Олдрэд, почти не дыша, следил за тем, как его сестра ласково гладит по чёрным, блестящим от пота волосам своего умирающего сына.

Предоставляя принцу разрешение олицетворять правящую власть в борьбе с варанон, Его Величество никогда бы не подумал, что дойдёт до чего-либо подобного. Быть может, он оценивал племянника по себе и потому полагал, что тот не станет лезть в гущу сражения, или же наивно обманывал себя, рассчитывая на его сохранность просто потому, что он был его близким родственником — а как известно, о членах собственной семьи всегда думаешь как о людях, с которыми ничего непоправимого приключиться не может. И вот он был здесь: лежал в этой ужасной кровати, весь мокрый от жара, и едва слышно произносил: «…мама…» — в ответ на её прикосновения. Но даже в таком положении в нём было больше достоинства, чем когда-либо отмечал в себе Олдрэд.

Его сестра, не отрывая взгляда от сына, поднесла к его губам плоскую чашку с прохладной водой, но это действие с её стороны было почти что бессмысленным: щепки от взорвавшейся баллисты угодили принцу в шею. Врачеватели и лекари сумели извлечь самые большие куски и подлатали раны, но более мелкие из них всё ещё оставались внутри, медленно убивая его, — и не было на свете никого, кто мог бы спасти племянника короля. Всё, чем располагал богатейший и влиятельнейший человек эльфийских земель, в мгновение ока оказалось совершенно бесполезным.

Уловив то, что его сестра намеревается выйти из комнаты, Олдрэд отошёл в сторону, делая вид, будто только направляется к ним — но обмануть её было невозможно. Его Величество избегал видеться с сестрой, потому как её боль и скорбь были точно жгучим факелом, а он — трусливым зверем, неспособным встретиться с его жарким пламенем.

Она вышла в коридор, и Олдрэд застыл на месте. Его сестра всегда была образцом аристократичности, и даже теперь она сохраняла это качество, пусть и была с головы до ног облачена в чёрный цвет и не имела на себе никаких украшений, кроме прозрачных камушков, двумя рядами сходившихся к линии пояса на её строгом платье. Она посмотрела на него, и не нужно было никаких слов, чтобы осознать, какие чувства она сейчас испытывала. Привычка не показывать свои эмоции всё ещё присутствовала — она не плакала и не кривила лица, — но глаза передали всё. Олдрэд смотрел вовсе не на свою сестру и главную помощницу, фактически управлявшую страной все эти годы — за исключением тех случаев, когда его глупость и минутная самонадеянность брали решающее слово, — а на мать, которая лишалась единственного сына, обретённого в её сложной, несчастной любви с одним Пламеносным, также некогда оставившим особо глубокие рубцы на её выносливом сердце.

Отчего-то боясь даже шевельнуться, Его Величество просто смотрел на неё, а она, вычитав что-то в его взгляде, двинулась ему навстречу. Пользуясь его безграничным доверием и благосклонностью, она никогда ничего не делала его руками ради своей личной выгоды. Не было никаких просьб, не было интриг и манипуляций. Она со всем всегда справлялась сама — и именно потому Олдрэда так поразило то, что она сказала тогда.

— Если ты король, — тихо произнесла она голосом чужим и лишённым всякой надежды, остановившись сбоку от него, будто бы попросту обронила, проходя мимо, свою самую потаённую мысль, — разбей варанон.

Его Величество повернул голову к сестре и коротко переглянулся с ней, после чего она оставила его одного. Сказанное ею проникло острым кинжалом в его грудь и осталось там холодным металлом, переворачивая всё, чем он был и как привык поступать. Его просила о чём-то таком принцесса, всегда выступавшая за мудрое разрешение любых проблем и всячески избегавшая кровопролития…

Принц умер неполных два дня спустя, так и не успев повидаться со своей женой и детьми, а уже через неделю к северной границе подошли первые части эльфийского войска. Они смогли одолеть племя, зародившее этот конфликт, но тогда в сражение вступили основные силы варанон. Олдрэд даже схватился с их царём — и проиграл ему. Сложно представить, что испытывала его сестра, когда ставила королевскую печать на соглашении о перемирии и когда выплачивала откуп, чтобы король и оставшиеся с ним солдаты могли беспрепятственно вернуться домой.

— То, что мне нужно было защитить свой народ от бесчинств наших соседей, — уклоняясь от всей правды, ответил на вопрос правнучки король.

Тем не менее присущая ему совестливость тут же кольнула его, напоминая о себе и о том, как дело обстояло на самом деле. Если бы он хотел, точнее, если бы он был решительно настроен защитить свой народ, он бы приступил к активным действиям гораздо раньше и подавил бы те самые бесчинства ещё в их зародыше. Но поначалу Олдрэд закрывал на них глаза, полагая, что всё разрешится само собою, затем предоставил решение проблемы другим людям, а в конце концов оказался не готов к тому, чтобы говорить с царём варанон на равных и призвать его к ответственности за действия его пусть и мятежных, но подданных. В действительности именно проволочки короля привели к гибели его племянника, а не варанон и взорвавшаяся баллиста. Внутри себя, где-то очень глубоко, Олдрэд прекрасно понимал это — и ненавидел варанон той ненавистью, которая на самом деле предназначалась ему самому.

Элштэррин молчала, а король тем временем перевёл взгляд на столик, где ледяная стружка, призванная сохранять фрукты и ягоды в прохладе, уже превратилась в воду, тем самым намекая Его Величеству, что его встреча с правнучкой не может длиться столько, сколько бы ему хотелось. Учитывая это, а также и своё нежелание продолжать заданную тему, он решился перевести её в то русло, которое уже какое-то время требовало оглашения.

— В начале следующего месяца, — заговорил король, слегка сменив тон и тем самым дав принцессе понять, что речь зашла о вещах, не предполагающих возражений и изменений, — соберётся совет, чьей задачей будет определить людей, достойных занять места твоих советников, когда ты взойдёшь на трон.

Хорошо зная свою правнучку, Олдрэд загодя понимал, что ей это не понравится, и она действительно переменилась в лице, когда услышала это. До сего момента Элштэррин выглядела вдумчивой, частично сдержанной, но при этом — достаточно искренней; сейчас же она мгновенно влезла обратно в свою скорлупу, коей являлся строгий, невозмутимый вид, для глаз короля, конечно же, являющийся не более чем делом напускным, вызванным стремлением отгородиться от того, с чем принцесса не могла бороться в открытом столкновении.

— Зачем мне нужны советники? — не сдержавшись, прямо спросила она.

— Затем, чтобы они делились с тобой мудрыми советами, покуда ты не достигнешь полнолетия, — непоколебимо ответил Олдрэд.

Возмущение принцессы, возросшее за счёт его ответа, можно было понять — не было таких правил, которые урезали бы полномочия правителя, если он достиг возраста шестидесяти лет. Элштэррин начала полагать себя самостоятельной ещё раньше, и вполне вероятно, что решение прадеда с её точки зрения выглядело в действительности оскорбительным, но Его Величество пришёл к нему неспроста. Он не хотел ограничивать её — он хотел помочь ей; но она, конечно же, с не слишком большой высоты своих лет даже в упор не разглядела бы этого, так как чувство уязвлённости уже затмило ей взор.

— Советников… — повторила она, решив отвернуться, но затем быстро передумала и напротив — вцепилась в него обиженным взглядом красивых и полных жизни синих глаз. — Ты хотел сказать — ушлых властолюбцев, которые будут править вместо меня, пока я буду подписывать бумажки и ставить на них свою печать, порой даже не понимая, о чём в них говорится. Такой ты меня видишь в будущем?

Олдрэд смотрел на правнучку, принимая всю её реакцию и воспринимая её как должное. Элштэррин бывала порывистой в ситуациях, подобных этой, но для него самого дать волю эмоциям было непозволительным. Когда-нибудь это станет непозволительным и для неё, поэтому пока что Его Величество мог это стерпеть, встретив возможную бурю негодований поистине королевской сдержанностью.

— Совет для того и собирается, чтобы твоими советниками стали не «ушлые властолюбцы», а компетентные в своей сфере люди. Ты никак не сможешь обойтись без них, Элштэррин. Идёт война, а когда она закончится, всё не сумеет образоваться само собою. Страна стоит не на доброй воле своего правителя, а на его способности решать тысячи вопросов ежедневно — и решать так, чтобы это принесло его подданным желаемое благо. — И, прежде чем она успела возразить ему, добавил: — Осознаёшь ты это сейчас или нет, но тебе понадобится помощь совета… или человека, способного сравняться с ним в опытности и личных достоинствах.