К своей новой невольнице он тоже проявлял не слишком много интереса. Криандра почти не помнила дороги от поля боя до его шатра, который тоже находился на юго-западной окраине лагеря, но на этом ведь тот день вовсе не закончился. Даже более того — с этого он только начался. Почти с порога чародей дал ей понять, что ей выпала возможность погрузиться в маленький отдельный мир, которым являлось его временное жилище. У обычных солдат это были палатки на пять-двадцать человек, но у командования они были организованы другим образом: между столбцами натягивали плотную ткань, имитируя стены, что позволяло превращать их внутренне убранство в подобие обычных помещений, порой очень даже просторных, к тому же некоторые шатры могли быть поделены на несколько комнат. Чародей в плане требований к своему жилищу был попроще: оно у него насчитывало всего два помещения. Что там находилось и как, Криандра начала изучать, едва только пришла в себя. Сразу за входом, у правой стены, стояли шкафы: снизу с дверцами, чуть повыше — с полками. Они были забиты книгами и разными сосудами, имеющими неясное для невольницы назначение. Чуть дальше размещался стол, за которым чародей подолгу сидел и что-то измышлял, временами читая, временами что-то чирикая на красивой бумаге. За ним же он ел, приводил себя в порядок и иногда просто сидел, в задумчивости перегоняя языки пламени между пальцами. У стены напротив входа, в нескольких шагах от стола, стояла т.н. антарийская печь: сооружение по размерам не больше обычной табуретки, с прикрытым верхом, чтобы пламя не взвилось вверх и не перебросилось на полотно шатра. У левой стены, прямо рядом с дверью, висело зеркало, а рядом с ним на земле лежало какое-то старое тряпьё, причём свёрнутое таким образом, что стало сразу понятно — на нём спали; как оказалось — Головастик, то странное серокожее существо, которое поначалу сопровождало Криандру. Эти же тряпки стали и её местом для сна. Во втором помещении, проход в которое находился сразу возле тряпок, ночевал чародей — это была его комната. Криандра редко там бывала, да и чародей не жёг там огня, поэтому разглядеть что-то можно было только очень ярким днём. Этот антариец в принципе редко мёрз, поэтому шатёр отапливался хуже, чем командирский, и мёрзли уже Криандра с Головастиком. Но это было меньшей из их проблем.

Самым сложным из всего, что касалось статуса раба, была неопределённость и подмятая под других людей собственная воля, которая взбрыкивала, но скинуть с себя чужаков не смела. Свобода — это то, что каждый человек получает при рождении, безоговорочно. Потерять её для большинства людей было совершенно немыслимым, потому как не привыкший — и не способный — быть вещью человек непременно станет этому сопротивляться. Криандра тоже этому сопротивлялась, но совсем недолго. В какой-то момент у неё внутри всё просто опустело, как будто её наполнение осталось где-то ещё, а здесь присутствовала только оболочка. Но и этот защитный механизм, который подкинуло её подсознание, тоже достаточно часто барахлил, и тогда её обуревали словами невыразимые тоска и отчаяние. В такие моменты она широко раскрывала глаза и водила взглядом по сторонам, словно пытаясь понять, как она здесь оказалась и что нужно делать, чтобы поскорее отсюда сбежать. Именно чувство безысходности и забрасывало её обратно в невидимые цепи, которые сковали всю её некогда убеждённую решимость. Сейчас она была всего лишь отголоском времён, кажущихся давно исчезнувшими. Антарийский быт полностью вытеснил даже крохотное ощущение возможности вернуться назад. Эльфийский лагерь и город в горах казались недосягаемой иллюзией; чем-то, навеянным уставшим разумом. А устать ему было от чего. Несмотря на то, что зеленоглазая была тэйрэт, что делало её обязанности прямиком и полностью зависящими только от пожеланий и нужд владельца, она оставалась невольницей, а у всех них имелось одно общее затруднение: необходимость угождать хозяевам без предварительного инструктажа. И если другие рабы — например, те, кого поставили красить ткани или выделывать кожи, — просто повторяли за теми, кто занимался этим дольше, то занимающие самый низкий статус невольники могли полагаться только на свою сообразительность и то, что выкрикнет владелец, пока будет их хлестать за неправильно выполненное поручение. Никто и никогда не объяснял невольникам, как им нужно выполнить порученное задание — от них ожидалось лишь то, что они его выполнят. Этот нюанс превратил первые несколько дней, проведённых Криандрой в лагере, почти что в моральную и физическую пытку. Чародей пользовался её услугами совсем минимально, но и того, что он от неё требовал, было достаточно, чтобы сердце девушки начало бешено колотиться, когда она в очередной раз слышала брошенное им: «Плирр». За этим всегда следовало какое-то задание, иногда даже без указания её нового имени. Бывало, он, не отрываясь от своего дела, просто бросал жест рукой и говорил, что ему нужно. Само собой, в самом начале своего пребывания в лагере Криандра вообще не понимала, что и как ей нужно делать. Чародей не стал ждать, пока она окончательно ко всему привыкнет, и первым делом поручил ей перемыть его верхнюю одежду; она валялась в ящике рядом со столом, была вся изваляна в грязи и имела на себе небольшой след крови. Зеленоглазая тупо смотрела на него своим стеклянным взглядом и, наверное, так бы простояла до утра, если бы лёгкая затрещина её не освежила. Такой шлепок ещё был терпимым, но в тот день она этого ещё не понимала и восприняла как какое-то избиение. Чародей швырнул ей одежду и велел выметаться. Около часа или более девушка просто толклась медленными шагами возле ближайших шатров, совсем не зная, что ей делать дальше. Если бы не проходившая мимо женщина-невольница, которая, увидев её, прошла чуть дальше, а потом мотнула головой, поняв, что «новенькая» ничего не соображает, она так бы и простояла там до того момента, как кто-нибудь не решил бы её прибить за несмышлёность. И так было во всём — никаких подсказок, никакого обучения или наводящих жестов. Криандре приходилось до всего додумываться самой, и она это делала из страха — да, из страха, потому что она до жути боялась чародея. Она не рассчитывала, что сможет долго продержаться в этом ужасном месте, поэтому сдалась и решила работать до тех пор, пока у неё вообще не останется никаких сил.

Им у девушки взяться было неоткуда. Рабы не должны спать — по крайней мере, их хозяева не должны застать их в таком состоянии. Даже если не было поручений, всё равно нужно было бодрствовать. Там, где невольников было побольше, они разрабатывали схему, как высыпаться так, чтобы успели отдохнуть все, а владелец этого не заметил. У чародея невольников было всего два — только Криандра и Головастик. К последнему он относился даже чуть получше. По крайней мере, когда чародей принимался рассуждать вслух и вёл беседы — при том, что рабам нельзя отвечать, — к Головастику он обращался скорее как к малообразованному товарищу. К Криандре он не обращался почти никогда. Она ловила себя на мысли, что было бы совсем хорошо, если бы он не замечал её вовсе, но это не избавило бы её от необходимости соблюдать все здешние правила. В случае с чародеем ей, надо полагать, повезло, потому как зачастую Головастик будил её до того, как просыпался антариец, а иногда Криандра просыпалась сама. Запас энергии чародея был в такой степени объёмным, что вступал каким-то образом в диссонанс с её внутренним резервом, из-за чего кожу девушки начинало припекать, а в чуть более редких случаях — по ней шла вибрация. Судя по тому, что раньше Криандре доводилось бывать в обществе очень сильных магов, но ничего подобного в их присутствии с ней не случалось, следовало полагать, что по магическим показателям чародей значительно превосходил их всех. Только мало кому от этого было хорошо, разве что зеленоглазой, которая могла проснуться за несколько мгновений до того, как чародей выйдет в главное помещение. Это было сомнительным плюсом, если учитывать, что второй стороной монеты являлась его способность сжигать людей десятками одним махом. Лучше бы Криандра каждый раз просыпалась позже и получала пощёчины, чем подобное происходило с теми, кто вообще не хотел воевать, но был вынужден отбиваться, а затем ожидаемо проигрывал.