— Я не…

«Я не понимаю», — хотела сказать эльфийка, но женщина не дала ей и слова вставить.

— Ты порвала мне платье! — заявила черноволосая, грозно вцепившись в неё взглядом своих насыщенных синих глаз. — Своим корытом.

Моруэн тотчас взглянула на подол юбки, состоящий из многих слоёв, затем — на таз, который она всё ещё держала обеими руками, прижимая к себе, так как он был достаточно тяжёлым для неё. Возможно, она действительно не заметила, как зацепила кого-то по пути, но если бы всё было так, то женщина не стала бы дожидаться, пока она договорит с другой незнакомкой, и набросилась бы на неё сразу же — судя по тому, что она успела увидеть, сносностью темперамента черноволосая не отличалась.

— Я бы заметила… — попыталась оправдаться Моруэн.

В этот же момент женщина схватила её за руку, причём настолько хватко, что казалось, будто в эльфийку вцепились не ногтями, а когтями. Девушка вскрикнула и хотела отвести руку, но хватка оказалась слишком крепкой.

— Что, за человека меня не считаешь? — ещё больше взбеленилась черноволосая женщина.

Моруэн замотала рукой, пытаясь высвободиться. Она почти никогда ни с кем не разговаривала — статус невольницы делал невозможным общение с остальными невольниками, — а все остальные люди, которые были статусом выше, не имели с ней ничего общего. Обычно эльфийка просто тихо занималась своими делами, которые не требовали взаимодействия с кем-либо, поэтому и конфликтов у неё ни с кем не случалось. Это был первый случай, когда она попала в заварушку после того, как стала пленницей в антарийском лагере.

Вспомнив те времена, когда она обитала на задворках древнего эльфийского города, Моруэн дёрнулась как следует и почти что вынудила черноволосую сорваться с места и по инерции улететь носом в сторону.

— Во-орг! — повышенным тоном прикрикнула женщина, ухватившись за эльфийку обеими руками.

Моруэн всё ещё пыталась удержать в руках таз, поэтому отбиваться было сложно. Мгновение спустя это стало и вовсе невозможно, когда из-за палатки вышел тот самый Ворг — с виду самый обычный, наполовину облачённый в броню солдафон.

— Она мне платье порвала, — прерывистым тоном объяснила женщина, оглянувшись на своего друга, и снова перевела крайне недовольный взгляд на Моруэн.

Эльфийка испугалась и благодаря этой эмоции ощутила прилив сил, который толкнул её руку в сторону женщины. Та угодила черноволосой в грудь, от чего та взбесилась в мгновение ока.

— Эй-эй-эй, — поспешил её друг и обхватил тяжёлой рукой основание шеи эльфийки.

Черноволосая оглянулась вокруг и мотнула головой в сторону. Солдат, скрутив Моруэн, потащил её вслед за своей женщиной. Они прошли мимо палаток на небольшой пятачок земли, где по вечерам зажигали огонь и занимались бытовыми делами.

— Подержи-ка её, — тяжело дыша, попросила черноволосая.

Быть такой злобной, по-видимому, тоже было нелегко, раз у неё сбилось дыхание. Моруэн, вероятно, выглядела как маленькая мышь, на которую набросились более крупные звери. Она обронила таз и пыталась вырваться, но с солдатом посостязаться в силе не могла. Перед глазами всё ходило ходуном, и эльфийка отбивалась как могла, во многом поступая слишком хаотично. Если бы она действовала обдуманно, то смогла бы сбежать, а так она оказалась зажата в этом маленьком, замкнутом пространстве. Всё внутри неё свело испугом и чувством абсолютного одиночества. Точно так же она чувствовала себя, когда была маленькой и оставалась на улицах совсем без никого — тогда казалось, что весь мир может рухнуть на неё, и никто не выручит. Схожим образом всё обстояло и сейчас.

Моруэн что-то выкрикивала, но что — она и сама не разобрала. Скорее всего, это были какие-то совсем обыденные слова, как «отстаньте» и «отпустите», но что ещё она могла сказать?

Женщина, забегав глазами по «дворику», наткнулась ими на ушат, в котором после стирки оставалась грязная вода, и плеснула ею на эльфийку. Вода была совсем холодной, поэтому девушка сиюминутно сжалась; в груди у неё перемкнуло дыхание. Одежда у неё была лёгкой, поэтому запросто промокала.

Черноволосая тем временем подобрала ивовые прутья, стоявшие в стороне. Хлестки посыпались по всему телу и лицу — последние были самыми болезненными. Моруэн кричала, вырывалась и звала на помощь. Из ближайшей палатки высунулась взъерошенная голова какого-то молодого солдата.

— Что, развлекаетесь? — взглянув на эльфийку, спросил он и перевёл взгляд на женщину.

— Учим манерам, — ответила та, на миг перестав хлестать девушку.

— А, ну понятно. — И он снова исчез за полотном, закрывавшим вход.

Моруэн пыталась как-то прикрыться, но у неё ничего не получалось. Когда черноволосой наконец это всё надоело, она отошла на пару шагов, чтобы полюбоваться результатом своих воспитательных работ и сдула упавшие на лицо волосы. Затем она подкинула розги солдату и тот, отпустив девушку, добавил ей несколько ударов. Эльфийка, едва почувствовав, что её освободили, бросилась бежать, поначалу ничего не видя перед собой и даже споткнувшись о что-то. От унижения и боли ей хотелось провалиться сквозь землю, но ноги несли её вперёд. Больше всего Моруэн боялась за глаза, которым тоже досталось, — их она прикрывала ладонями, пока бежала к руинам.

Было уже заметно темнее, когда она добралась до них.

Стража по обыкновению не обратила внимания ни на то, что девушка всхлипывала, ни на то, что она вообще пришла. Кажется, они в принципе на неё не смотрели. Среди антарийцев невольники — это не просто люди, которых взяли плен. Если бы всё было так просто и ограничивалось только клеймом, за каждым невольником требовался бы глаз да глаз, но их не замечали не без причины. Моруэн была исключением, потому как она не принимала никаких отваров и никто осознанно не ломал её волю, но в глазах окружающих антарийцев она была низшим звеном, поэтому пройти мимо них не составило ей труда — для всех окружающих этот вечер не был ничем примечателен. Необычным он был только для неё.

Самые близкие к дверям стражники открыли дверь, когда она пристукнула ногой по земле, подавая тем самым знак, что ей нужно зайти. Едва миновав порог, Моруэн тут же увидела фигуру в неровном свечении алого светильника у стены, уткнувшуюся руками в край стола и склонившуюся над какими-то бумагами. Ей хотелось сразу же броситься к Антье, но она отмеряла это расстояние очень медленно, словно попалась в чьи-то сети, что не пускали её вперёд. Внутри бурлила необходимость выплакаться и выговориться, но саднящее лицо оставалось в состоянии прежнего испуга и недоумения. Она будто сама пока ещё не понимала до конца, что произошло и как с этим быть.

— Антье… — проговорила она тихо.

Голос прозвучал на удивление ровно — по нему вряд ли можно было понять, что совсем недавно с ней произошло что-то из ряда вон выходящее. Моруэн ждала, что сейчас антариец обернётся и она даст волю эмоциям, но он остался стоять там же и лишь приподнял руку в жесте, призывающем её немного подождать. Эльфийку будто тюкнули ещё раз, но она не стала настаивать и на почти не сгибающихся ногах дошла до постели, присела на неё и уткнулась взглядом в спину командующего. Её колотило изнутри, снова и снова. Это небольшое, но ужасное событие вернуло её к тем годам, когда она самой себе казалась совершенно беспомощной перед всем окружающим миром. Ей казалось, что за время, что она провела с Антье, это чувство навсегда развеялось, что теперь она всегда будет в безопасности… Но вот, девушка сидела на краю постели, вся в краснеющих и местами даже кровавых полосках, в особенности — на лице, и смотрела на человека, на которого полагалась больше всего на свете; а он просто стоял и вчитывался в эти дурацкие бумажки, даже не спеша поскорее взглянуть на неё.

Когда это наконец произошло, Моруэн застыла как вкопанная. Антье повёл себя не совсем так, как она ожидала. Он не бросился к ней сразу же, как только увидел пораненную кожу, не задал множество вопросов. Он просто развернулся и уставился на неё, и своим затуманенным взором эльфийка видела лишь то, как в молчании сдвинулись его брови.

Из-за двери раздался очень звонкий лязг, а за ним последовал знакомый голос старшего помощника:

— Командующий!

Моруэн смотрела в глаза антарийца, и он смотрел ей в ответ, не отвлёкшись на дверь в самом конце прямоугольного помещения, но эльфийка подозревала, чем это закончится. Она нуждалась хотя бы в нескольких успокаивающих словах, нуждалась в самом присутствии Антье как никогда прежде, потому что любовь сладка в моменты радости — но, когда приходят огорчения, она становится жизненно необходимой. И хотя беда Моруэн не была величайшей из всех, этим вечером она владела сердцем девушки, и чтобы не было так больно и обидно, ей бы хватило хотя бы ласкового касания. Как же всё саднило изнутри — там, не на побитой коже, а в груди — когда она поняла, что этого не будет, но всё равно продолжала отчаянно надеяться, что Антье возьмёт и порвёт на кусочки эту полную предписаний действительность.