому, что они обе были растеряны, но конфликты сейчас были явно лишними. И потому она, шаг за шагом, попросту ставила свою единственную союзницу перед фактом — без повелительных тонов или навязывания своего лидерства. Всё продвижение вперёд по пунктам плана, составленного в её уме, заключалось в своего рода подсказках: «Давай пойдём туда?» «Наверняка там можно будет найти убежище». «Надо поскорее развести огонь». Бригита вся дрожала от холода, и вскоре чернокудрая поняла, что именно он, а не какие-либо преследователи, в ближайшее время будет их основным врагом. Она и сама ощущала покалывание и встряску по всему телу, но старалась побольше двигаться и забивать голову мыслями о чём-то другом. Подумать ей действительно было о чём: оставшись без руководства человека, который имел опыт в подобных ситуациях, они были вынуждены во всём разбираться самостоятельно. Даже Бригита, раньше протестовавшая против выраженного лидерства Моргины, сейчас, должно быть, жалела, что они оторвались от эльфийки и остальных членов отряда. Как бы ей ни нравилось то, что её кто-то контролировал, но вместе с тем им не приходилось заботиться о том, что́ нужно предпринять в каждой отдельной ситуации; сейчас же вся ответственность за собственное выживание лежала исключительно на их плечах. Принятие неправильных решений могло закончиться не просто какой-то неудачей, а летально для каждой из них — на кону была вовсе не их репутация, а жизнь как таковая. И как тут голова не начнёт пухнуть от всего навалившегося? Будь нынче хотя бы лето с его знойными вечерами и тёплыми ночами, но весенняя погода оставляла желать лучшего. «По крайней мере, нет дождя», — успокаивала себя Фавиола. Было полезным находить хотя бы щепотку хорошего, чтобы всё вокруг не потонуло в абсолютной темноте, из-за чего они рисковали погрузиться в опасное для себя ощущение полной безысходности. С последним чернокудрая настойчиво не соглашалась, даже не подпуская к себе такую мысль. Пока они живы и пока они вместе, у них ещё сохранялась масса возможностей выйти из положения. Главным было лишь придумать как, а остальное… Остальное приложится.