— Как тебя зовут? — не повышая голоса, спросила зеленоглазая.

Их переговоры должны были выглядеть как самая обычная беседа, и на таковую они и были похожи.

— Бриэ́йллин.

У него был совершенно потерянный взгляд, как у человека, обнаружившего себя в абсолютной, непроглядной темноте, и Криандра не могла отобрать у него этот последний, едва светящий огарок, которым была неожиданная просьба вкупе с признанием, как и надежда получить что-то в ответ на них; не могла, потому как представляла себе эту темноту — она сама видела её каждый раз, когда отряд из уже бывавших за барьером шёл туда снова с ещё меньшими шансами на возвращение. Могла ли она сделать что-то стоящее для этого незнакомца? Криандра понятия не имела, и это было шокирующей импровизацией для девушки, привыкшей всегда всё планировать, — тем не менее оно несомненно стоило того. Даже если её затея могла оказаться сущей глупостью, она должна была что-то сделать, возможно даже в первую очередь — для себя, чтобы потом её не преследовали мысли о молодом человеке, которого она могла попытаться перебросить из моря хаоса на берег, но не решилась.

— Скажи, у тебя бывало такое, что ни с того ни с сего всё тело начинало чесаться? — спросила она, откладывая в сторону старые бинты и осматривая рану, но мыслями в то же время находясь в совсем другой плоскости. — Или, возможно, появлялось удушье или глаза слезились?

Криандра не знала, насколько обычным шаррахийцам знакомо понятие аллергии, но именно это заболевание пришло ей на ум, причём настолько резко, что зеленоглазая сразу поняла: эта затея должна быть реализована. Иначе она не появилась бы столь неожиданно — как ответ на нечётко выраженную, но явно прослеживаемую просьбу, которую выразил молодой солдат.

Бриэйллин помолчал, на мгновение опустив голову, а затем снова направил взгляд на помощницу лекаря.

— Да, — признался он, — однажды я весь… покрылся красными пупырышками. Это было на городском празднике.

Зеленоглазая, не спеша что-то подмечать вслух, достала из сумки изящную бутыль с «талой водой» — компонентным средством широкого применения, которое использовалось в лекарском деле для обеззараживания ран любого вида. Откупорив её и отложив кажущуюся стеклянной, но выполненной из более прочного материала крышку в сторону, Криандра полила водой на ногу своего нового знакомого и пронаблюдала за тем, как та разгоняет по сторонам кровь. По-хорошему рану следовало бы зашить, но нужно было подождать лекарей. Зеленоглазая взяла в руки специальную мягкую губку и намочила её обычной водой с примесью белого стебля — такой раствор должен был ускорить процесс стягивания раны и образовать защитную прослойку, которая будет препятствовать кровотечению. Для исключения возможного заражения помощница лекаря присыпала рану порошком из спор сушёного масля́нника. Моментами она поглядывала на солдата, пытаясь прислушаться к собственным ощущениям. Парень выглядел истощённым после сражения, и ей не давало покоя его внешнее состояние, в том числе — холодный пот. Он мог быть признаком как внутренних проблем, так и следствием обыкновенного панического состояния. Насколько Криандра понимала, весь этот ряд дожидающихся лекарской помощи солдат должен был вскоре отправиться обратно за барьер. Вслух об этом никто не говорил, но таких бойцов можно было использовать в качестве отвлекающего манёвра — пока антарийцы будут их добивать, можно будет успеть собрать нужную информацию. Жестоко, конечно, и в глубине себя Криандра надеялась, что её суждения неверны, но другого объяснения тому, что раненных не отправляют назад в город долечиться, у неё не было.

— Прожуй хорошо, — сказала Криандра, подав солдату спрессованный кусочек трав.

От него руки стали липкими, и она вытерла пальцы о полу своего плаща. Этот же момент она использовала, чтобы осмотреться — не заметил ли кто-то, как она ещё в сумке прилепила к травам маленькую дозу медовничьей ворзуны́. Похожая на маленький желеобразный кристаллик, по размеру немногим больше, чем обыкновенная соринка, она часто использовалась лекарями в диагностике — в том числе «выводила на поверхность» признаки аллергии, если таковая имелась в организме, но не была выявлена ранее ввиду отсутствия чёткого понимания, что́ является раздражителем. Вкратце — одним из особенностей этой штуки было то, что она давала понять, есть ли у человека аллергические реакции на что-либо в принципе.

— Я проведаю тебя позже, — добавила она.

Официоз среди людей схожего положения был не в ходу, поэтому Криандра часто говорила со своими «пациентами» как с ровесниками. Едва лишь закончив с перевязкой ноги Бриэйллина, она приподнялась, взяла свою сумку, обошла молодого солдата и подошла к следующему, который находился на расстоянии всего нескольких шагов от неё. Этот, не в пример её новому знакомому, отшучивался и страстно скучал по вечерам в таверне, о чём не преминул рассказать полу-песенным тоном. Стрела угодила ему в надплечье, поэтому у зеленоглазой возникли некоторые сложности с перевязкой. «Хоть ты бинты вокруг шеи наматывай!» — негодовала она, но с задачей в итоге всё же справилась. Когда с этим солдатом вопрос был решён, он сделал комплимент её глазам, и Криандра ответила спокойной улыбкой. Оглянувшись, она поняла, что Бриэйллин уже целиком «готов». Ради вида она опустилась на одно колено рядом с ним, задала несколько вопросов и поднялась вновь на ноги, выискивая командира. Сердце у неё в груди в тот момент уже начало колотиться как бешеное.

Стараясь сохранять своё обычное выражение лица — у лекарей оно чаще всего было устало-нейтральным, — девушка вылавировала к нужному человеку, только подступиться к нему было невозможно: его окружала толпа подчинённых, и, кроме того, как раз стало известно, что очередной схваченный антарийский шпион откусил себе язык и скончался от кровопотери. «Может, им начать это делать перед боем?» — резонно предложил как-то раз один из солдат. Но за всеми этими шутками скрывалась большая проблема — невозможность опросить пленника, которого и так удалось добыть с огромным трудом, причём этот случай не был единичным. Как правило, подобная неудача вызывала жуткое недовольство командиров, поэтому зеленоглазая и слова не успела вставить, как ей отрезали «не сейчас» и ушли своим ходом.

Раздосадованная, она была готова увязаться вслед за командиром, но вдруг встретилась взглядом с его адъютантом, который стоял на некотором отдалении и, глядя ей в глаза, коротким жестом руки пригласил её подойти. Это был не слишком высокий человек, тем не менее кажущийся таковым из-за одеяний и взгляда, неизменно смотрящего на всех вокруг сверху вниз, но в то же время лишённого надменности или выражения превосходства, — по сути, он выглядел как человек, который знает чуть больше, чем тот, на кого обращён его взгляд, и который по этой причине держится более уверенно. Насколько Криандра успела заметить, он выполнял свои обязанности с полной самоотдачей и не заносился в общении с другими солдатами, но панибратства не приветствовал. Сам тот факт, что он обратил на неё внимание, заставил зеленоглазую заволноваться, но она всё равно подошла к нему. Эльф же молча взглянул на неё, затем кивком головы указал вперёд, предлагая пройтись чуть дальше на несколько шагов, а затем встал рядом с ней, обратив взгляд на лес.

— Ты думаешь, что делаешь доброе дело? — сухо спросил адъютант.

Мгновение спустя эльф покосился на девушку, когда та замялась с ответом.

— В общем, — информативным тоном продолжил он, — это саботаж, а на него полагается реагировать моментально и безапелляционно. За действия, побуждённые добрыми намерениями — отсечение головы, не выходя с территории лагеря. За злоумышленные — кое-что похуже. — Эльф привлёк к себе внимание Криандры, так что она перестала глядеть себе под ноги, и мотнул взглядом в сторону раненных. — Зачем ты это делаешь?

Прямолинейность вопроса практически обескуражила Криандру. Она не тешила себя иллюзиями, пытаясь представить, будто её уловки остались незамеченными или, увиденные краем глаз, могли оставить пространство для разных трактовок её поступка. Всё было предельно чётко, как и полагается в ситуациях с людьми военными, не привыкшими слишком долго мусолить то, что можно было сказать в нескольких словах. То, что адъютант сделал такое отступление, дав зеленоглазой возможность высказаться, отчётливо говорило о том, что он каким-то образом проследил в действиях «саботажницы» её искренние мотивы. Криандре хотелось ответить на обвинения словами, сказанными начистоту, от самого сердца — мешала лишь привычка всё обдумывать, — но сейчас она была так переполошена тем провалом, на грани которого её угораздило оказаться, что думать получалось с трудом, а уж сколько дельных аргументов пролетало мимо, так и не сформировавшись в достойную мысль! «Может, — подумала она, — может, стоит сказать, как есть?» И, оглянувшись назад, поняла, что не может вместить все появившиеся мысли в одно предложение, чтобы оправдать себя. Ведь правда: зачем она это сделала? Обман никогда не был её сильной стороной, и она в принципе чаще всего выбирала именно честный путь — зачастую более сложный, — но и в том вызове, который она бросила самой себе непривычными для неё действиями, ей виделось что-то достойное. Поступать мудро не всегда означает выбирать самый простой вариант.