— Приятной вам трапезы, — пожелал мужчина, приведший их сюда, и, выходя обратно в коридор, закрыл за собой дверь.
Моргина, уже стоявшая возле стола, кивнула ему в знак благодарности и поочерёдно взглянула на своих подопечных. В зале стало как-то совсем тихо, не считая шороха одежды и подошв о каменный пол, который здесь был очень похож на плотно сбитую брусчатку. В итоге эльфийка, убедившись, что они остались одни, очередным кивком разрешила им присесть за стол, но сама, почему-то, делать это не спешила. Рыжеволосую это, впрочем, заботило не настолько, чтобы она прилепилась к целительнице взглядом и позволила остыть ещё горячей пище. Всё это казалось настоящей наградой за весь пройденный под дождём путь. Было, правда, немного непривычным то, в какой тишине они все садились за стол: Бригите сиюминутно вспомнилось, как они ели в доме Моргины и насколько шумными были тогда, невзирая на все предшествовавшие тому злоключения. Но и обстановка тогда была совсем другой — трапезная в доме эльфийки была гораздо меньше, и в те разы, когда погода становилась пасмурной, в ней ярко горели свечи в причудливых, милых фонариках. Здесь тоже имелись светильники: они крепились к стенам на одном уровне и испускали тусклое свечение цвета морской воды. Такой оттенок воспринимался как нечто холодное, а ещё он перемешивался с серо-бежевым отсветом заходящего солнца — теперь становилось ясно, что они запутались во времени, и вечер начал клониться к ночи только сейчас.
Чтобы остальным не пришлось долго ожидать своей очереди, Фавиола взялась за черпак и принялась разливать всем желающим суп. Бригита взяла лишь небольшую часть порции, намереваясь оставить больше места в желудке для второго, которое облюбовала ещё на входе. Весьма быстро расправившись с овощным супом, рыжеволосая набросилась на картошку и вывалила себе на тарелку штук десять маленьких картофелин. В нос ударил приятный запах подливы, мгновенно пробудивший все застоявшиеся вкусовые рецепторы. Остальные пока ещё задерживались на супе, а Фавиола так и вовсе ела в прикуску — она съедала картофель и сразу отправляла за ним несколько ложек супа. Бригите такая манера еды казалась необычной, но чернокудрая часто ела не так, как остальные.
— Нам повезло, что картошку запекал не клуб «Очумелые ручки», — вдруг спокойно произнесла Фавиола.
Рыжеволосая оторвала взгляд от еды и взглянула на неё. Они все могли бы сесть в ряд, но вместо этого решили разделиться и заняли места по оба края стола: Бригита, Трина и Эмироэль с одной стороны, а Фавиола с Родой — с другой, — оставив по одному свободному месту возле изголовья. Чернокудрая сидела как раз напротив Бригиты и разбавила тишину не подобранной наугад фразой, а той, что инстинктивно вызывала улыбку, так как была связана с приятными воспоминаниями. Первым делом посыл подруги уловила Трина, которая до этого сосредоточенно ела суп, не отрываясь от него, а теперь сидела, глядя на неё и улыбаясь. Клуб «Очумелые ручки» был своеобразной шуткой — обобщающим термином, описывавшим события позапрошлого лета, когда их компания собралась в деревне, где сначала помогала старшему поколению со сбором сена, а затем была предоставлена самой себе. Это была жаркая и полная разных авантюр вторая половина июля. Все они, по сути, были городскими жителями, имеющими лишь относительный доступ к прелестям сельской жизни, и, как и полагается «городским», они часто пытались ухватить как можно больше интересного в своём времяпрепровождении на природе. Это были походы к озёрам сквозь лес, катания на местных конях, кормёжка животных, починка потрёпанных птичьих гнёзд в кустах и ночёвки на сеновале в просторном сарае с небольшой дыркой в крыше, откуда была видна кромка ночного неба. Там они рассказывали друг другу истории и вдохновлялись летней свободой, а однажды вознамерились приготовить себе ужин собственными руками, в диких, так сказать, условиях. Закончилось это тем, что они чуть не устроили пожар, а готовили-то как раз картошку. В итоге от неё остались одни лишь огарки… Но никто в тот день не расстроился.
— «Очумелые ручки»? — видя внезапно появившиеся улыбки на лицах девушек, спросил Эмироэль и потянулся за булочкой, предложив одну Трине.
Обычная трапеза превратилась в беседу с элементами приёма пищи. Фавиола принялась рассказывать о событиях того лета, вспоминая такие детали, которые запросто можно было запамятовать, но при этом умудрялась выставить всё так, чтобы никто из эльфов не понял, что речь шла о другом мире. Бригита моментами вклинивалась со своими комментариями, но впервые за долгое время это действительно было больше похоже на обычный разговор, а не попытку друг друга переспорить. В итоге в этот рассказ втянулась даже заметно повеселевшая Трина — она была человеком, легко поддающимся общим настроениям, но, в отличие от своей рыжеволосой сестры, у неё это получалось в обе стороны — как в плохую, так и в хорошую.
— Если бы Криандра тогда не прибежала с тем черпаком… — закончила свой рассказ чернокудрая.
«Криандра». Весёлость как-то мигом покинула Бригиту. Конечно же, в тот раз всё как всегда разрешила именно её подруга — она ведь действительно была сообразительнее их всех, а значит, ей наверняка удастся выжить в одиночку. Но насколько долго? Без чужой помощи не справится даже опытный взрослый человек. Криандра была, несомненно, очень умна, но это чужой для них мир, в котором в добавку ещё и идёт война. Рыжеволосая по-прежнему не могла смириться с тем, что они приняли решение не возвращаться за ней и что она сама предприняла слишком мало усилий, чтобы оспорить его. Криандра наверняка придумала бы сто и один способ, как вызволить друзей, а они просто оставили её позади. И единственное, что удерживало Бригиту от жутких скандалов и попыток сбежать, свернув на обратный путь, это заверения лидера их группы, что она воспользуется всеми доступными ей методами, чтобы они могли как можно быстрее присоединить Криандру к их отряду. Но ничего так и не произошло. Никакой информации, никаких перемен.
— Моргина, — пробивая своей пока ещё ровной и не слишком громкой интонацией плавную беседу, звучавшую вокруг неё, позвала рыжеволосая.
Высидеть ровно при начавших бурлить эмоциях было сложно, но она решила хоть раз попытаться добиться ответов без скандала. К этому моменту Бригита уже поняла, что эльфийка может ловко использовать её состояние, чтобы «соскочить» с важного разговора и увильнуть с ответами. Когда она бесновалась, мало кто ставил её в расчёт, поэтому нужно было сдержаться хоть раз. И поэтому она села ровно, вытянув спину, и положила руки на стол, по сторонам от тарелки, напряжённо сжимая кулаки. Только потом она медленно перевела взгляд на эльфийку, которая до этого расхаживала возле стола и лишь сравнительно недавно присела возле Эмироэля. Целительница тоже посмотрела ей в ответ, но их несостоявшийся разговор — будто бы специально — был перебит движением двери.
Внутрь зашёл мужчина. Все разговоры в зале мгновенно прекратились, а Бригита схватилась за вилку, едва услышав звук открывающейся двери. Им ничего не сказали о том, что к ним кто-то может присоединиться, поэтому первым делом в рыжеволосой девушке взыграл инстинкт самосохранения. Незнакомец молча прошёлся до стола, отодвинул стул во главе него. Это был человек высокого — по эльфийским меркам — роста, одетый чересчур хорошо для этого места, как какой-нибудь солдат регулярной армии. На нём был сложный костюм из тёмных бурых, серых и зелёных оттенков — сложный, но не вычурный, — с чем резко контрастировала недлинная накидка ярко-красного цвета без рукавов и капюшона, будто штора, сдвинутая на левую сторону его тела. Он весь был затянут в одежду, так что непокрытыми оставалась лишь часть шеи под подбородком и голова; поблескивал в свете светильников металл наручей и пряжек на ремешках, но оружия на них, к удивлению Бригиты, не нашлось, хотя она была уверена — оно должно было там быть. Этот мужчина оделся так вовсе не для вида, чтобы впечатлить гостей, хотя явно пришёл сюда не с улицы: об этом говорило чистое гладковыбритое лицо, присмотревшись тщательнее к которому рыжеволосая разглядела несколько маленьких и тонких, стремившихся к исчезновению на светлой коже рубцов. Они казались следами некогда тщательно залечиваемых ран. Его лицо в целом представляло собой странное сочетание юношеского обаяния, присущего эльфам и проявляющегося в складном сочетании очертаний, и опыта прожитых лет — ведь это было лицо вовсе не юноши, а мужчины, с виду прожившего не менее лет тридцати, а в местом эквиваленте — ста сорока и более; мужчины, побывавшего в боях, имеющего привычку задерживаться у себя на уме и в настоящем понимании этого слова взрослого. Это был человек, внешне притягательный, но в то же время державший остальных на дистанции своим молчаливым видом — как узор инея на стекле, приложив руку к которому можно сильно обморозиться. Это впечатление наиболее чётко складывалось по его взгляду: незнакомец смотрел на них большими выразительными глазами яркого янтарного цвета из-под отчасти опущенных век, тяжёлых вовсе не по своей природе, а скорее являющихся следствием внутренних ощущений этого человека, держащих его глаза полуприкрытыми.