Глава IV

Криандра взглянула на эльфа, выжидающего, что же она ответит, и попыталась объединить в один довод всё, что было у неё в мыслях и на сердце.

— Это не его война, — произнесла она, и в голосе так не вовремя прозвучала не слишком явная, но всё же грубость.

Что́ она знала о войне, что могла с такой уверенностью решать, кто для неё подходит, а кто — нет? И адъютант, наверное, подумал так же, но был старше и опытнее её, так что Криандра не получила в ответ нагоняй, а скорее совет в форме ряда риторических вопросов, которые она немногим после не раз перелистывала в уме.

— А чья? — спросил мужчина. — Уж точно не моя. Мне двух предыдущих хватило с лихвой. — Он повернул голову в другую сторону, будто рассматривал дальнюю часть леса, и взгляд Криандры уткнулся ему в шею — туда, где под гуляющим воротником к шероховатой коже были прижаты бинтами лечебные травы. — Может, у людей в городе спросим? Может, она чья-то из них? — Адъютант опустил голову, но затем выпрямил её, глядя строго вперёд. — Было бы здорово, если бы мы все взяли, собрались, да и пошли прямым маршем — на восток например. Засели бы за Крюком с людьми вдовствующей королевы, днём бы в карты рубились, по вечерам от антарийцев отстреливались, и всё это за славными укреплениями. Только туда дойти надо. — Речь эльфа становилась всё более вкрадчивой и менее шутливой. — Но мы-то ещё имеем хоть какой-то шанс, а горожане — сомнительно. Солдаты, народ тренированный, снялся бы с лагеря и пошёл налегке, так что жители увязались бы в хвосте, а антарийцы, пройдя через незащищённый, оставленный нами город, ударили бы по тылам и покосили бы тех, кто к дальним переходам, да ещё и в условиях толкучки в тесном пространстве горного пути не столь привычен. В большинстве своём это были бы люди в возрасте и маловыносливые: старики, дети, люди с ограничениями; те же женщины, вынашивающие ребёнка. Им бы, конечно, помогли повозками те, у кого они есть, но их количество и сложность перемещения сделали бы поездку предприятием более трудным и медлительным, чем ходьба. Но нам, солдатам в носу этой колонны сбегающих, то что? — Впервые за время этого честного разговора мужчина взглянул девушке в глаза, но задерживаться не стал, чтобы окружающие не подумали чего лишнего. — Мы бы наверняка добрались до убежища — при условии, что на выходе с горной тропы нас бы не встретило чьё-нибудь войско… Но пришлось бы идти под звуки докатывающихся до нас воплей беззащитных людей, которых без жалости бьют в спину. На горных склонах слышимость бывает просто отменной, знаешь ли.

Зеленоглазая молча выслушивала всё, что говорил адъютант, даже не пытаясь ему перечить. Дело было в том, что она считала его правым, только прежде она рассматривала эту ситуацию под другим ракурсом. Многое ли изменится, если один солдат выйдет из строя? Но мужчина смотрел на это иначе. Где один, там и двое, а затем и вереница вопрошающих: почему, когда уходит один, сотня должна остаться и биться дальше? Неспроста ведь деморализация войска во все времена грозила ему поражением. Узнай кто-то, что отсюда можно куда-то слинять, немногие остались бы исполнять свои обязанности.

— Но мы — солдаты, и мы знаем, кто мы, где нам быть и за что стоять, — подчеркнул адъютант. — Тебе бы тоже следовало это знать. — Эльф повернулся полу-боком, завершая разговор. — Сумку и все принадлежности сдашь интенданту. Займёшься присмотром и уходом за птицами-посланниками. Малейшее нарушение, и обещаю — пройдёшь по всей строгости закона как саботажница.

Последняя фраза прозвучала гораздо мрачнее, чем всё, сказанное прежде, поэтому у Криандры отпало любое желание усомниться в том, что в случае чего эти угрозы будут несомненно реализованы. Адъютант показал себя как снисходительный человек — девушке исключительно повезло в данной ситуации, — но шутить с ним и дальше она бы не рискнула. Каковой была причина, по которой он дал ей этот шанс, она пока ещё не понимала, но была чётко убеждена, что это не имеет ничего общего с личной симпатией. Они не знали друг друга, а человек, занимающий такую ответственную должность, едва ли мог быть очарован незнакомкой, которая совершила поступок, полностью противоречащий действующему уставу. Мужчина нисколько не приукрашивал строгостью реальное положение вещей — за любые преступления в период наибольшей опасности для города мог понести наказание кто угодно, от командира до рядового. С нарушителями никто не сюсюкался, правду выясняли в спешке и не слишком детально. Только когда адъютант пошёл назад в лагерь, до Криандры в полной мере дошла вся серьёзность произошедшего, и она с трудом выпустила из лёгких накопившийся в них воздух. Если бы её поймали за руку, их бы казнили вдвоём с раненным солдатом, и вполне вероятно, что не отходя далеко от места преступления. «О чём ты только думала!» — мысленно прикрикнула на саму себя девушка и развернулась лицом к лагерю. На этот раз всё вышло не самым худшим образом, но это никак не повлияло на то, с какой силой у неё тряслись руки, когда она стаскивала с себя сумку с лечебными средствами и прочими принадлежностями, чтобы передать их интенданту, а вместе с тем и безвозвратно сложить с себя статус помощницы лекаря.

 

 

Бытует мнение, что счастливого человека можно вычислить ранним утром по улыбке на лице. Если так, то Моруэн вполне можно было отнести к счастливым людям.

Прошло совсем немного времени с тех пор, как она открыла глаза, но её губы уже улыбались, а всё потому, что это было одним из тех редких утренних пробуждений, когда Антье был рядом. Антариец спал крепко, совершенно тихо, и выглядел при этом настолько безобидно, что эльфийку обильно окатывало нежностью просто при одном взгляде на него. По привычке он лежал на спине, с лицом, повёрнутым к ней, и Моруэн нестерпимо хотелось его поцеловать, но она не рискнула его разбудить, потому что, судя по светильнику на столе, который менял цвет освещения по мере продолжительности горения, начинался шестой час ночи, и вскоре ему и так пришлось бы просыпаться. На этот раз у них было целых семь часов, из которых Моруэн проспала всего четыре. Скоро — она видела это — Антье зашевелится, заметит, что снова придавил плечом свои волосы, недовольным тоном пробурчит что-то неразборчивое и перевернёт голову на другую сторону, так и не проснувшись. То, когда он в конечном итоге поднимется с постели, в некоторой степени зависело от эльфийки: это она должна была будить его в назначенное время, а если бы командующий начал опаздывать, это заметили бы его подчинённые, и тогда будить его пришёл бы кто-нибудь из младших командиров. Моруэн это не нравилось, к тому же она ответственно подходила к своим обязанностям, но немного времени у них всё ещё было, поэтому девушка позволила себе поваляться в постели ещё несколько минут.

Мужчина действительно выглядел иначе, чем в те часы, когда бодрствовал, и в первую очередь Моруэн подкупало то, каким необычайно мягким с виду он был в эти мгновения. Ещё вчера, перед сном, командующий вернулся, будучи не в духе: стаскивая с себя броню, он причитал в непривычной для него манере, много говорил на антарийском и был мало расположен к нежностям. Из всего этого эльфийка поняла лишь то, что Ниесса-Мятежница, с войском которой они бились за то, чтобы перейти Ангрос, снова послала в качестве разведчиков увечных людей. «Я солдат, — злился Антье, и эта злость явно отражалась в том, насколько низко и тихо звучал его голос, переплетающийся со взглядом, безотрывно смотревшим на перчатку, пока он расстёгивал на ней ремешки, — а не…» Моруэн плохо разбиралась в ситуации, но понимала одно — эту тему лучше не обсуждать, а далее её стараниями ночь прошла куда более спокойно, чем могло быть. И вот сейчас на лице мужчины не было ничего, что напоминало бы о нём вчерашнем. Глядя на него, Моруэн думала о том, что в данную минуту он выглядел как обычный человек, который мог бы быть кем угодно.

Но хотела бы ли она этого? И кем бы он был, если бы она могла выбирать?

Эльфийка опустила подбородок на подушку, взглянула на антарийца поверху края одеяла подобно затаившейся в траве заинтригованной кошке и попутно скользнула пальцами по его руке, запрокинутой по-над головой. Моруэн любила эти руки — в них она теряла чувство страха за себя и свою жизнь. Антье не был похож на гору — при его специализации на древковом оружии это сильно понизило бы его подвижность, что было недопустимым, — но оставался очень сильным, и само осознание этого действовало на эльфийку очень успокаивающе.