Они действительно были разными — собранные принцессой леди, — но им было хорошо вместе, и Её Величество могла бы даже сказать, что это была первая такая душевная встреча, в которой она брала участие с тех пор, как эльфийские земли оказались втянуты в войну. Единственным, что не позволяло этому вечеру удастся целиком и полностью, так это отсутствие одной из компаньонок принцессы — леди Ао́рики. Они виделись пару дней назад во время одной из примерок, и Элштэррин пригласила её на этот ужин, но сегодня с утра принцесса узнала, что её компаньонка — и по совместительству самая желанная гостья — не придёт: её служанка сообщила, что Аорика, увлекавшаяся лекарственными сборами, приобрела что-то не то, и тайно добавила, что «госпожа покрылась красными пятнами и потому не сможет присутствовать». Её Высочество отнеслась к этому пусть и с огорчением, но всё-таки приняла ситуацию и ограничилась тем, что послала к ней одного из придворных лекарей.  «И всё же — жаль…» — думала она, в то же время стараясь оградить себя от любых расстраивающих её мыслей, которые могли испортить ей эти часы, отведённые для веселья.

Пригубив вино, Элштэррин поставила кубок обратно на стол и слегка пошевелилась, принимая более удобную для себя позу: они все сидели на полу, устланном ковром и большим количеством тонких, но мягких подушек, но подогнутые ноги так или иначе со временем начинали затекать от подобного сидения.

— Амалиссия, — спросила принцесса, продолжая начатый ранее разговор, и девушка, с которой она заговорила, тут же отвлеклась от сидевшей рядом подруги и перевела на неё свой полностью сосредоточенный взгляд, — так что же насчёт того молодого человека, посватавшегося к тебе?

Они пили неспешно и весьма немного, но достаточно, чтобы в голове разгулялась приятная лёгкость, — а как известно, в таком состоянии юным девушкам только и остаётся, что перейти к наиболее интересующим их вещам, среди которых главенствующее место неизменно занимают дела сердечные.

— Мой отец ответил ему отказом, Ваше Высочество, — не оправдав ожиданий жаждущих услышать какую-нибудь любопытную историю леди, ответила Амалиссия, — и я благодарна ему за это, ведь он знает, что когда наступит время выбирать, я предоставлю этот выбор сердцу — и ничему более.

Эдаррин и Имриль мечтательно вздохнули, а принцесса встретилась с блестящим взглядом решительной красавицы.

— Думаю, Вы поступите так же, — неожиданно добавила она.

Глаза всех собравшихся девушек устремились к Элштэррин, а та вытянулась, на мгновение приняв более статный вид, словно бы ей приходилось говорить с ними с трона.

— Безусловно, — сдержанно, но не без искринки подтвердила принцесса, добавив: — Выбирая человека, который будет править твоим сердцем, неразумно было бы исходить из чего-либо другого.

И вновь половина девушек отнеслась к таким словам открыто восторженно. Особенно подобное впечатляло Имриль: взгляд, которым она смотрела на принцессу, загорался, будто факел, к которому медленно, но неумолимо подливали масла.

— Ваше Высочество… — выдохнула она, демонстрируя непривычную для неё нерешительность.

Элштэррин поняла: вот-вот, и её компаньонка спросит обо всём напрямую. Щёки вопреки её желанию тут же загорелись, а язык так и норовил рассказать больше, чем следовало, и эти силы — вино, сделавшее её податливее, и здравый рассудок — схлестнулись в ней. В итоге, сведя всё к ничьей, принцесса ответила:

— Есть вещи, о которых положено знать лишь двоим.

Глаза её были красноречивы, но при этом она не бросила тени на своё положение какими-либо необдуманными откровениями — и это позволило Элштэррин почувствовать себя победительницей в сложившейся ситуации. Само собой, это подняло её и без того весьма хорошее настроение.

— Это верно, — несколько мгновений спустя — после того, как они осушили свои кубки и заново наполнили их, — добавила Эдаррин, попутно ища взглядом одобрения по поводу сказанного у тех, кто слушал её. — Моя мать как-то раз сказала мне, что женщина никогда не должна раскрывать двух вещей: кого она любит и чего страшится.

Упоминание матери немного сбило лёгкий настрой принцессы. Обычно она о подобных вещах и не думала, но иногда они настигали её — прямо как сейчас, и тогда она вспоминала о том, что лучше было бы оставить в покое. «Моя мать никогда со мной ничем таким не делилась», — в своих мыслях сказала она, будто бы продолжая разговор. Её родные в принципе имели не так много возможностей сделать это, потому как она лишилась их в достаточно раннем возрасте, оставшись вдвоём с прадедушкой. «Может, ему бы тоже хотелось, чтобы кто-то из них чем-то поделился, но осталась только я?» — подумала она, но затем решила, что эти размышления скорее всего вызваны вином — и потому поспешила избавиться от них.

— Твоя мать — мудрая женщина, — сбавив громкость и силу голоса, сказала Элштэррин, и её компаньонка, которой были адресованы эти слова, в знак благодарности склонила голову.

— Но как же тогда получить совет, если ни о чём нельзя рассказывать? — напоминая о том, каким духом до этого была пропитана их встреча, с не наигранным непониманием едва ли не воскликнула Имриль.

Амалиссия, допившая вино из своего кубка, отставила его и слегка наклонилась вперёд, чтобы взглянуть в лицо говорившей девушке, после чего с явным вызовом спросила:

— А Вы, леди, нуждаетесь в каком-то совете?..

Даже Маэрэлла, до этого почти никак не выдававшая своего присутствия, с любопытством подсела чуть поближе к столику.

Всем, в ту минуту глядевшим на Имриль, стало предельно ясно, что девушка попалась на собственный крючок и что выход у неё — особенно после столь прямого провокационного вопроса Амалиссии — оставался лишь только один: во всём сознаться.

— Возможно, что и так… — Невзирая на весь свой бойкий характер, говорить об этом с присущим ей размахом открытости Имриль всё же не решилась, но сидевших с ней за одним столом девушек вряд ли удовлетворило бы уже достигнутое, и теперь-то они бесспорно были намерены идти до победного конца.

— Так кто же этот счастливец, из-за которого тебе нужен совет? — спросила практически напрямую Элштэррин.

Её Высочество посчитала, что лучше всего будет, если этот вопрос задаст именно она — ведь она была принцессой, а Имриль — её придворной дамой, так что отвертеться у неё уже никак не получилось бы. К тому же ей действительно стало до жути интересно, на пороге какой именно тайны они оказались, и от предвкушения разузнать всё в подробностях у неё даже перехватывало дыхание.

— Как Вам известно, Ваше Высочество, я приехала в замок в самом начале этой весны, — сдалась без боя Имриль — видимо, потому, что ей самой давно хотелось поделиться этим.

Элштэррин медленно кивнула, не желая открыто демонстрировать свою захваченность, так как полагала, что принцессе надлежит во всём проявлять бо́льшую сдержанность, чем окружавшим её леди, но в то же время она тут же перенеслась мыслями к тому периоду, о котором говорила Имриль. Из всех четырёх девушек она чаще всего бывала в столичном замке, но вместе с тем и часто отсутствовала, ведь знатная семья из Бельруэ, которую она представляла, также активно занималась торговлей, и её бабушка лично заведовала её обучением. Принцесса же, за зиму соскучившаяся по своей подруге, упросила своего прадеда запросить её в столицу — что тот и сделал.

— …и Его Величество выслал нам навстречу сопровождение, — продолжила Имриль, но затем ненадолго замолчала, перебегая взглядом от одной девушки к другой, а её разрумянившиеся щёки отчётливо говорили о том, что вот она и подошла к самому интересному. — И там… То есть… Одним из тех, кто приехал из столицы, был красивый молодой человек… Он не был похож на солдата, одет был в обычную одежду и ехал с нашим багажом, приглядывая за ним в дороге, вёл себя обходительно и всегда отвечал мне улыбкой, когда я оборачивалась взглянуть на него.

Имриль ненадолго замолчала, оставляя остальных леди дивиться её смелости.

— Что было потом? — не выдержав очередной паузы, спросила Эдаррин. — Вы просто расстались?

— Тебе удалось выяснить, кто он? — в более взрослой манере выразилась Амалиссия вслед за ней.

Имриль устремила свой взгляд к принцессе.