Криандру кольнуло в сердце осознанием всё новых вещей. Словно застигнутая врасплох, она снова опустила голову и наткнулась взглядом на кусок ткани, повязанный на колене у чародея поверху наголенника из светлой стали: он представлял собой голубой треугольник с прерывистой серебристой каймой и знакомым для неё символом по центру. Не став задерживаться рядом с ней, мужчина направился в сторону лагеря, и всё, что увидела зеленоглазая, было то, как светло-серые, точно свежий пепел, волосы царапнули своими концами антарийскую эмблему у него на спине. Он ни разу не обернулся и ничего больше не сказал, и поэтому Криандра просто пялилась на него своим немигающим взглядом и не знала, что ей сейчас делать. Головастик пошёл вслед за ним и подхватил девушку под локоть, но зеленоглазая не дала себя утянуть. «Кто-нибудь, — стоя в тишине и сгребая ногтями кожу на своих руках, попросила она, — кто-нибудь, вытащите меня отсюда…» Она искала хотя бы кого-то, кто мог бы ей помочь, но все, кто был на это способен, лежали без движения в растопленной грязи. «Почему же… — отозвался лишь огонёк, танцующий поверху доспехов и тлеющих голубых тканей, — почему же ты не спряталась в норе? Почему решила, что хочешь присоединиться к нам?..» Криандра мотнула головой, отворачиваясь от поля боя, но куда бы она ни взглянула, повсюду ей виделись злорадные языки пламени и слышались их глумливые насмешки.

Если бы всё, что произошло с Бригитой за то время, что она провела в Шаррахе, стало бы передачей, её смело можно было бы назвать «Разбей свою мечту». Ничего — ничего! — из всего того, что она хотела или собиралась сделать, у неё не вышло. Рыжеволосая могла бы окончательно отчаяться, если бы не её физическое состояние, которое поддерживало в ней искру жизни. В самую пору было попросту лечь на холодную, местами выщербленную кладку под ногами, состоящую из серовато-жёлтой плитки, и сложить лапки, но, во-первых, это было не в характере Бригиты, и, во-вторых, Моргина по всей видимости больше не была намерена ни с кем церемониться. Рыжеволосая хорошо это поняла по резко сменившемуся поведению целительницы, которая перестала вести себя как опекун. Едва они погрузились в полутьму Коридора, как эльфийка переменилась, начиная с мелочей. Она больше не старалась сглаживать углы и чаще распоряжалась окружающими, чем давала им советы. Большим исключение в этом деле была Трина, с которой целительнице приходилось быть помягче, иначе та вскоре встала бы на месте и превратилась в обузу для них всех, что шло вразрез с планами светловолосой эльфийки, которая целенаправленно гнала их вперёд, уводя всю группу подальше от башни. Первые несколько дней Бригита была внутренне с ней согласна и без оглядки следовала за эльфийкой и остальными, рассчитывая, что чем дальше они окажутся от того места, где она попала во всё ещё свежие по воспоминаниям неприятности, тем легче она будет себя чувствовать, но её предположения провалились, как и всё прочее до этого. Вся беда заключалась в том, что рыжеволосая — как и всегда — не успела учесть все нюансы. Их препроводили в какой-то тоннель; «Ну и ладно», — сочла она. Только забыли уточнить, сколько времени они в них проведут. Это было не сложно упустить из внимания, если учесть, что Моргина не делилась с ними своими планами — разве что отвечала полуправдами Фавиоле, когда та о чём-то спрашивала негромким тоном. Видимо, ей, как и остальным девушкам, в этом месте было не слишком комфортно: если группа молчала, можно было услышать, как вдаль откатывается эхо даже от малозаметных шорохов. В общей сложности, всё кончилось тем, что Бригита оказалась взаперти, под землёй, неведомо где находясь и неведомо куда направляясь. В перемещении она, конечно же, ограничена не была, но путей, как правило, было всего два, и выбор складывался невелик — идти вперёд или назад. Несмотря на весь свой бунтарский дух, рыжеволосая возвращаться назад в одиночку не порывалась, и причин тому было аж несколько. Главным фактором было вовсе не то, что она могла заблудиться — так как у Коридора имелись ответвления, — а банальная нехватка света. Поначалу ей казалось, что причудливые факелы у стен горят сами по себе, но затем до девушки дошло, что они загораются при приближении эльфийки с её белой ветвью, которую та несла в руке. Моргина за всё время их путешествия по тоннелям ни разу не выпустила из рук эти прутья с магической энергией в их навершии, и, возможно, именно поэтому они всё время имели доступ к освещению, который, тем не менее, был более скудным, чем солнечный свет. Его, к слову, Бригите не хватало настолько сильно, что её начали заботить экзистенциальные вопросы на тему недооценённости легкодоступных в обыденной жизни вещей. Нахождение в этих тоннелях в принципе заставило её обдумать многие вещи, которые она обычно оставляла без внимания. К примеру, Бригита очень быстро затосковала по повозке. Ещё тогда, в горах, она была готова днём и ночью ворчать по поводу того, что колёса поскрипывают, что саму деревянную махину подбрасывает на камнях и что она отсидела себе задницу — но всё это казалось несравнимо лучше с тем пешим переходом, которые они были вынуждены сейчас осуществлять. Рыжеволосая никогда не занималась дальними походами и не могла назваться очень уж физически выносливым человеком, и запас её сил закончился приблизительно на первом получасе ходьбы по Коридору. Только вот приходилось идти дальше, таща за собой рюкзак, из которого со временем начали убывать наименее нужные вещи. Разница чувствовалась, но не настолько, чтобы Бригите стало легко перемещаться. Благо, они останавливались каждый час на пять минут, а основательная стоянка организовывалась каждых шесть часов. Кроме того, Эмироэль безо всякого принуждения и нытья со стороны менее выносливых девушек брал на себя чужой рюкзак и нёс его в течение часа, потом меняя его на другой. Бригите пришлось признать, что прежде у неё сложилось ошибочное мнение об этом эльфе — как в плане физическом, так и моральном. Он явно не был дураком и уж точно не являлся слабаком. Пусть Моргина и подавала ему временами один из своих эликсиров, но, насколько поняла рыжеволосая, оно не делало его сильнее, а снимало чувство накопившейся усталости. В любом случае, Бригита с рвением ожидала каждый раз своего часа, чтобы самой отдохнуть от ношения рюкзака, и, надо признать, пока она шагала так, необременённая тяжестью на спине, ей становилось чуточку веселее, но не в плане желания смеяться или радоваться. Скорее, она просто временно меняла чувство безнадёжности на обыкновенную усталость. В остальные часы всё было до безобразия одинаковым, разве что Бригита мысленно бесновалась по-разному. Её выводила из себя необходимость питаться с умом, причём не самыми вкусными продуктами; она была дичайше недовольна тем, что в Коридоре им пришлось позабыть о том, что такое личная гигиена. Теперь казался наслаждением тот таз воды, в котором она замочила свои руки и лицо во время их короткой передышки в башне около недели тому назад, и складывалось впечатление, что скоро грязь можно будет снимать с себя целыми слоями. Как минимум волосы превратились в непередаваемый ужас: такого жира на своей голове Бригита не ощущала с детских лет, когда ей было лень мыться и она избегала ванной комнаты на протяжении приблизительно такого же срока. Но тогда это было и весело и забавно, и служило своеобразным вызовом привычным порядкам, а сейчас она прятала рыжие космы под капюшоном и старалась лишний раз не касаться их, чтобы не пачкать руки, а то вода у них была доступна только в качестве питьевой, и никто её напрасно не расплёскивал. В конце же концов, всю ситуацию заметно усложняло и то внутренне одичание, которое производил этот путь по Коридору. Бригите не хватало открытого пространства; её пугало то, что они не встречали других людей, как и вероятность, тому противоположная — то, что они кого-нибудь встретят. К тому же она не помнила, когда в последний раз проводила столько времени в компании кого-либо, причём безотрывно. Находясь в повозке, она ещё могла обратить взгляд вверх и представить, что она находится где-то ещё. Во время того путешествия она запросто уносилась своими мыслями куда угодно, но здесь, в тоннелях, это было практически невозможным, и её мысли, если куда и прихватывали девушку, так только в такие дебри её фантазий, после которых хотелось поскорее выйти в свет, который здесь также был в ограниченном формате. Одним словом, все обстоятельства сложились таким образом, что Бригита должна была изменить привычному образу поведения, и её некогда начавшийся в предгорье бунт наконец официально принял и признал своё безапелляционное фиаско. Но, если взять во внимание ту обстановку, которая бытовала среди её спутников в последнее время, в таком отступлении от привычных выходок было и что-то положительное: по крайней мере сейчас рыжеволосая могла начать разговаривать с окружающими, иначе бы окончательно сошла с ума, ограниченная беседами лишь с самой собой. Но была одна беда, и заключалась она в том, что тех, с кем Бригита на самом деле хотела бы поговорить, рядом попросту не было.