Потерев пальцы, на которых ещё сравнительно недавно не было ногтей, Криандра перестала глазеть на Нартанну и мысленно отпустила её — то, как поступала эта девушка, было её выбором. Вместо этого зеленоглазая вновь сконцентрировалась на музыке, так как игра активными темпами стремилась возобновиться единым звучанием. Она не вернулась на своё прежнее место, а осталась рядом с Дэирев, но с Эффой всё равно то и дело обменивалась взглядами и одобрительными улыбками. Играть Криандре было больше не на чем, поэтому она решила, что всю свою оставшуюся энергию она вложит в пение. К её сожалению, предугадать окончания строк зазвучавшей песни она не смогла, но, с другой стороны, это было не так уж плохо, ведь своим не столь умелым вступлением она бы нарушила целостность прекрасного исполнения. Как оказалось, она была далеко не единственной, кто замолчал, и, как итог, эта песня стала выступлением около трёх десятков особо подготовленных музыкантш и певиц. Всё, что затрагивало её слух, Криандра ощущала как нечто поистине идеальное. Голоса девушек и женщин были похожи на разное по тембру звучание хрусталя — и потоков воды, спускающихся по ими же выглаженным каменным ступенькам водопада. У каждой пары была своя партия, которую они выдерживали с невероятной слаженностью и точностью; голоса множились, словно бы заступали друг на друга, но не спотыкались и не падали, и не перемешивались в неблагозвучности. Всё было чётко, как в часовом механизме, и от возникшей благодаря этому трогательной музыкальной красоты замирало сердце.

Криандра даже задержала дыхание, когда запели две солистки, чьи голоса перевивались друг с другом, точно пара соревнующихся в ловкости пташек в небе:

Погрязнув в бремени дневном,

Столкнувшись с собственным же дном,

Твой дух в надежде пусть крепится,

Что в будущем прекрасном том

В руины превращённый дом
Бурленьем жизни разразится!..

Судя по словам, это была песня времён варанонского плена — но её текст, сложенный давным-давно, был актуален и сейчас. Многие из присутствующих брались за руки и приобнимали друг друга; кто-то не сдержал слёз. Зеленоглазая, явно представив то, о чём пелось, задумалась о своём собственном доме и нынешнем положении. Как справится с её исчезновением оставшаяся в другом мире семья? Как будут они искать без вести пропавшую дочь и сестру? И как изменится её дом, когда она вернётся, — если ей это вообще удастся… Пока звучал низкий и гулкий струнный инструмент, по форме похожий на большую полую дольку чеснока, у Криандры перед глазами стояла статуя единорога. Было ли её виной всё то, что с ними случилось? Где вообще находились на данный момент её подруги? Сможет ли она их отыскать и получится ли у неё вернуть их всех обратно? И сумеет ли она выбраться из-под антарийской власти и преодолеть половину огромной страны, чтобы вновь оказаться рядом с ними?

На зеленоглазую, как бы она ни пыталась подавить свою душевную боль, всё равно накатили слёзы.

— Травяночек мой… — позвала, наклонившись к ней, Дэирев, когда песня уже завершилась и вместо неё зазвучала другая, более жизнерадостная по тональности и быстрая.

Криандра подсушила глаза рукавом и взглянула на госпожу Тэль’эзрина.

— Да?..

Черноволосая женщина была так близко, что её губы почти касались уха зеленоглазой, когда она продолжила, даже не дав своей собеседнице приготовиться к последовавшим словам:

— Наши добытчики обнаружили один из очень старых ходов, который перестали использовать ещё в давние времена. Незаметно трудясь, они сумели расчистить и укрепить его вход. Древний тоннель относительно безопасен, но антарийцам это неведомо — они полагают, что над ним ещё нужно работать и работать. В начале недели — на второй её день — мы все собираемся уйти по нему из города сразу же после заката. Наш травник создал для тебя зелье, которое замедлит все процессы в твоём теле: пока ты будешь находиться в глубоком сне, мы перенесём тебя, а затем приложим все усилия, чтобы найти противоядие для того вещества, которым пичкает тебя чародей. Всё, что тебе нужно, это в день нашего ухода выкрасть у него ключ, запереть его в покоях, чтобы он не мог навредить кому-либо из нас, и…

Криандра, до сего момента словно окаменевшая, резво подорвалась на ноги, не дав женщине договорить. Её сердце билось так лихо, что заглушало даже мысли; при этом у неё так похолодели лицо и руки, словно бы на неё хлынул горный поток. Где-то на краю её слуха до сих пор играла удивительная музыка, но зеленоглазая больше не слышала — и не слушала — её. Необъяснимый морок овладел разумом зеленоглазой: она всё ещё находилась в зале, но видела и чувствовала, как её шип натыкается на наруч под рукавом чародея, как она засыпает в объятом криками и грохотом лагере и наконец — как он душит её в лесу, выдавливая из её глотки кажущийся последним выдох. Вспомнила она также и то, как лошадь уносила спасённого ею солдата, а она осталась, провожая его взглядом; как бежала от Лекаря и как он обвис, схваченный ожившими ветвями дерева; как беспомощно путалась под ногами у чародея, сцепившегося с превращённой в монстра девушкой; и как потом горело заброшенное хозяйство. Последним, что отдалось в её памяти и ушах, был крик беглянки, ушибленной головой об каменную стену. «Нет, — думала Криандра, — я никого не могу спасти. А если и попробую — пострадает кто-то другой. Мне и самой никогда не выбраться».

— Кельстэкке… — попыталась достучаться до неё Дэирев, также поднявшись на ноги, но зеленоглазая отступила, прежде чем женщина успела взять её за руку.

— Простите… — отозвалась, съёжившись, Криандра, и её голос прозвучал так же слабо и неуверенно. — Простите… Мне надо идти… Чародей, он… Простите…

Она развернулась и бросилась к двери. Не сумев открыть её с первой попытки, зеленоглазая уже было решила, что та заперта, но стоявшая неподалёку певунья, не переставая петь, помогла ей, и Криандра немедля выбежала в пустой коридор. Её отговорка насчёт чародея была попросту жалкой, но что бы она ни сказала, это всё равно не имело бы никакого смысла, так как Дэирев сама всё ясно видела. Испытывая стыд и чувство собственной ничтожности, зеленоглазая, припав спиной к двери, оттолкнулась от неё и понеслась прочь, с каждым шагом всё больше отдаляясь от зала и собравшихся там жительниц Тэль’эзрина. Едва слышимая музыка, раздающаяся оттуда, сопутствовала ей, словно хотела взять девушку за плечо и заставить её развернуться обратно, но Криандра не поддалась этому чувству и продолжила своё бегство. Наверняка после этой ночи она уже никогда не сможет присоединиться к тем, к кому так сильно прикипела, но повернуть назад зеленоглазая не могла: чтобы сделать это, она должна была позволить собственному страху поглотить её, чтобы раз и навсегда разрушить его изнутри — но на это ей не хватало душевных сил. Бывало, ей казалось, будто она готова сорваться на какой-нибудь поступок, храбрый и даже безрассудный, но такое имело место лишь в относительно спокойные минуты; когда же наступал час действовать, Криандра понимала, что просто не может решиться на малейшее шевеление. Заглянув внутрь себя, она должна была признать: для того, чтобы взять свою судьбу в свои же руки, она была слишком измучена неудачами и труслива.

Позади неё послышался звук открывающихся дверей, и музыка на мгновение стала громче. Зеленоглазая мгновенно притаилась — в коридоре светильники горели лишь неподалёку от зала, и она уже заступила на ту территорию, где разглядеть её было сложно. Кто был тем, кто вышел в коридор, она не знала, как не знала и того, сделал ли он это для того, чтобы нагнать её, или по каким-то другим причинам, но она опасалась, что первое, — и испытала презрение по отношению к своему малодушию. Даже наконец-то оказавшись в обществе кого-то, кто действительно заботился о ней и на кого можно было положиться, она всё равно не была способна сражаться по-настоящему. Стало быть, виною тому, что она до сих пор находилась в плену, являлась вовсе не её одинокость.

Охваченная страхом из-за беспорядочно перемешавшихся картин своего возможного будущего, Криандра прибавила шагу и затерялась в темноте.