Но долг каждого командующего — отозваться на зов в течение пяти секунд.
Моруэн выжидала какого-то чуда, ведь когда небезразличный тебе человек поступает в нужный момент не так, как можно было предположить, в этом есть определённая доля волшебства. Эльфийка никогда не переступала через установленные рамки и во всём искала повод для того, чтобы не требовать от обстоятельств, в которых она находилась, слишком многого. Она понимала, что она не самая подходящая партия для Антье, и соглашалась со всем, что он говорил. Она не хотела оставаться в статусе невольницы, но понимала, что лучше изображать её, чем быть ею на самом деле. И, конечно же, Моруэн не пыталась ничего менять в своём положении, потому что её убедили: другого выхода пока что нет. Но даже если так, то она всё равно тешила себя мыслью о том, что там, глубоко внутри себя, Антье тоже чувствует эти ограничения, и что они неприятны ему так же, как и ей. Эльфийка практически верила в то, что всё не так, как кажется, и что командующий испытывает к ней нечто большее, чем может позволить себе показать, а это подразумевало возможность выйти за рамки. Сейчас был как раз такой момент, но тот голос за дверью…
Пять. Четыре. Три.
Антье с трудом отвёл от неё взгляд и направился к выходу. Он всё-таки был командующим, а долг каждого командующего — отозваться в течение пяти секунд. Он поступил именно так, как того требовала его высокая должность.
Моруэн же осталась наедине со своими бедами будто бы в холодном колодце, куда, прихватывая леденящий лунный свет, заныривал гулкий ветер. Она ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой — даже в те годы, когда у неё в прямом смысле слова никого не было и она могла рассчитывать только на саму себя. В голове путались самые разные мысли, а бездна обиды уже разверзлась в её глазах и пустила по щекам широкие реки слёз. Не моргая, эльфийка сидела на том же месте, отчётливо чувствуя, как они текут по её лицу, проходя сквозь отметины, которые пока ещё даже не были промыты и обработаны.
Моруэн продолжала сидеть на краю постели, глядя в стену. Чего она на самом деле ожидала? Понятное дело, что первым желанием было отмщение. Конечно же, это было глупо, и чуть позже девушка даже призналась себе, что не хотела бы для своих обидчиков никакого чересчур сурового наказания, но ведь Антье, которому подчинялись все люди в этом лагере, мог сделать хотя бы что-нибудь! Один-единственный раз остаться чуть подольше, спросить, что произошло, или, быть может, позвать лекаря… Моруэн была бы благодарна хоть чему-либо. Но ничего, кроме стягивающего её грудь разочарования, она не получила. Эльфийка не понимала, как такой человек, как Антье, мог оставить эту ситуацию неразрешённой. Её высокий, сильный командующий, которого она считала своим защитником; её личный доспех, который не проломить, и копьё из закалённой стали, направленное против такого опасного, враждующего с нею мира…
Как он мог уйти сейчас?
«Сделай хоть что-нибудь!» — раздавалось у неё в мыслях, но в действительности ничего не происходило. Антариец куда-то ушёл, а в лагере ничего не изменилось — ни для кого. Что хуже всего — во всей этой ситуации Моруэн начинала ощущать какой-то неправильной саму себя. Может, вся беда была только и исключительно в её восприятии? Может, это просто обыденный лагерный инцидент, коих за день происходит сотни? И, возможно, встревоженный вид девушки вперемешку с алыми полосками по всему её телу и не должен тревожить её мужчину? Ведь её жизни ничего не угрожало, а Антье привык мыслить иными критериями. Если бы она попала в настоящую переделку, он бы, ни минуты не сомневаясь, предпринял все необходимые меры…
Наверное.
Моруэн уже ни в чём не была уверена, и это подбрасывало всё больше дров в её холодный костёр переживаний. Ей было тяжело, словно вся тяжесть прежних сомнений свалилась на её плечи. Эльфийка не могла совладать ни со своим разумом, ни с чувствами, но отчётливо понимала, что случилось нечто очень важное, перевернувшее некоторые особые вещи в её сознании.
Вдруг ей стало совсем невыносимо находиться в этом месте — она чувствовала себя покосившимся сооружением на хлипких подпорках, и оставаться здесь означало бы стать руинами посреди руин. Поэтому девушка поднялась, поглаживая одну свою руку другою, и подошла к столу. Что такого ценного было в этих бумажках, что Антье во всём предпочитал их ей? Моруэн не поняла бы, даже если бы хорошо умела читать по-антарийски.
Скованная тщетным ожиданием, что Антье вот-вот вернётся и перевернёт всё с ног на голову, развеивая любые огорчения и тревоги, она повернула голову к двери. Время шло, а антариец, в отличие от него, всё не приходил. Моруэн обвела взглядом помещение, и под конец её взгляд опустился на обмотанное запястье. Эльфийка медленно размотала ткань и прокрутила вдавившийся в кожу браслет. Это была вещь, принадлежавшая девушке, которая знала себе цену. Девушке, которой мир мог плюнуть в лицо, но которая утёрлась бы, потому что её волновал лишь один-единственный человек. Моруэн больше не ощущала себя этой девушкой, поэтому она стянула браслет с руки и аккуратно положила его на край стола.
Ей нужно было срочно выйти из-под тисков каменных стен под открытое небо, чтобы суметь утереться от всех полученных сегодня плевков, и она пошла навстречу мнимой воле шаткой походкой совсем растерянной рабыни.
Бригита протестовала и делала это в привычной для себя манере: демонстративно и упрямо. Первые несколько дней она только то и делала, что вставляла палки в колёса всей своей группе спутников — правда, не в прямом смысле слова, а так, встревая в каждый разговор и ставя под сомнение даже само собой разумеющиеся вещи. Ничего другого в качестве выражения своего недовольства она найти не могла, поэтому прибегла к методу, которого она придерживалась с самого детства — делала жизнь окружающих людей столь же невыносимой, как её собственное состояние, которое как раз попадало в категорию «хуже некуда».
Чем дальше от Вэ’эвар Эйдура уезжала повозка, тем сложнее было справляться с ощущением, что они бросили Криандру. В глубине души рыжеволосая знала, что у неё не было такого намерения и что с её точки зрения всё выглядело совсем иначе, но послевкусие скандала не давало ей покоя и навязывало новое видение ситуации. Что бы она там ни думала, когда подыгрывала подруге, но факт оставался фактом: они уезжали без неё, и Бригита не видела в поведении своих спутников ничего такого, что намекнуло бы ей на возможность вернуться в город или каким-либо образом удостовериться в том, что оставшаяся в нём Криандра в порядке. Поначалу она, Бригита, всерьёз верила в то, что эльфы — в частности Моргина — решили кинуть её подругу, но стоило горячности немного отступить, как рыжеволосая начала замечать что-то большее за построжавшим видом эльфийской целительницы. Её не просто вывела из себя глупость девушек, точнее, не только она была причиной смене её настроения. Копнув поглубже, можно было разглядеть лёгкое отчаяние — по крайней мере так показалась не слишком-то хорошо сведущей в психологии Бригите. Эльфийка не просто отвечала остальным девушкам дежурными фразами, утверждая, что не упустит даже самой малейшей возможности добраться до Криандры и присоединить её к их маленькому отряду, который больше напоминал растерявшуюся экспедиционную группу учеников средней школы, попёршихся в лес наблюдать за мхом для проекта по биологии, но встретивших там не вовремя проснувшегося медведя и стаю голодных волков в придачу. Моргина действительно перебирала в уме варианты, как помочь оставшейся позади девушке: это было видно, хоть и не лежало на поверхности так, что любой мог бы это заметить. Но Бригита предпочла не обратить на это внимания — так ей было проще выплёскивать свои эмоции и чувствовать себя справедливо раздражённой, а такой она была практически круглосуточно. По большому счёту, она планировала огрызаться и напоминать своими едкими фразами, вторкнутыми в чужие разговоры, о том, что они не на прогулке, — в особенности это касалось Трины, которая сначала чуть не поддалась очередной истерике, а затем позволила Эмироэлю заболтать себя аргументами на тему того, что Криандра никуда не денется и что с ней всё будет в порядке, — но затем стало понятно, что путь будет более долгим, чем рассчитывала рыжеволосая, да и на голодный желудок особо не побастуешь. В итоге она ограничилась тем, что заняла место в самом конце повозки, разместившись спиной ко всем остальным, не поворачиваясь к ним и большинство времени игнорируя тех, кто обращался непосредственно к ней. Разумеется, были и попытки сбежать, но все они выдались безуспешными и часто даже не доходили до реализации — после перепалки Паучиха перестала выходить далеко вперёд и держалась поблизости. Как таковых остановок на привал у них не было — только вынужденная передышка для лошадей. Эльфийские тяговые лошади могли пройти за раз гораздо большее расстояние, чем обычные кони, но потом нуждались и в более продолжительном отдыхе, что предоставляло группе возможность некоторое время побыть на одном месте, только в такие моменты за Бригитой следило сразу несколько пар глаз. Впрочем, даже если бы она рискнула и сбежала, а там, гляди, никто бы её не поймал, она бы, справедливо оценивая ситуацию, стушевалась бы через час-другой после своего побега. В конце концов они провели в дороге чуть больше двух недель. Докуда она сумела бы добраться, сбежав от своих товарищей, если имелась только одна дорога, которая вела в один-единственный город, оставшийся далеко позади?