Вопреки её перформансам, весь остальной отряд вёл себя очень слаженно. Фавиола то ли метила в главные помощницы Моргины, то ли утешалась активными действиями, но по поведению она очень походила на заместителя ведущей их на восток целительницы. Чернокудрая девушка внимательно вслушивалась во всё, что ей говорили, делала какие-то заметки и исправно следовала всем инструкциям. На взгляд Бригиты, именно она претерпела наибольшие перемены с момента их переброса в Шаррах. Обычно Фавиола была очень весела и шутлива, любила подчеркнуть светлые стороны в любых ситуациях. Её вполне можно было охарактеризовать как постоянно находящуюся в приподнятом настроении, очень подвижную девушку. Сейчас в ней прибавилось серьёзности и наконец стали видны те качества характера, которые в обычной жизни оставались практически незаметными. Бригита, например, и не знала, что Фавиола была неплохим организатором и умела брать на себя ответственность: раньше ей казалось, что она слишком легкомысленна для этого. Но за время этой поездки именно благодаря Фавиоле ей стало известно чуть больше об Империи и окружавших их людях — точнее, из бесед, которые чернокудрая в полтона вела с эльфийкой. Бригита делала вид, что не вслушивается в то, что отвечает Моргина, но на самом деле внимательно вникала в каждую фразу даже сквозь гнев, который затыкал ей уши и велел отворачиваться от любой информации. Целительница в основном вела пространственный рассказ, не вдаваясь в личное, но из поведанного ею рыжеволосая узнала чуть больше об окружающем её мироустройстве и немного о самой эльфийке: оказывается, Моргина так много знала, потому что успела попутешествовать по всему Шарраху. Во время Второй войны с Антар Ша благодаря объединению магов — этому Астарайту, чьё название постоянно всплывало в уме Бригиты, — имперские народы тесно взаимодействовали между собой, и войска одного народа вполне могли побывать на другом конце Шарраха, вдалеке от своей родины. Трина, к слову, тоже внимала всем рассказам. Рыжеволосая не знала, как у эльфов это получалось, но они полностью завладели вниманием её сестры, так что та даже изменила себе и отставила в сторону слезливые переживания. В ходе путешествия на восток она успела сблизиться с Моргиной, которая вполне очевидно начала испытывать к ней достаточно тёплые чувства, а по ночам, когда эльфийка позволяла себе немного отдохнуть — что, в общем-то, часто было всего лишь видимостью, — её подменял послушный сверх меры ученик. Почти шёпотом он рассказывал Трине разные истории, которые имели свойство успокаивать её. Кроме того, Эмироэль разговаривал настолько вкрадчиво, что Бригита начинала чувствовать себя вторгающейся в чужое личное пространство и подслушивающей, хотя ничего такого особенного в этих ночных беседах не было. Не хотелось признаваться в этом, но моментами в ней проскальзывало некое мелкое противное чувство, будто ей хотелось оказаться на месте сестры. Трина была окружена людьми, которые по крайней мере делали вид, что заботятся о ней, что наверняка должно было прибавить ей чувства защищённости. Она даже сидела в их окружении: Эмироэль с луком наготове — с одной стороны, присмиревшая Рода — с другой, напротив — Моргина с Фавиолой. Ей должно было быть комфортно во всех смыслах этого слова. Не то что Бригите, отказавшейся от любых предложений — что означало бы её капитуляцию, — и потому отсиживающей пятую точку на твёрдой поверхности повозки, без покрывал и дружеского плеча поблизости. Но от них ей ничего такого и не было нужно, потому что единственное интересующее рыжеволосую девушку дружеское плечо осталось вдалеке от неё — по их вине, как она считала. И, к её удивлению, никто не видел в этом вину Эмироэля, который, по сути, и был тем человеком, который упустил одну из заклинательниц. Моргина ему и слова не сказала, а остальные решили сделать крайней её, Бригиту. Возможно, она только усугубляла эту дистанцию своим поведением, но меняться она не собиралась — ни сегодня, ни завтра, ни — вполне наверняка — даже через лет сто.
Так шли дни: один за другим, как медлительная и чрезвычайно неспешная цепочка ползущих к морю черепашек. Двадцать первый день, проведённый в пути, ничем не отличался от предыдущих двадцати: Бригита всё так же продолжала сидеть спиной ко всем своим спутникам, смотрела на небо — менявшееся тоже не так часто, — то и дело прислушивалась к тому, что говорят другие, а затем обращалась вглубь себя, к своим собственным мыслям. Она больше не дожидалась с прежней прыткостью окончания путешествия, так как со временем его конечная цель начинала казаться и вовсе недосягаемой. Поэтому голос Моргины, прозвучавший позади неё, не сразу отдался в уме рыжеволосой вложенной в него сутью.
— Альса́рна, — спокойным тоном произнесла эльфийка.
«Что?!» — моментально вскинулась Бригита. Внутри всё как-то сразу подтянулось, напряглось. Не подскакивая со своего места, она подождала чуть-чуть — сколько хватило сил — и только затем обернулась, и, немного привстав, обратила взгляд на пейзаж, раскинувшийся впереди.
Горная тропа на этом участке становилась у́же и заметно устремлялась вниз. В этом месте на ней появлялось больше растительности, а по сторонам можно было разглядеть остатки древних построек — небольшие фрагменты их стен из гладкой каменной кладки. Внизу, где обрывалась тропа, простиралась низина, усеянная небольшими холмами и сплошь покрытая невысокой желтисто-зелёной травой. Чуть дальше можно было увидеть полосу леса, но не она привлекла внимание девушки, а одинокая постройка, расположенная не так далеко от спуска горной тропы. Бригита привстала чуть повыше, огибая взором новую местность. Она была что щепотка соли на пище, которую они почти месяц употребляли без каких-либо приправ, — и сама по себе смена ландшафта сильно приободрила её. Бригите хотелось наконец уже покинуть каменистую дорогу, эту пыль и скрежещущие звуки, раздающиеся из-под колёс, спрыгнуть на траву и вдохнуть новые, почти позабытые запахи, дотронувшись пальцами с подсохшей кожей до растущих особняком деревьев — гораздо более живых, чем те одиночки, что сторожили горный путь. Таковые были там, внизу — невысокие, похожие на дикую вишню. Там будто бы открывалась совсем другая жизнь, но прежде всего Бригиту обрадовал именно сам факт прибытия в нужное место. Наконец-то всё изменится!
— Альсарна — это башня? — спросила Фавиола.
Бригита, упорно глядевшая вдаль, на мгновение пересеклась с ней взглядами, но затем вновь перевела свой взор обратно на низину, моментами всё-таки косясь на чернокудрую. Её тоже удивило, что нужным место оказалась какая-то совершенно непримечательная башня. Странно, в общем-то, но за всё время путешествия никто так и не спросил, чем на самом деле была эта Альсарна. Наверное, каждый просто вообразил что-то своё и удовольствовался этой фантазией. Бригита, например, полагала, что это будет какая-то крепость или могучая переправа — одним словом, место, где станет понятно, что эльфы так-то тоже не лыком шиты. Здесь же было безлюдно и весьма спокойно, но она пока ещё не понимала, чем эта башня может им пригодиться. Возможностью спрятаться от преследователей? Но таковых у них не было. Рыжеволосая частенько обдумывала это с тех пор, как они покинули город, но так и не пришла к однозначному выводу в отношении их вынужденного бегства. Моргина утверждала, что за ними будет погоня, причём состоящая из разных людей, преследующих разные цели, — и именно поэтому первые несколько дней они провели, будучи спрятанными на потайном дне. Но почему после этого всё остальное время им позволяли открыто сидеть в повозке? Бригита так и не поняла — скрываются они или нет, и есть ли в этом смысл, если никто — вполне очевидно же — за ними не гнался.
— Древняя башня. — Кивнула эльфийка. — Стоит здесь ещё со времён Авалиана.
Рыжеволосая уже заметила, что эльфы часто используют именно такую формулировку, чтобы подчеркнуть важность или особенность чего-либо. На Бригиту это не производило должного впечатления, потому как для неё данный период истории эльфийского народа оставался тёмным лесом, да и знай она всё, что понимали под этими словами эльфы, вряд ли почувствовала то же, что и они, потому что напрямую её это никак не касалось. Посему мысли её были заняты совсем другими вещами. Она думала вовсе не о том, чем башня была раньше — хотя такой ход мыслей с её стороны был бы весьма ожидаем, — а о том, что́ Моргине могло здесь понадобиться.