— Меня зовут Криандра, — тренировалась она.

Это имя никому не было известно и в принципе звучало вполне обычно для жителей Империи, поэтому девушка не стала его менять.

— Я — начинающая лекарша из Ближних Поселений.

Этот регион не раз звучал из уст людей, окружавших её прежде. Криандра выбрала его по нескольким причинам. Во-первых, большинство беженцев в городе были как раз оттуда, во-вторых, это было местом, где располагалось множество маленьких поселений, о которых вообще мало кто слышал.

— Мне семьдесят два года.

Вопрос с возрастом был одним из самых сложных. Шаррахийцы, в том числе и люди в привычном понимании этого слова, были представителями одной расы, и, соответственно, средняя продолжительность жизни у них была одна: около четыреста лет. Редко кто доживал до этого возраста, так как он считался глубокой старостью. Процессы взросления и старения требовали более детального рассмотрения, и Криандре на них попросту не хватало времени, поэтому она ограничилась несколькими общеизвестными фактами. Шаррахийцы — к слову, и антарийцы с некоторыми поправками тоже — медленно росли, что касалось как их физического, так и психоэмоционального формирования. Если бы девушка кому-то сказала, что ей семнадцать лет, её бы восприняли точно так же, как она восприняла бы семилетнего ребёнка. Знакомство с миром, получение основных знаний и формирование личности происходило во временном промежутке между пятнадцатью и шестьюдесятью годами. Шестьдесят лет — это первое совершеннолетие, после которого можно заводить семью и начать заявлять о себе в обществе; сто лет — второе совершеннолетие или, как его ещё называли, полнолетие, когда человек считается совершенно сформировавшимся и воспринимается всеми окружающими с полной серьёзностью. Говорят, что после первого совершеннолетия человек становится способным осознавать ответственность, а после второго — брать её на себя и встречать последствия за свои действия. К слову, до шестидесяти лет обычный шаррахиец считается всё ещё эдаким подростком, переминающимся на пороге взрослой жизни. Криандра не хотела выставлять себя совсем «зелёной», но должна была прикрыть чем-то свою неопытность, и вымышленный возраст стал хорошей возможностью это сделать. Для настоящего профессионала помощница в возрасте семидесяти с хвостиком лет —это «принеси-подай». Именно на это и рассчитывала зеленоглазая девушка: чем меньше на ней будет ответственности, тем проще будет выдерживать образ.

— Я приехала сюда, чтобы обучаться у госпожи Моргины Оны.

Ничего удивительного в этом не было — эльфийка являлась достаточно известной личностью, которая на одинаково высоком уровне владела магией и располагала познаниями в медицине. Смущало лишь одно — что у Моргины, оказывается, за все эти годы не было учеников, кроме Эмироэля, но Криандра решила это списать на недосказанность. Она ведь не собиралась говорить, что успела стать ученицей, а учитывая характер госпожи Оны, вряд ли бы та прогнала претендентку на обучение. Если же никто не потребует более детальных разъяснений, то можно будет и приврать, что ей удалось некоторое время провести со знаменитой целительницей и кое-чему поучиться у неё. Как никак, это стало бы небольшим бонусом для её незатейливого словесного резюме.

Определившись со своей новой личностью, Криандра наконец могла приступить к деталям. Ей нужно было произвести впечатление не только умного человека, но и в некоторой степени представительного, чтобы её не посчитали замухрышкой, которая со знаниями некоторых травяных рецептов решила впутаться в дела более существенные, чем заварка чая от простуды. Одежда, которую ей предоставили эльфы, была качественной, но плохо подходила для её целей. Криандра аккуратно сложила её и подобрала себе другой наряд, состоявший из разных предметов гардероба, собранных по всему дому. Так как Моргина была ниже девушки по росту, то больше всего вещей она позаимствовала у Эмироэля — правда, их пришлось подшить, чтобы не бросалось в глаза, что они были стянуты с чужого плеча. Потрудившись над этим несколько часов, Криандра осталась довольна: новый наряд состоял из многих одёжек, из которых при отсутствии движения у носящего были видны только шарфик, подложенный под верхнюю одежду между не сходящимися краями воротника, что-то вроде буро-зелёного пальто с длинными полами и четырьмя разрезами, которому помогали оставаться на месте тонкие кожаные ремешки, пущенные по талии и через плечо, тёплые штаны из плотного материала и сапоги, в которые пришлось запихнуть немного скомканной бумаги, чтобы они не спадали с ног.

Всё было готово к тому, чтобы зеленоглазая могла приступить к своему заданию — оставалось только собраться с духом и пойти к ближайшему патрулю, чтобы сообщить о своих намерениях. А после… После должен был запуститься механизм, детальки которого Криандра так бережно спаивала воедино всё это время.

Теперь казалось, что те моменты, когда Криандра ещё находилась в городе, остались в стремительно сбежавшим и нашедшим приют за высокими стенами Вэ’эвар Эйдура прошлом.

Наступил четырнадцатый день Ке́льстэвина. Для зеленоглазой девушки это был восьмой день в качестве помощницы лекаря. Это была трудоёмкая, но не сложная по сути своей работа, не требующая от неё принятия самостоятельных решений — чаще всего Криандра действительно, как она и предполагала ранее, выполняла поручения по типу «принеси-подай» или занималась мелочами, которые не могли никому навредить. Однако если бы всё, что переживала девушка, ограничивалось лишь этим, её времяпрепровождение среди эльфийских солдат не истощало бы её настолько сильно в моральном плане.

Отряд, к которому она примкнула, выходил за барьер, чтобы выполнять отвлекающие манёвры, в то время как немногочисленные специалисты контрразведки пытались что-то разузнать об антарийских дозорных. Едва выйдя из города, они отправились на запад, к незримой преграде, пролегавшей вдоль линии леса. Число эльфов из отряда поначалу состояло из трёх цифр, но оно быстро мельчало. Был здесь также Вэ’эварский Всадник, которого Криандра видела нечасто и который держался вблизи от барьера, позволяя выжившим вернуться обратно, но возвращающихся всегда было меньше, чем уходивших. Эти храбрецы, далеко не все являющиеся натасканными бойцами, уходили за барьер, который был виден только с этой стороны и представал в виде вздрагивания воздуха при приближении. Уходящие за барьер отряды были нужны, чтобы отвлечь антарийцев от установления точного местонахождения барьера, предотвратить манипуляции с ним и при возможности схватить хотя бы одного вражеского перехватчика для допроса. Последнее имело мало смысла, так как едва антарийские перехватчики замечали исчезновение одного из своих, они тут же перегруппировывались и сменяли позиции. Можно было подумать, что Криандра угодила в самый обречённый отряд, но были места и похуже — например военные отряды, которые уходили просто чтобы умереть в бою, чем оттягивали момент нападения антарийцев на барьер. Все понимали, что при его снятии городу будет практически невозможно выстоять. Солдат тешили надеждой, что устранение чародея заметно улучшит их положение, но никто пока так и не сумел до него добраться. Более того, никто не знал, сколь скоро он сумеет повторить свой фокус с «Искрами», который не удался в день попытки захвата города, но то, что с ним всё в порядке, разносилось тревожными шепотками от одних бойцов к другим, которые рассказывали, как в коротких стычках его пламя сжигало эльфийских солдат в одно мгновение ока. Криандре не доводилось видеть ни его самого, ни результатов его деятельности, но она заочно боялась этого человека, потому что даже от рассказов о нём в воздухе начинал чувствоваться навязчивый запах гари и дыма.

Несмотря на то что на поле боя зеленоглазая не выходила, ей всё же приходилось нелегко — в частности из-за людей, которые окружали её и чьё состояние заботило её гораздо больше, чем тех двух настоящих лекарей, которые с виду выполняли свои обязанности и не позволяли себе задумываться о чём-либо сверх этого. Возможно, они действительно были профессионалами, потому что Криандра отчётливо чувствовала, как у неё всё внутри сжимается до предела уже после первых часов, проведённых возле барьера. Ей было сложно и порой даже невыносимо смотреть на то, как уходят солдаты и как возвращаются лишь некоторые из них. Она с бо́льшим спокойствием промывала всецело «некрасивые» раны, чем смотрела в глаза парням чуть старше её самой, которые стояли у черты и ждали, когда им скажут перешагнуть её, — и страшной была сама мысль о том, что они имеют чёткое осознание того, что гарантий на возвращение нет и не будет. Криандра обливалась слезами, когда никто этого не видел. Особенно сильно её подкашивало в те моменты, когда её покалеченные накануне пациенты через несколько дней снова вставали у этого барьера — чтобы вновь пройти по тому же кругу, если так будет суждено. Она ненавидела это место и то состояние, в которое оно погружало находящихся здесь людей. У любого человека, у которого имелось сердце, находясь во всём этом, могло быть только одно желание: прекратить это безумие сейчас же, освободить солдат от всей этой предначертанности, дать окружающим людям хотя бы маленький глоток свежего воздуха или собрать его со всех концов эльфийских земель, чтобы надышаться полной грудью, ничего больше не страшась. Но вместо всего этого у Криандры была лишь возможность осуществлять свои скромные обязанности помощницы лекаря — и тем не менее она выполняла их так, будто никогда не являлась кем-либо другим. Она была полностью погружена в эти маленькие дела, и они перенасыщали её больше, чем любые достижения в былые беззаботные времена.