Последнее подразумевало то, о чём они с принцессой так ни разу откровенно и не поговорили, но что она сама, должно быть, уже поняла к этому времени: Олдрэд был намерен если и не выдать её замуж, то хотя бы постараться найти подходящих кандидатов. Шоком для неё это стать не должно было, но и причин для радости не предполагало — в конце концов, Элштэррин была ещё совсем юной девушкой и наверняка грезила о любви, о которой слагают легенды. По сути, в мирное время это не было бы проблемой — даже у представителей правящей династии имелся выбор в данном деле, пусть и с оговорками, — но с принцессой дело обстояло чуть иначе. Никто, разумеется, не намеревался выдавать её замуж силком, по крайней мере, в прямом значении этого слова… Но Элштэррин с трудом выдерживала давление, особенно когда оно касалось таких щепетильных вещей, и теперь, сдержав очевидный порыв, отвернулась от прадеда, подошла к камину и коснулась гладких холодных камней, из которых тот был выложен.

— А мой брат… — поутихшим голосом произнесла она, пока ещё не оборачиваясь к Его Величеству. — Что с ним?

Через несколько ударов сердца принцесса взглянула на короля, и он увидел в ней нечто другое, чем минутой ранее: искренность, мягкость… и что-то такое, что напомнило ему качество его супруги, которой всегда удавалось добиться своего, не настаивая и не борясь. Вместе с тем ему подумалось и о том, что всё, к чему когда-либо стремилась Аэшиль, всегда приводило к чему-то хорошему, и это ненароком заставило его почувствовать себя так, словно и то, к чему клонила Элштэррин, тоже не было обыкновенным протестом.

— Ты говоришь, что мне нужен мудрый советник; человек, на которого можно положиться, — вырывая его из собственных мыслей и вовлекая в серьёзный, уже не столь однонаправленный разговор, продолжала принцесса. — Он умён и смел. Вспомни, сколь быстро он проявил себя, когда ты назвал его принцем Эльмирры. Люди любят и доверяют ему. Я люблю и доверяю ему. Кто мог бы стать для меня лучшим советником, чем он?

Каждый раз, когда речь заходила о Мельрохе, Элштэррин говорила о нём так, будто он по-прежнему был с ними и сохранял свой статус — и если бы это действительно было так, Олдрэд подтвердил бы каждое слово, только что произнесённое ею. Но к большому сожалению — не только Элштэррин, но и самого короля, — всё было не так просто. Более того, Его Величество был бы не прочь поделиться с ней своими истинными соображениями на данный счёт — в конце концов, роднее неё у него больше никого не осталось, — но такая правда была опасна не только для принцессы, но и для всего народа, а всё потому, что Элштэррин пока ещё не успела в достаточной мере повзрослеть и понять множество очень важных вещей. И посему Олдрэду не оставалось ничего иного, кроме как вновь быть уклончивым в своём ответе.

— Он не сможет стать тебе советником, — сказал Его Величество, — по меньшей мере не раньше того момента, как в нашей стране восстановится мир.

И под этим он, конечно же, имел в виду вовсе не антарийцев.

— Один мой брат мёртв, — неожиданно холодным и тихим голосом произнесла принцесса, отворачиваясь обратно к камину, — другого ты изгнал… А от меня хочешь, чтобы я смиренно приняла над собой верховодство кого-то, кого я совсем не знаю.

Олдрэду стоило усилий не ответить ей сразу же, и он замолчал. Доля правды в словах его правнучки всё же была: ему и самому казалось не лучшим вариантом то, что в будущем её будут окружать чужие ей люди. Бывает такое, что жизнь складывается странным образом и человек не может довериться даже своим близким; так как ему вверить себя тем, кого он на самом деле почти не знает? Но эта мысль меркла перед необоснованным обвинением, которое Его Величество получал в свой адрес уже не впервые.

— Я не изгонял его, — сказал король не просто ради восстановления правды, но, скорее даже, себе в оправдание.

— Неужели ты не можешь вернуть его? — уже почти шёпотом, не глядя на него, спросила Элштэррин. — Неужели готов допустить всё это просто из-за своей ненависти к Э…

Олдрэд не дал ей договорить, оборвав правнучку на действительно ненавистном ему имени.

— Ничего в решениях короля не бывает просто так, — сказал он, вновь поднимаясь, и на сей раз это вышло у него куда более грузно.

Под привычный звук «кланг-кланг» Его Величество двинулся к правнучке, но та оказалась будто пёрышком, сдутым в сторону лёгким ветерком, — всё так же не переводя на него взгляда, Элштэррин переступила к другому краю камина, не дав подойти к себе слишком близко.

— Я буду править одна, — наконец отвлекая взор синих глаз от пустого каминного очага, негромко, но уверенно заявила она.

— Потом, — подтвердил король, всё ещё имея малую надежду на то, что удастся избежать спора, который, в общем-то, был неминуем, — но не сразу. Ты ещё успеешь взвалить всё на собственные плечи и, поняв, насколько это в действительности тяжело, пожалеть о том, что рядом нет того, кто мог бы дать тебе дельный совет. Но для этого нужен опыт, а он не приходит в течение одной ночи.

Если бы Элштэррин прислушалась к нему, то, возможно, поняла бы истинную суть его слов, но, как и все молодые, она продолжала смотреть на вопрос лишь только с той стороны, что бросалась ей в глаза в первую очередь.

— Но ведь ты был немногим старше меня, когда начал править, — не соглашалась она.

Это было верно, но кроме цифр принцесса о начале его правления не знала практически ничего. В ту пору, когда его отец стал королём, Олдрэду было шестьдесят семь, и вряд ли во всём Дворе нашёлся бы второй такой легкомысленный человек, как он. Его бытность принцем сопровождалась беспечностью и абсолютной неспособностью представить себе что-то более далёкое, чем завтрашний день. В его распоряжении — как и у всех принцев и принцесс — находилось доверенное ещё предыдущим правителем владение, но Олдрэд редко бывал там и практически не знал, чем жили тамошние люди. Ему больше нравилось в столичном замке, где всегда можно было найти себе какое-нибудь занятие, а если хотелось одиночества, то и для такого дела легко нашлось бы место. Кроме того, здесь была его семья — мать и брат с сестрой. Двор, до его вступления во власть весьма благожелательно к нему настроенный, взрастил в нём безмятежность, впоследствии обернувшуюся преступно-вредительской. То, что отцовское правление продлилось недолго, и уже через шесть лет корона перешла к его старшему брату, должно было бы прибавить серьёзности его характеру, но Олдрэд сделался разве что более податливым грусти и опасениям. Ситуацию не смогли исправить даже зловещие слова матери: «Когда-нибудь ты станешь королём и…» В то время он вообще не допускал подобной мысли, так как в собственных представлениях до конца жизни видел себя исключительно принцем, живущим в приятной тени старшего брата, истинного короля, и предприимчивой старшей сестры. Но правление брата выдалось ещё более коротким: он занял трон летом, а умер в начале зимы, пробыв королём всего пять с половиной месяцев. Кто-то винил в его гибели девушку — его избранницу, — которая в ту ночь вопреки всяким правилам ночевала с ним в одних покоях, но Олдрэд, сквозь пелену потрясения выслушивавший её, знал, что она не врёт, апеллируя к своей невиновности — ведь он сам замечал, что брат за год до этого начал временами испытывать головокружение и мелкие, но беспокоящие их не по годам мудрую сестру провалы в памяти.

Что такое королевская власть и сколько она на самом деле весит, Олдрэд впервые осознал, лишь когда мимо него проносили его брата: спокойного, с чуть приоткрытыми губами, словно бы втягивающего воздух сквозь полудрёму, и со всего двумя тонкими кровяными дорожками, прочертившими путь от ноздрей до губ.

Проклятущая корона вцепилась в его собственную голову несколько дней спустя, и с тех пор, казалось, даже воспоминания о той жизни, которую он имел до всех этих событий, обходили Его Величество стороной.

Ничего из этого Элштэррин ведомо не было, и потому она наверняка полагала, что её прадед всегда был таким же уверенным в себе правителем, каким она видела его сейчас. Правда же была такова, что бо́льшую часть своего правления Олдрэд был одним из худших королей, порождённых правящей династией, и если бы не его сестра и её умение управляться с людьми — в том числе и наиболее продуктивно использовать их навыки и умения, — то к текущему моменту антарийцы уже полноправно владели бы всеми их территориями, так как страна развалилась бы задолго до их появления. Прекрасно сознавая это, Его Величество не желал, чтобы его правнучка когда-либо обнаружила себя в такой же растерянности и отчаянии, которые испытывал он, когда однажды проснулся королём и понял, что больше всего на свете хочет сбежать обратно в своё праздное прошлое — но ходу туда не было никому: ни простым людям, ни даже правителям.