— Оттепель идёт с юга. — Уголки её губ всё же приподнялись, когда она высказывала эти слова. — Сначала — как одинокий росток подснежника из-подо льда, позднее — как буйная река, сметающая громоздкие льдины на своём пути.

Она обернулась и уже с предельно серьёзным выражением лица посмотрела на посланника. «Недолго твоему господину осталось мнить себя неодолимым, — подумала она. — Пусть неистовствует, пусть собственный холод обкусает его в бессильной ярости. Он остался в дураках — с насмешкой, издаваемой его неудавшимися затеями, громко расходящейся эхом у него за спиной в его антарийских залах».

— Каким бы ни было начало, но теперешняя дорога ведёт его к забвению, — произнесла Оракул и увидела во взгляде посланника нежелание повторять то слово, которое — она знала наверняка — ужасало его господина больше всех прочих. — Он послал тебя за пророчествами, так вот одно, которое он должен помнить прежде всего: больше не будет такого, что он будет бить и его рука будет скользить беспрепятственно. Сейчас, в какую бы сторону он ни направил её, она ударится то об камень, то об воду, прочную, как сталь; то обожжётся, пройдя сквозь огонь, то обветрится до кровавых ран. И так будет до той поры, пока его снега не уйдут и не иссякнут, и не превратятся в истаявшую капель на зеленеющих лугах наступающей весны.

Прежде Оракул не знала этих слов — они появились мгновение назад, и, распознав их в своих мыслях, обрадовалась такому повороту событий, ведь ранее этим вечером она видела только непроглядный буран, застлавший мир на много лет вперёд. Как дивно то, что будущее — неизменно непредсказуемо! И то, как вдруг взгляд, обращённый во тьму, озаряет неожиданный яркий свет.

Посланник приподнял руку, и пространство возле его ладони пошло едва различимой, но всё же заметной рябью.

— Через пару недель или чуть больше, — наконец заговорил он, повернув к ней свою голову, — Арсархавунд окончательно разгромит эльфов, и корона короля перейдёт к своему новому владельцу. Твои слова, достопочтенная Оракул, имели бы смысл, если бы тот, о ком ты говоришь, имел только две руки.

Он учтиво кивнул, шагнул вперёд и исчез в образованном им портале. Оракул обдумала его слова, но не стала придавать им того значения, которое вложил в них говоривший.

Прежде чем она покинула это уединённое место, её взгляд упал на небольшую фигуру, тщетно таящуюся за выбоиной в стене зала — её выдавало свечение полупрозрачной накидки, вторящей форме её ныне исчезнувших крыльев. Большие и выразительные кругляши глаз с россыпью разных оттенков в радужке с неподдельным вниманием наблюдали за Оракулом.

— Это правда? — спросила она.

Голос аура́ны, обычно похожий на гулкие отзвуки шёпота, и на этот раз звучал похожим образом.

— То, что он сказал?.. — прозвучало вдогонку первому вопросу.

Оракул посмотрела на неё, затем на лепестки, которые апельсиновое дерево сбросило на белую брусчатку. На такой вопрос нельзя было дать однозначный ответ. Будущее, как всегда, делилось лишь подсказками. Оракул чувствовала себя человеком, который взял в руки факел, но не знал, куда с ним идти и будет ли он гореть весь путь, но главным оставалось то, что этот факел всё же был, и он был зажжён.

— Соломенным королям не под силу носить на себе короны из пламени, — заверила Оракул свою собеседницу и других ауран, следивших за ней из своих укрытий.

Существа нетронутой дикой природы молча продолжали смотреть на неё. Они были одними из немногих, кого искренне заботила эта земля — не потому, что они не прижились бы где-то ещё, а потому как по-настоящему дорожили своим домом. Оракулу хотелось бы убедить их в том, что бедствия подошли к концу, но она не могла обещать им того, что ещё лишь приближалось к своему исполнению. Тем не менее она посчитала необходимым приоткрыть завесу тайны и раскрыть им то, чего долгое время ожидали все, яростно сопротивляющиеся антарийцам.

Оракул отвернулась от своих наблюдательниц и повторно коснулась апельсинового дерева. Лёгкое касание отозвалось массой эмоций, вспыхнувших в её груди, и взорвалось яркими картинами перед её закрытыми глазами. Тьма всегда ищет способы противостоять свету, но даже когда кажется, что она одержала верх, это обманчивое впечатление — ведь так устроено мироздание, и свет, которому оно принадлежит, всегда будет искать и находить способ изгнать темноту. Те, кто смотрели в будущее и не видели ничего, кроме собственной погибели и разрухи, из последних сил надеялись на великие перемены — но таковые не случаются в одночасье. Подобно тонкому узору, они сплетаются из маленьких, порой осторожных шагов — и всегда это начинается в тишине и тайне, будучи не замеченным окружающим миром.