В череде всех этих событий Криандра не забывала о своей изначальной цели, хотя думать об этом ей доводилось всё реже. Казалось бы, до леса было рукой подать, но в этом и заключались все сложности. Стоянка её отряда находилась слишком близко к барьеру, и во все стороны было направлено слишком много глаз. Она не знала, каково положение антарийской разведки в этой местности, но она была, и при этом оставалась неуловимой, что значительно осложняло дело. Зеленоглазая понимала, что у неё есть только один вариант: отклониться ещё больше на запад и уйти в самую глубь леса, который в принципе не должен был представлять никакого интереса ни для одной из сторон, потому как находился на самом отшибе страны. Быть в этом уверенной она тем не менее не могла, поэтому и действовать не спешила. К тому же непрекращающаяся вереница дел не позволяла ей передохнуть достаточно долгое время, чтобы заняться некоторыми расчётами и уложить всё в голове.

— Молодая госпожа! — Голос одного из солдат раздался за спиной Криандры как раз в тот момент, когда она тянулась к своим вещам, чтобы перекусить, но она не могла проигнорировать его, поэтому сразу же попрощалась с намерением отобедать и обернулась к эльфу. — Произведите перевязку вон там.

Парень указал жестом руки нужное направление. Зеленоглазая обратила взгляд сквозь расхаживающих туда-сюда людей на нескольких раненных, которые сидели прислонёнными к каменной стене предгорья и водили широко раскрытыми глазами, такими светлыми на фоне грязных лиц, по их временному лагерю. «Снова?» — подумала она, но на просьбу ответила кивком и немного вялым шагом направилась к раненным, не забыв подхватить свою сумку с нужными принадлежностями. За всё это время она уже привыкла незамедлительно реагировать на обращение «молодая госпожа». С такой уважительностью к ней относились только потому, что чуть пониже плеча у неё имелась повязка насыщенного голубого цвета с изображением тонкой белой руки по локоть. Такое цветовое сочетание намекало не только на деятельность, но и на ранг девушки, но всё, что так или иначе было связано с целительством, находилось в большом почёте у эльфов и, надо полагать, у тех, кто имел отношение к вооружённым стычкам, тоже.

Придерживая сумку, Криандра шла вперёд, не спеша поднимать взгляда. С недавних пор она избегала озираться вокруг без надобности, потому что каждый такой раз она слишком сильно вдумывалась в то, что видела, и после этого что-то неизменно сжималось внутри неё, да с такой силой, что, казалось, будто её распирает во все стороны. Она, разумеется, понимала, что это было стремлением изменить ситуацию, которое не находило себе иного выхода, как ютиться у неё в груди и ожидать своего шанса проявить себя хотя бы в мелочах. То, что могло показаться пустяком, многое значило как для Криандры, так и для людей, которым она оказывала свои непрофессиональные, но крайне аккуратные и тщательные услуги. Впрочем, если быть честными, пациенты, достававшиеся ей, считались наименее пострадавшими, и их мысли всегда были заняты чем-то другим, отдалённым от помощницы лекаря, которая помогала им с ранами несущественной тяжести. Но было ли в принципе уместным подобное определение, когда речь шла о ранениях? Криандра задумалась об этом и ненароком всё же подняла глаза, сама не уловив этого момента. Её взгляд прошёлся по ряду дожидающихся её эльфов. Большинство выглядели просто потрёпанными, но в некоторых было отчётливо заметно то самое чувство безысходности, которое в раздражённом сражениями уме могло наделить даже маленькую царапину налётом летальности.

Внимание Криандры тут же привлёк самый крайний молодой человек. Он был немногим старше её, и причиной его временной небоеспособности, судя по всему, была рана в ноге где-то на расстоянии выпрямленного указательного пальца над коленом. Бинты уже успели напитаться кровью и желтоватой жидкостью, а бледноватая, покрывшаяся холодными каплями пота кожа намекала на возможность наличия осложнений, протекающих в организме. Но для точного определения этого требовался настоящий лекарь, основательно разбирающийся в медицине, а таковые на данный момент отсутствовали. Зеленоглазая девушка — при всём своём желании решить все проблемы этого раненного — действительно могла сделать только то, о чём её попросили, а именно — сменить повязку. К этому делу она и приступила, полностью направив свой взгляд на ногу солдата, даже как-то по-грубому упрямо не отвлекаясь на что-либо постороннее. Но парень со спутанной копной светлых волос, вместе с головой побывавших в какой-то грязи, которую затем попытались смахнуть и что удалось не в совершенстве, вдруг положил ладонь на её руку и слегка придавил.

— Я не хочу погибать, — тихо сказал он, — здесь.

Губы у него были пересохшие, потрескавшиеся. Зеленоглазая отвлеклась от раны, взглянула ему в лицо. Нет, он не показался ей трусом. Скорее, каким-нибудь городским стражником, который хотел делать добро — но в пределах своих скромных возможностей, имея некие гарантии безопасности и чувство преимущества в пределах города; или, быть может, обычным новобранцем, залезшим в форму и опоясавшимся ножнами, но не предполагавшим, что и броню, и оружие ему придётся испытать, так сказать, по-настоящему, при вполне серьёзных обстоятельствах. В конце концов, солдаты регулярного войска — внушительная часть которого состояла из молодняка, смутно представлявшего себе военные действия, — ничего самостоятельно не решали. Ну и что, что ничего, кроме патрулей, в ходе которых самым опасным действием был разъём подвыпивших горожан во время драки, в их жизни не случалось! Если кто-то «повыше» решит, что ты подходишь для задания за стенами города, пойдёшь как миленький, а там дальше уж как выйдет — либо оправданные ожидания и похвала за героизм, либо полный провал. И большинство таких «залётных» ребят балансировали между скрытой паникой, прикрытой наигранной отрешённостью, и желанием убежать подальше от города, которое внутренне пресекалось хорошим знанием закона о дезертирстве. Впрочем, некоторым последнее казалось не таким ужасающим, как всё то, что мог сделать случайно встретившийся антариец, но из местных эльфов мало кто был готов пойти на риск — видимо, честь, пусть и с вылупленными от страха глазами, стоила для них больше, чем неизвестность каждого последующего момента, хватающая их за глотки и вытряхивающая из них остатки присутствия боевого духа.

— Прошу, — спокойным, даже каким-то нейтральным тоном ответила Криандра, — меня ждут остальные.

Ещё в первый день пребывания в отряде она не могла понять, откуда в окружающих людях столько сухости. Но смысл этого весьма быстро дошёл до неё, когда зеленоглазая наконец ощутила на себе все особенности пребывания в условиях почти тотального внутреннего конфликта, заключавшегося в борьбе между желанием помочь и невозможностью его осуществить. Люди — живые люди — гибли и страдали вокруг неё, но всё, что она могла им предоставить, это перевязки или вовремя поданное лекарство, нередко имеющее действенность капли в море. Из-за этого хотелось выть или даже вынуть из себя душу и раздать её людям, чтобы им стало легче, — но одних этих интенций было недостаточно, чтобы изменить хоть что-либо. И тогда Криандра поняла, что выход есть только один: захлопнуть своё сострадание за непроницаемыми воротами и выглядывать из-за них исключительно в ознакомительных целях. Зеленоглазая и без того сходила с ума от чувства бессилия, а пропуская через себя все истории, окружавшие её, она бы оказалась раздавлена жалостью настолько ощутимо, что её сил не хватило бы даже на перевязки. Но час от часу что-то случалось, и эти вороты всё же теряли свою устойчивость, и тогда Криандра вываливалась из своей полностью притворной невосприимчивости навстречу чужим бедам, окунаясь в них, как в глубокое озеро. В такие моменты она не могла мыслить трезво — слишком сильной была её способность ставить себя на место других, — и эта «примерка чужих туфель», как правило, заканчивалась совсем нерациональными поступками, как это вышло и на сей раз.

Ещё снимая повязку и посмотрев на рану, выглядывающую из-за разреза, сделанного на потёртых штанах из шершавой ткани, Криандра ощутила сильный толчок в области сердца. Это, как и много раз до этого, было знаком, посланным ей, чтобы дать понять: позднее она не сможет отпустить эту ситуацию, если сейчас останется в стороне от неё.