Ей в нос всё ещё бил запах трав, которые курила ворожея, катая по губам курительную трубку, и он же навязчиво напоминал об их коротком, но столь важном разговоре. Время суток клонилось к вечеру, и Криандре захотелось остаться здесь чуть подольше, чтобы всё обдумать, потому что ночью бывали случаи, когда эльфы внезапно ударяли по антарийцам, и чародей убегал на бой. Ей не хотелось его видеть, но желание побыть наедине с собой в лагере было неосуществимым. Опасаясь, чтобы никто не заинтересовался, почему она застряла на одном месте, зеленоглазая всё же отправилась в сторону жилища чародея. В голове все мысли крутились вокруг двух склянок, которые она спрятала под одеждой: вот уже который день Криандра носила повязанную под грудью полоску ткани, которую стащила, всё время рассчитывая спрятать под ней что-нибудь полезное, как вариант — что-нибудь заострённое. Склянки были маленькими, а накидка не подходила ей по размеру, поэтому, если она не отклонялась чересчур назад, ткань не обтягивала её и не выдавала под собой наличие чего-то там не полагающегося. Тем не менее по возвращению на место нужно было их перепрятать… или же использовать одну из них сразу же. Но лучше перепрятать. Если ворожея была с ней честна, то Криандра не хотела оставлять явные «концы» своего поступка, которые привели бы антарийцев к этой женщине. Больше никто не должен был отвечать за то, на чём останавливала свой выбор и делала только она.

К большому неудовольствию девушки чародей оказался на месте. Само присутствие этого человека всё время держало зеленоглазую в таком напряжении, что она могла определить его наличие даже с расстояния. На этот раз чародея выдали негромкие «хм», которыми он часто сопровождал свои действия, когда был ими целиком поглощён. Расслышав один из таковых ещё снаружи, Криандра притормозила и несколько секунд помялась возле входа, но деваться было некуда, и в коем-то смысле это отсутствие выбора сделало её храбрее. Держа коробку с зельями прижатой к животу, девушка отвела одной рукой полотнище и шагнула внутрь.

Антариец даже на неё не взглянул. Раздевшись по пояс, но накинув на себя широкий кусок светлой ткани, которую он часто использовал в качестве полотенца, так что открытой оставалась только правая рука, он сидел за столом, держа в руках длинную тонкую кисть. На столе же лежал ровный лист бумаги с немного мятым краешком — в том месте, за которое чародей временами хватался рукой, приподнимая его, — и маленькая баночка с жидкостью, похожей на расплавленное золото и мерцающей, как водная рябь в летний денёк. Кроме того, в другой — опущенной — руке чародея девушка разглядела небольшое зеркало без оправы, когда он поднёс его чуть повыше. Судя по всему, он был занят своими привычными магическими манипуляциями, и ничего в нём не выдавало человека, который кому-либо мог бы принести беду. Чародей сам по себе не нёс в себе никаких признаков опасности, и отпечатков ситуаций, которые намекнули бы на то, что он — вовсе не заурядный солдат, тоже не имелось, по крайней мере, на поверхности, а Криандра никогда не изучала его внешность настолько досконально, тем более что антариец любил закрытую одежду и не имел привычки оголяться, даже если в какой-то ситуации это и было бы оправдано, например, принятием ванны. Возможно, он что-то скрывал или имел на это другие причины, но, так или иначе, зеленоглазая такими вопросами не задавалась и интереса к таким его тайнам не проявляла. Даже если бы у него обнаружились ожоги или какие-нибудь шрамы, они оставались бы скрытыми, а по тому, что было видно, чародей производил впечатление совершенно несхожее — по мнению Криандры — с его внутренним состоянием. На глаза прежде всего бросалась гладкая кожа — то ли следствие его магических способностей, то ли исключительного здоровья, — и взгляд. Его глаза имели непривычный для восприятия Криандры вид: они были по-настоящему антарийскими, очень светлыми, персикового цвета. Если пепельный цвет прямых длинных волос ещё можно было бы назвать герфарским, а рост отнести к народу варанон, то глаза тотчас выдавали в нём антарийца. Невзирая на это, он бы мог выступать на площадях как артист, устраивающий магические спектакли, и людям нравилось бы за ним наблюдать, но вместо этого он предпочитал расправляться с ними без жалости и раздумий.

Криандра же предпочитала не смотреть на него напрямик, и потому, по привычке опустив взгляд, подошла к столу, держась максимально далеко от чародея, и поставила на его поверхность коробку. После этого нужно было пойти и заняться остальными делами — без поклона, так как он полагался только прислуге, а тэйрэт должны были оставаться незаметными, — но антариец вдруг неожиданно обратился к ней.

— Плирр, — сказал он. Криандра уже успела привыкнуть к этому имени и ненавидела себя за то, что внутренне сразу же откликалась на него, как только кто-то произносил его. — Мне нужно, чтобы ты сделала кое-что.

Зеленоглазую не удивило то, что чародей не спросил, всё ли она принесла, как он сказал. Это было в порядке вещей. Последовавшая с его стороны фраза тоже не застала её врасплох — иногда он действительно обращался к ней напрямик. Криандра даже не дёрнулась, когда чародей произнёс её «новое имя» — только показала руки, таким образом дав понять, что они у неё грязные. В этот момент она по обыкновению смотрела ниже уровня его лица, так что её взгляд упирался в край стола, но даже в таком положении можно было уловить шевеление. Чародей мотнул головой в сторону выхода. Криандра расценила это как приказ пойти на улицу и сполоснуть их. Через мгновение она уже обнаружила себя снаружи, на маленьком пяточке земли между шатрами. Это место было укромным для неё, так как со всех сторон, кроме одной, оно было ограждено полотнищами, и здесь она работала — чаще всего одна, но иногда в связке с Головастиком. Здесь же стояло несколько нужных по хозяйству вещей, в том числе и небольшой деревянный таз, в который она сливала грязную воду после стирки. На текущий момент в нём находилась обычная вода, правда, в неё успело налететь несколько своеобразных соринок — их сюда приносило ветром с деревьев, растущих неподалёку.

Криандра опустила руки в холодную воду. Невзирая на свою зацикленность исключительно на собственных делах, чародей прекрасно умел следить за тем, что происходит вокруг, поэтому медлить ей было нельзя. Немного поплескавшись одной рукой, другою девушка заползла под одежду и достала оттуда обе маленькие бутыли, предварительно вытерев руку об лежащую рядом тряпку, чтобы не оставить на платье мокрых следов. Антарийцы превратили её в раба — вот о чём она думала, разглядывая лежащие на ладони ёмкости, — в самого настоящего раба. Они лишили её надежды и воли к её обретению. Ни Криандра, ни кто-либо ещё, кем бы они ни были прежде, сейчас не представляли собой ничего большего, чем пару более-менее полезных конечностей. Девушка — наверняка как и все остальные, — чувствовала себя попавшей в водоворот тёмных страхов, который вытащил из неё всё, что полагается по праву существования каждому человеку. Она потеряла в этом водовороте не просто свободу, а саму себя. Временами у зеленоглазой щемило в груди от осознания того, насколько сильно она перестала быть собой. Казалось, что от Криандры, которой она была некоторое время назад, сейчас не осталось почти ничего. Она была чем угодно, только не собой. Чародей даже не пытался над ней издеваться, потому что делать это было не над чем — Криандра была пустой во всех смыслах. В тот день, когда она сбежала из эльфийского лагеря, когда по неосмотрительности решила пойти своим путём, когда наткнулась на врагов… В тот день у неё отобрали её жизнь, её самую суть. Те крохи, что остались… Их нельзя было отдавать.

Поняв, что она слишком долго задерживается со своим выбором и возвращением, Криандра откупорила бутыль и, как ни странно, с некоторой моральной сухостью запрокинула себе в рот содержавшуюся в ней сладковатую жидкость. На вкус она оказалась скорее нейтральной, чем вызывающей чувство наслаждения или отторжения, и зеленоглазая постаралась поскорее её проглотить. Не делая долгих пауз, она вырыла пальцами ямку и закопала туда обе бутыли, после чего зачерпнула чистой рукой воду и полила на ту, которой орудовала в земле. Для того, чтобы спрятать это скромное хранилище, было достаточно сравнять почву ладонью, а затем пройтись по ней обутыми ногами, после чего никто, кроме Криандры, не разглядел бы никакой разницы. Сделав так, зеленоглазая продышалась несколько раз и отправилась в сторону входа в шатёр, держа руки сцепленными перед собой. Влажные капли воды, ловя свет очага, мерцали на её руках вместо слёз — в глазах пусть и щипало, но девушка держалась удивительно стойко. Впервые за всё это время — эту самую сложную в её жизни неделю с лишним — она выбрала верный путь, и ступать по нему следовало исключительно храбро и непреклонно.