— Эмироэ́ль, — прозвучал голос за его спиной, и он поднял голову, чтобы взглянуть на женщину в отражении зеркала.

Морги́на, его наставница и хозяйка дома, стояла в дверях и смотрела на него ровно так же, как в те годы, когда он только начинал обучаться у неё и ещё многого не умел. Это был добрый, заботливый взгляд, в то же время требующий ответа.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она.

Эльф без раздумий знал, что ответить: эти слова уже звучали у него в уме раньше — ещё прежде, чем кто-либо спросил его. Он хотел смыть синюю пыльцу, потому что она, зацепившись за волосы на несколько дней, давала окружающим понять, что перед ними — участвовавший в битвах воин, храбрец, достойный славы его давно ушедших славных предшественников. Только Эмироэль, по своему собственному мнению, был далёк от подобных почестей, как никто другой.

— Я не сделал ничего, чтобы это заслужить, — ответил он и потянул за окрасившиеся волосы сквозь тряпку, но это не приносило особого результата — синяя пыльца держалась слишком стойко, чтобы извести её обычной водой.

— Ты сражался как настоящий авалианский Пламеносный, — своим привычным, полу-тихим тоном сказала Моргина.

Эльф не сдержался, сжал тряпку в кулаке и, упёршись руками в тумбочку под зеркалом, усмехнулся без какого-либо задора.

— Что ты такое говоришь? — будто извиняясь, ответил он, сначала взглянув на наставницу в отражении, а затем всё же повернувшись к ней лицом. — Я остался без лука почти сразу же, в самом начале сражения, потерялся на поле боя и просто отбивался большинство времени, — продолжил эльф, после снова отвернувшись от наставницы. — И что хуже всего — я никого не исцелил. У меня — целителя! — не было возможности кого-либо исцелить, потому что мне банально не хватало на это времени. Я был либо слишком медленным, либо не успевал сообразить, что нужно делать. Здесь, в городе, мне запрещено это делать, а там я этого сделать не сумел. Какой от меня толк?

Хотелось бы ему вспылить! Быть может, это помогло бы… Но подобное было вовсе не в его натуре, и все встряски оставались у него внутри, отпечатываясь на лице и жестах какой-то расстроенной беспомощностью.

— Одна жизнь у тебя на счету, — спокойно подметила Моргина и, чтобы он не стал убеждать её в обратном, сменила тему: — Ты поэтому не стал себя исцелять?

Эмироэль взглянул на своё отражение. Наверное, где-то в подсознании он хотел иметь хотя бы что-то общее с теми воинами, которые действительно были достойны пыльцы и признания. Моргина же при всей своей шелковистости характера умела быть непреклонной, так что прежде, чем эльф сумел как-то от неё увернуться, подошла, положила мягко засветившиеся тонкие пальцы на его переносицу и двумя движениями вправила её. Но ничего более того, прислушиваясь к его желаниям, она делать не стала.

— Прежде чем стать Пламеносными, эльфы были просто эльфами. Пламеносными их сделали личные качества, позволившие зажигать и носить в себе Синее пламя, а не магия. Это было всего лишь твоё второе сражение, Эмироэль. Не жди от себя слишком многого слишком быстро — если пламя и вспыхивает резко, то горит затем совсем недолго, — добавила хозяйка дома, направляясь к выходу.

Эмироэль не стал ей перечить, потому как знал, что Моргина хорошо понимает, о чём говорит, хоть это и не смогло развеять его разочарования.

— Ты уходишь? — спросил он, когда наставница оказалась уже в дверях.

— У меня ещё много дел. Я пришла за травами. Позаботься о наших гостьях, если вдруг я вернусь позднее утра, — попросила Моргина.

Эльф о многом хотел расспросить её касательно этих незнакомок, приглашённых в дом. Наставница, хоть и была дружелюбной натуры, но редко кого впускала сюда, совсем не говоря о том, чтобы поселить в своём доме малоизвестных чужачек. Они выглядели очень странно и совсем не понимали, что происходит вокруг, и когда Эмироэль спросил об этом целительницу, она обосновала всё продолжительным шоковым состоянием.

— Я сделал всё, как ты сказала, — ответил эльф, — в том числе распылил зубчатый долголист по покрывалам, так что до утра они и не заметят твоего отсутствия. Но синеглазая всё время плачет.

Эмироэль заговорил об этом, потому что это действовало ему на нервы — но не в том плане, когда хочется на кого-то прикрикнуть. Этот неугомонный, подавляемый плач, силком запихиваемый в покрывала, но всё равно проходящий сквозь них, заставлял что-то ёжиться в груди эльфа.

— Она напугана, — пояснила Моргина, будто Эмироэль произнёс наивную глупость или взялся обсуждать очевидные вещи.

— Но ведь сражение уже окончено, и, даже будь оно проиграно, едва ли кто-то смог бы пробраться через врата Вэ’эвар Эйдура.

Эльф действительно хотел разобраться, потому что в этом ему виделся единственный путь, как всё изменить. Пережиток прошлого, особенно такого близкого и пугающего, не должен держать кого-либо за горло — так он думал, сам будучи охваченным тяжёлыми мыслями.

— Ты разве ничего не страшишься? — спросила наставница.

Эльф отвёл взгляд в самый тёмный угол комнаты, признаваясь в том, что и его не обошло это чувство.

— Только у вас разный страх. Ты боишься, потому что знаешь, как постоять за себя и других, но сомневаешься, что в ответственный момент у тебя это получится. Она боится, потому что она беззащитна. Этот страх будет тьмой, колющей глаза души, который может даже ослепить её — если только не появится что-то, дарующее чувство защиты, более сильное, чем был испуг, — договорила Моргина и исчезла за дверью.

На этот раз её шаги раздались тихими шлепками подошв сапог по полу и удалились в сторону лестницы.

«Страх, который не проходит никогда». Моргина была неправа — он с таким страхом был знаком. Поэтому, не особо заботясь о том, сколько воды зальётся за воротник, он перевязал влажные волосы на затылке и покинул комнату почти сразу же после наставницы.

Так как его лук остался в поле за чертой города, втоптанный в грязь и наверняка прикрытий или телами павших врагов, или их скакунов, Эмироэль взял из подвального помещения другой, мало чем похожий на тот, к которому он привык за столь долгое время — тот был подарком Моргины, сделанный задолго до этой войны. «Она будто бы ещё тогда знала, что мне понадобится лук», — подумалось ему перед первой битвой. Было жаль терять его теперь, но Эмироэль был рад, что хотя бы его рука осталась на месте, ведь антарийцы могли забрать и её. Так или иначе, в такой поздний час ему сгодился бы любой лук, поэтому он захватил и такой — простенький и давно забытый.

Подойдя к комнате, где находились гостьи, эльф достал из кармана заранее прихваченную шкатулку с огоньком, который поднялся над ней, как только он открыл крышку. Доспехи — весьма непривычная для него вещь — были уже сложены, а сам Эмироэль успел переодеться, поэтому не гремел сталью и был весьма скрытен, когда заходил внутрь, но светловолосая девушка всё равно, едва услышав движение двери, всхлипнула, вслед за чем последовал непродолжительный плач, приглушённый покрывалом.

Огонёк со шкатулки охватывал очень мало пространства, поэтому эльфу пришлось приглядеться, чтобы разобрать что-то в темноте. Чернокудрая и та, что помогла Вэ’эварскому Всаднику во время боя, уже спали. Рыжая металась во сне, как будто с чем-то боролась, но звуков никаких не издавала, кроме резких вздохов, и не просыпалась. Затем взгляд Эмироэля остановился на комке покрывал на одной из лавок, который постоянно содрогался. Плач становился всё тише — видимо, девушка старалась его подавить, — но встряска, которую она пережила, была сильнее даже зубчатого долголиста, раз он не возымел над ней должного действия. Из-за того, что сам взор Эмироэля был затуманен после сражения, он не сумел толком приглядеться к ней, но она показалась ему очень юной. В таком возрасте всё кажется больше — особенно то, от чего веет печалью и страхами. Эльф не мог разузнать, чего на самом деле она продолжала бояться и что из всех возможных вещей так трясло девушку напоминанием о себе, но догадывался, пускай и не совсем с той чёткостью, чтобы полностью разделить это чувство. На ум наворачивались мысли о прошедшем сражении, преподносящие эти события глазами светловолосой девушки. Понимала ли она, какая её могла ждать судьба? Даже Эмироэлю не хотелось бы остаться один на один с антарийским чародеем — а ведь его, эльфа, он бы просто забил до смерти.