— Ваше Высочество, — сказал вошедший в помещение гвардеец, и Элштэррин тут же выявила по его голосу и доспеху, что это младший капитан — худший из всех тех вариантов, что она перебрала в уме, когда вопреки её желанию приоткрылась впустившая его сюда дверь.
Принцесса замерла на месте, бросив все силы на то, чтобы вспыхнувшие в ней эмоции не пробились наружу. Она хотела провести остаток ночи в компании песнопевца и даже предложить ему место при дворе, а сейчас вместо этого ей приходилось делать всяческие усилия, чтобы ситуация не окончилась скандалом.
— У тебя сегодня свободный день, — проговорила, сдерживая раздражение, Её Высочество.
Она не сразу поняла, как Ильвран оказался здесь в самый неподходящий для этого момент и почему он вообще пришёл, но догадаться, слегка поразмыслив, было нетрудно — скорее всего, за ним сбегал тот поганец-гвардеец, которого она ранее выставила в коридор. Наверняка он решил, что таким образом сможет исправить ситуацию, но сильно ошибся: Элштэррин давно так не загоралась идеей, как в данную минуту, когда решила, что во что бы то ни стало выполнит обещанное — а заключалось оно в том, что не послушавший её приказа гвардеец отправится восвояси из её замка. Но это будет потом; сначала нужно было сделать что-то с навязавшимся ей младшим капитаном.
— По уставу своей должности я имею право сопровождать Вас в любое время, — невозмутимо ответил Ильвран всё тем же тоном, который она слышала каждый раз, когда он открывал рот — что случалось нечасто, учитывая, сколь редко Элштэррин хотелось выслушивать что-либо с его стороны.
Отчётливо понимая, что от него уже никуда не деться, принцесса с большим сожалением взглянула на песнопевца. Он был достоин её внимания, а она заслуживала того, чтобы хоть одну ночь в череде долгих лет всевозможных ограничений провести так, как ей того хотелось, — но всё вновь разбивалось о то, кем она была и под указкой кого жила. В былые времена ни один гвардеец не приблизился бы к своему принцу или принцессе, если бы они того не пожелали, но теперь все приказы исходили от прадеда Элштэррин, и он дал младшему капитану те полномочия, которые сейчас отравляли ей жизнь — и то, что она противилась и не принимала их, к сожалению, не делало их менее действительными. Безусловно, Ильвран — это не какой-то там гвардеец из числа тех, что дожидались её в коридоре, и выпроводить его отсюда не получилось бы, а потому волшебную во многих отношениях встречу Её Высочество не представляла возможным продолжить. Песнопевец мог бы спеть ей немало песен в присутствии младшего капитана, но Элштэррин не хотела выказывать своих потаённых чувств перед последним, и такое слушание превратилось бы в настоящую муку.
— Благодарю за твою музыку — она была прекрасна, — гораздо более сухо, чем надлежало быть произнесёнными этим словам, сказала принцесса и развернулась к двери.
Как только она вышла в коридор, младший капитан сразу же занял своё место и выдвинулся на шаг вперёд, при этом не заслоняя её, и остальные гвардейцы также встали привычным строем. Элштэррин держала голову прямо, а взгляд — направленным строго перед собой. С её сердца, точно листва поздней осенью, спадали все добрые чувства, навеянные встречей с песнопевцем, но в уме ещё звучали слова его песни. Она шла в окружении гвардейцев, будто бы под конвоем, и хотя держалась достойно принцессы, была в действительности однокрылой птицей, которая мечтала добраться до своей заветной земли, и мешало ей лишь только то, что она пока ещё не знала, где таковую искать — но в том, что она будет туда стремиться вопреки всему, Её Высочество в этот миг глубочайшего понимания своей сущности была уверена, как ни в чём другом.
Подперев подбородок рукою, Моруэн устало поменяла бумаги местами — шёл, наверное, уже пятый час, как она взялась за них, и теперь можно было с уверенность сказать: это занятие успело порядком утомить её. Никогда прежде она не изучала что-либо с такой усидчивостью и продолжительностью. Неужели люди, стремившиеся к знаниям, проводили так бо́льшую часть своей жизни? Если так, то златоглазая и не сомневалась: даже если бы у неё появился шанс получить образование, она бы точно провалила его. Взявшись за изучение информации, содержавшейся в бумагах, которые она привезла с собой из Аулар’нона, эльфийка была настроена достаточно решительно, но как только она поняла, что всё будет не так просто, то заметно поникла, и её энтузиазм резко поубавился. Пытаясь вложить себе в голову то, что содержали в себе планы предстоящего задания, Моруэн столкнулась с препятствием в виде собственной плохой обучаемости: она туго разбиралась в написанном, не всегда понимала, что следует из чего, и практически постоянно прибегала к знанию антарийского языка своего аруанкая — без помощи Нирхаэля она бы не поняла вообще ничего. Вполне очевидным было то, что все эти бумаги предназначались для человека, который уже загодя ориентировался в происходящем, — они были нужны, чтобы не запутаться, но вовсе не для того, чтобы последовательно вникнуть в суть дела. Единственным, на что могла полагаться эльфийка, были её способности в запоминании и поддержка аруанкая.
Вздохнув, Моруэн бросила взгляд на широкую карту у себя за спиной — на столе ей не хватало места, поэтому златоглазая расстелила её на кровати, но даже туда она вмещалась не полностью. К счастью, ей нужно было запомнить определённый маршрут, а не расположение всех имевшихся в столичном замке ходов и помещений, иначе она бы попросту свихнулась — вряд ли на свете нашёлся бы хоть кто-то, кому это было бы под силу, причём в такие-то сжатые сроки. Время нынче стало беспощадным к эльфийке: до момента выполнения задания оставалось всего три неполных дня, и за этот краткий период ей нужно было во что бы то ни стало уяснить все нюансы запланированных действий, их верный порядок, а также запомнить, куда идти и сколько минут тратить на пребывание в том или ином месте — последнее было не менее важным, чем всё остальное. Понятное дело, что от всего этого её голова беспрестанно шла кругом, так что не помогала даже настойка из ягод беррки, которую она хлебала целыми кувшинами.
На время сдавшись, Моруэн в буквальном смысле махнула рукой на заваленный бумагами и прочими вещами стол и отодвинулась от него вместе с креслом. Курица, которую ей принесли с кухни в качестве обеда, уже давным-давно остыла, но, тем не менее, эльфийка оторвала кусочек и забросила его себе в рот, прежде чем выйти на балкон. Там, обтерев сальные пальцы друг о друга, она устало опёрлась о перила и обвела взглядом уже ставшую ей практически родной картину. Три недели — не малый срок, особенно при такой насыщенной повседневности, которой Моруэн удалось придерживаться в этом городе. Уже сейчас ей было грустно представлять, как она покинет столицу. Невзирая на то, что на задание она должна была отправиться в чужом обличье, возможности вернуться в Аштирлот в ближайшее время у неё не было. Кто знает, куда заведёт её следующее поручение «ведьмы»? Как бы то ни было, в конце всего она планировала воссоединиться с Антье, а это означало возвращение к войне и её неопределённостям. Да, это действительно были её последние деньки в этом чудесном городе… Единственным, что удерживало её от полного погружения в печаль, связанную с данным обстоятельством, были тяжкие размышления о предстоящем задании. Итак, ей нужно было обменяться с горничной Нарсэвин, заняв её место, пройти в столичный замок, встретиться в закрытом корпусе с Каэлленом и задержать его, пока Нирхаэль выполняет задание под его личиной, и затем, ничем не выдав себя и расставшись с королевским гвардейцем, бежать вместе со своим аруанкаем из города. В её голове это уже звучало как нечто невыполнимое, но руки Моруэн, тем не менее, не опускались — она знала, что должна была это сделать, а значит, других вариантов у неё попросту не было. Утешением и дополнительным источником решимости являлась мысль, что всё это она будет проворачивать под видом Лоэр. Вообще, личность этой неизвестной ей женщины нередко служила эльфийке своеобразным коконом, укрывшись в котором она становилась гораздо увереннее в себе. Разве не так люди порой решаются на то, что кажется им иным способом недостижимым: становясь или хотя бы частично притворяясь кем-то другим?