Целительница поднялась на ноги и взяла свои вещи, дав понять, что на этом разговор окончен. Бригиту зацепило то, о чём рассказывала эльфийка, и пусть она и не получила прямого ответа на свой вопрос, внутри чувствовалось некое большее понимание, чем прежде. Спорить и дальше было глупо — остальные девушки приняли к сведению нежелание Моргины продолжать эту тему. Фавиола одной из первых забросила на спину свой рюкзак и направилась к выходу, а следом за ней — и Трина. Эмироэль остался чуть подольше, чтобы проконтролировать рыжеволосую бунтарку, которая на этот раз не стала демонстративно тянуть время и тоже собралась достаточно быстро. Её мысли всё никак не хотели убегать в другую сторону и безустанно крутились вокруг всего, что они обсудили и что оставили «за кадром». Свои аргументы Моргина так и не стала конкретизировать, но в её речи чувствовалось что-то такое, что передалось девушке посредством ощущений. У неё осталось послевкусие какой-то неизъяснимой настороженности. Она ничего не знала про Арвеллека, кроме того, что он являлся предводителем этих так называемых Теней, представление о которых она могла сложить разве что по Тальерину, который, в свою очередь и судя по описанию эльфийки, отличался от их лидера. Но вместе с тем целительнице не удалось убедить её в том, что это — плохой вариант. Гораздо сильнее Бригите запомнился аргумент младшей остроухой. «Его боятся антарийцы…» — рыжеволосая промотала это в своём уме несколько раз подряд. Эти слова затронули Бригиту и не отпускали, особенно учитывая, что Моргина не стала их отрицать. Кто бы не захотел иметь у себя под боком кого-то, кого боятся его враги? Вот и рыжеволосая всерьёз раздумывала, насколько убеждения эльфийки весомее её соображений, и действительно ли то, что сказала целительница, было достаточным, чтобы отступить от своей затеи, которая заключалась в том, чтобы обзавестись всеми возможными союзниками на этом пугающем пути. Если бы кто-то спросил об этом Бригиту, она бы сразу же ответила своей готовностью примириться с любыми странностями других людей — при условии, что они могли бы защитить их от преследования, которое больше не казалось таким далёким и в самом деле вряд ли шло на большем разрыве, чем бы им бы того хотелось.

— Наслаждаешься полутьмой, заклинательница? — Голос, прозвучавший слева от неё, заставил Бригиту дёрнуться всем телом.

Она и без того застряла на пороге помещения, выходя из него и не заметив, как задумалась, а сейчас так и вовсе вцепилась руками в стены, застыв, как статуя. Акхасси здесь быть не должно было — паучиха осталась за пределами башни, это рыжеволосая точно помнила. Она не видела, чтобы круглоглазая женщина спускалась с ними в тоннели, и её присутствия в ходе всего путешествия Бригита тоже не замечала. Было логичным предположить, что та не ушла своей дорогой, так как перед спуском их маленького отряда в Коридор не прозвучало никаких прощаний. Рыжеволосая не помнила всех деталей той ночи, но была уверена: акхасси осталась на поверхности. Чуть позже она переосмыслила это, придя к выводу, что паучиха, скорее всего, встретит их уже на выходе, поэтому не ожидала вдруг встретить её здесь, под землёй. Получается, любой, кому бы этого захотелось, смог бы вот так вот подкрасться к ней, и она бы даже не заметила?! И что только стало с её бдительностью? Ещё мгновением ранее Бригита была уверена, что смогла бы расслышать, как царапают пол мышиные коготки на расстоянии триста метров от неё. Правда, это было спорно, так как никакие животные им по пути сюда так и не встретились.

Одним словом, появление акхасси вызвало целый шквал размышлений, который перебила оторопелость рыжеволосой, наверняка отпечатавшаяся также и в её взгляде.

— Я напугала тебя, заклинательница? — спросила круглоглазая женщина, проходя мимо.

По обыкновению, с неё нельзя было считать никаких эмоций, так как их попросту не было — или же акхасси умело их скрывала. В любом случае, Бригита не сразу раскрыла рот, чтобы ответить, потому как не решила, был ли этот вопрос подколкой или паучиха по-настоящему интересовалась этим. Так или иначе, она не стала задерживаться и, не дождавшись ответа, пошла дальше, явно намереваясь переговорить с Моргиной. «Заклинательница, заклинательница, — мысленно пробурчала ей вслед Бригита, не отрывая от неё своего взгляда — Так можно и заикой стать». Но так как быть недовольной уже вошло в число её постоянных привычек, рыжеволосая не стала развивать эту тему, а просто пришла в себя и ускоренным шагом отправилась вслед за остальными, силясь расслышать хоть что-нибудь из того, о чём переговаривались эльфийка с акхасси. Её затея не увенчалась успехом ещё в самом начале, так как обе женщины отошли чуть подальше и велели остальным подождать. Моргина хоть и стояла спиной к стене, но свет всё равно затрагивал её лицо, на котором отчётливо вырисовывались всё те же вялые настороженность, задумчивость и тревога. Всё это намекало на одно: акхасси, по-видимому, принесла не самые хорошие вести. За всё это время Бригита уже привыкла ловить крохи информации, попадавшиеся ей невербальными путями, поэтому внимательно вглядывалась в целительницу. Вроде как ничего ужасного не случилось, иначе светловолосая эльфийка выглядела бы иначе, но что-то в её взгляде подсказывало, что их планы меняются. Об этом Моргина даже словом не обмолвилась, предоставив размышления об услышанном при себе, но того, что увидела рыжеволосая, было достаточно. Когда же разговор эльфийки и акхасси был завершён, целительница мотнула головой, призывая остальных возобновить путешествие. Она избегала пересекаться взглядами с Бригитой, и последняя посчитала, что для этого у неё несомненно имелась стоящая причина. Что бы там ни узнала лидер их группы, это сулило перемены — но какие? Спрашивать было бесполезно — рыжеволосая это уже уяснила. Поэтому она молча отправилась вслед за остальными, подгадывая удобный момент, чтобы всё разведать. Но, как и повелось, он подвернулся гораздо позже, чем предполагала Бригита.

Бывает, человек может за неделю — и порой даже незаметно для самого себя — полностью измениться. За это время Криандра успела стать отображением того, что подразумевалось под словом «рабство». Она не следила за собой и не смотрелась в зеркала, но мимолётного взгляда, обращённого на поверхность лужи, было достаточно, чтобы понять: она себя не узнавала. Это не было чем-то метафорическим — девушке действительно на мгновение показалось, что она видит кого-то другого. Затем, когда она проходила мимо чьего-то щита, прислонённого к одному из колышков возле шатра, её доводы подтвердились. Это измождённое, на первый взгляд, совершенно лишённое цели создание действительно ей не примерещилось. Но, если задуматься, то это и не стало для зеленоглазой большим открытием: едва ли у человека, который чувствовал себя эмоционально полностью испитым, могла быть какая-то другая внешность. Та неделя с лишним — какие-то недолгие восемь дней — были подобны каторге, которая по ощущениям длилась долгие годы. И дело было вовсе не в работе, которую девушке приходилось выполнять.

Она сдалась, и соперничать с этим чувством по насыщенности мог лишь страх, который она испытывала прежде. Сколь героической ни казалась сама идея противостояния людям, воплощавшим всё самое дурное, на что было способно человечество, проявить его Криандра просто не смогла. Возможно, чтобы сохранить хотя бы крохи своей идентичности, ей нужно было накинуться на человека, которого назвали её владельцем, и попытаться выткнуть ему ногтями глаза или, проявив огромное усилие над собой, задействовать магию. Криандра в тот момент находилась в настолько переполошенном состоянии, что вполне могла бы призвать её вновь, но любое проявление силы тут же оказывалось придавленным тяжёлым и пронзительно чётким осознанием происходящего. На деле, даже если бы она и была похожей на тех заклинателей, о которых рассказывала эльфийская целительница, ей бы было нечего выставить против чародея. Игры с огнём были ему столь же привычны, как иному человеку — процесс дыхания или ходьбы, и вряд ли он утрудил бы себя, спалив дотла совершенно безызвестную, решившую показать характер невольницу. Зеленоглазая поняла это, когда впервые встретилась взглядом с этим человеком, и утвердилась в этом мнении после того как выслушала не малость рассказов о чародее и его достижениях в битвах. Всё, что она слышала о нём прежде, оказалось правдой, в том числе и некоторые из её личных домыслов. Этот человек относился к другим, как к снопам сена. «Если это горит, – читалось в его отношении ко всему вокруг, — значит, это не должно меня беспокоить». Он был удивительно равнодушен ко всяким фундаментальным ценностям и, кажется, всё время пребывал сам у себя на уме, не забывая заглядывать в реальность, где он считался одним из ключевых элементов успеха стоящего неподалёку от Вэ’эвар Эйдура антарийского войска приблизительной численностью в десять тысяч беспринципных мерзавцев.