— Хочешь умереть? — прохладно спросила антарийка.
Она фактически смотрела в корень проблемы. Даже в той полутьме, которая сохранялась в её шатре из-за того, что здесь имелся только один фонарь, можно было разглядеть, как осунулось лицо девушки и какая чернота сохраняется под её глазами. Другие тэйрэт пусть и не выглядели привлекательнее, но хотя бы не блуждали на грани — по крайней мере, их большинство. Морить голодом рабов в интересы антарийцев не входило. Если они и устраивали какие-то голодовки, то только в качестве наказания или издёвки, но продолжалось это недолго. У Криандры же на лице было написано, что её при сознании удерживают только некоторые остатки энергии. Источатся они — и она попросту больше не сможет работать. Вряд ли кому-то было до этого дело — даже чародей, скорее всего, не придал бы этому слишком много значения, — но ворожея почему-то отнеслась к этому с неожиданной для зеленоглазой девушки строгостью.
— Тебе нужно есть, — настояла она, повернувшись к невольнице. — Если ты хочешь жить.
Ворожея смотрела ей прямо в лицо, и зеленоглазая хотела было избежать этого взгляда, но в итоге была вынуждена посмотреть в ответ, потому что женщина не сдавалась.
— С чародеем у тебя больше шансов, чем с другими людьми в этом лагере.
На сей раз Криандра подняла голову и посмотрела на антарийку уже не мельком, а прямо. Ей казалось, что она слышит полнейший бред, как если бы кто-то сказал откровенную глупость. Эти слова, что произнесла ворожея, никак не сходились вместе. Она не стала отрицать услышанное сразу, что дало ей время, чтобы ещё раз промотать это в своём уме. Затем ей удалось в коей-то мере уловить мысль, которую хотела сказать антарийка. Действительно, по сравнению с некоторыми командирами и служащими он был не так запутан в своих желаниях — Криандре доводилось слышать, как некоторые из невольников с ума сходят, чтобы понять, чего от них хотят. Некоторым антарийцам доставляло удовольствие издеваться над подчинёнными им людьми. Чародей был более конкретным, но это не отменяло того факта, что он был настоящим чудовищем, которое просто имело налёт интеллектуальности и располагало к себе своей сдержанностью.
Ворожея, по-видимому, прочитала всё это по её лицу и отвернулась к шкафу.
— Чародей пристаёт к тебе? — прямо спросила она, протянув руку к полке, размещённой повыше.
«Если бы это произошло, — мысленно ответила Криандра, — я бы сама перерезала себе горло». И тут же поняла, что всё бы было совсем не так. На самом деле, она не знала, как бы сложилась ситуация, если бы её ещё и затаскали между простыней. Вместе с тем Криандра осознавала, что была доведена до ручки, но не до её нажатия. Ей бы вряд ли хватило решимости убить себя и прихватить с собой ещё и чародея, поэтому в данном плане ей действительно повезло. Она в принципе не видела, чтобы чародей возвращался зацелованным или взбудораженным. Он редко проводил своё свободное время вне шатра, иногда переговаривался с другими людьми из лагеря, но зеленоглазая не замечала за ним дружбы с кем-либо или каких-либо привязанностей. Некоторые антарийцы, впрочем, придерживались традиций, и если были женаты, то даже агрессировали в сторону женщин, которые вешались им на шеи, и перспектива увидеть жён лишь по прошествии нескольких лет их от этого не удерживала. Таких обычно выдавали письма, которые они отправляли домой, но у чародея его будто бы не было. Из всего этого складывалось впечатление, что окружающие ему едва ли не безразличны, а во всю эту войну он ввязался исключительно исходя из какого-то личного интереса или же из-за своих жестоких наклонностей, которые, по мнению зеленоглазой, имелись у него в большом количестве.
— Нет, — коротко обронила Криандра, и это вышло настолько честно, что ей не пришлось убеждать ворожею.
«Он проявляет ко мне не больше интереса, чем к табурету — если на нём пока что можно усидеть, значит, он не стоит особого внимания».
— Это хорошо. — Рука антарийки переместилась на другую полку, так и не взяв ничего с предыдущей. — Хорошо…
Она призадумалась над чем-то, дав Криандре возможность вернуться к своим собственным мыслям. Возможно, даже зря, потому что девушка сделалась ещё мрачнее, чем была до этого. Своим разговором ворожея напомнила ей, что она — живой человек, со своими мыслями, поступками и рассуждениями. Что она не просто инструмент для воплощения чьих-то чужих потребностей. Было горько осознавать, что всё это — всего лишь мимолётный обман. Что свобода не вернулась в самом-то деле. Может, от этого и бежала зеленоглазая, когда отказывалась вступать в какой-либо контакт с другими невольниками, хотя те, напротив, часто тайно жались друг к другу?
Следующая фраза со стороны антарийки ударила по ней сильнее, чем все предыдущие.
— Ты попала сюда одна? — спросила ворожея и повернула к ней свою голову.
Словно в калейдоскопе одно за другим в уме девушки промелькнули события, предшествовавшие её попаданию в плен. С болезненной явностью она вспомнила и лес, и мягкие перья посланника, зажатого в её руках, и даже, быть может, тон голоса разведчика, хотя теперь он казался до ужаса размыт и мог звучать в её мыслях совсем не таким, каким был когда-то по-настоящему…
— Там, в лесу, был человек, — выдавила сквозь зубы Криандра. Она смотрела в ответ чародейке, и её глаза заволокло слезами. — Чародей сжёг его. Как и многих других.
Они скатились по щекам только после того, как зеленоглазая закрыла глаза, но ей удалось подавить эти чувства, стиснув зубы, чтобы они не переросли в рыдания. В этой простой истине скрывалось столько всего, что девушка просто не сумела удержать это внутри своего сознания — ей требовалось высказаться хотя бы кому-нибудь. Её ранило осознание того, что она позволила разведчику уйти и что в тот момент она ещё не понимала, что он вполне осознанно идёт на эту жертву. Она не могла перенести мысли, что из-за неё кто-то вообще погиб. И в конце концов, её сжимал изнутри упрёк, что она даже не знала имени этого человека. Он прожил несколько десятилетий, имел в своей жизни горести и радости, а потом его просто сожгли — и из-за кого? Неужели человеческая жизнь стоит всего этого? Этой загибающейся из-за своей собственной слабости девочки, которая рухнула на колени ещё до того, как её ударили по ногам, чтобы она это сделала? И ведь она до сих пор оставалась на них. Ползала по земле, не поднимая взгляда, не решаясь даже слова поперёк сказать. А тем временем, там, в лесу, человек, который своим поступком доказал — он был достоин жизни куда больше неё, — медленно исчезает, превращаясь в пепел, который уже никто никогда не найдёт и не опознает.
«Нет, — медленно повторяла Криандра в своём уме, и снова её глаза наполнились водой, — нет».
— Помни, что я сказала, — повторила ворожея, складывая в принесённую девушкой коробочку без крышки нужные зелья. — И человека в лесу.
Поставив туда последнюю баночку, антарийка достала ещё две маленькие склянки и, хватко удерживая их между пальцами, подошла к зеленоглазой, всё так же сидевшей на лавке и упёршейся руками в её край. Когда Криандра привстала, ворожея передала ей коробку и заглянула невольнице в глаза. У неё был такой же хваткий взгляд, как и пальцы, — от него попросту нельзя было отвернуться.
— Выжить можно всегда. Главное решить — зачем, — негромко произнесла она. — Воспоминания — хорошая вещь.
Взгляд женщины переместился на коробку, которую она передала Криандре, а затем — на две маленькие склянки. Обе были не больше мизинца и выглядели изящно, хоть и были выполнены по-разному. В одной имелась желтоватая вязкая смесь, в другой — насыщенно-синяя жидкость.
— Если добавлять это в еду по капле в день, можно хорошо питаться, даже не имея под рукой сытной еды, — сказала она, приоткрыв пальцы и показав склянку с желтоватой смесью. — А это… От этого ты быстро сойдёшь с ума, и чародей тебя, конечно же убьёт, но ты этого почти не почувствуешь.
Вопреки тому, что ладонь зеленоглазой была вся вялая, она всё же сумела втиснуть в неё две лишние склянки.
Криандра всмотрелась сначала в них, затем в лицо ворожеи. Та повела головой в сторону и развернулась, чтобы вернуться к своему занятию возле шкафа. Девушка хотела спросить, почему она так поступает, но поняла, что это не имело бы никакого смысла. Антарийцы почти не бывают откровенными и, насколько успела заметить Криандра, не прочь посмотреть, что будет с судьбами посторонних людей, если в них вмешаться. Но в данном случае, если всё это и было обманным ходом и игрой, оно всё равно могло завершиться тем, к чему и клонила своим поведением девушка. Выяснять правду она не стала и, всего на мгновение задержавшись в шатре ворожеи, которая была занята своим делом и не уделяла ей больше никакого внимания, вышла наружу.