Глава VIII (ч.II)

Дело было даже не в том, что зеленоглазая их не знала: она просто хотела получить лишнее подтверждение тому, что она действительно будет желанным гостем на этом собрании — вопреки всему, что могло возникнуть препятствием; и Дэирев дала ей его.

— Главное присутствовать, — произнесла она развеивающим все тревоги тоном и после короткой паузы добавила: — Я пришлю за тобой кого-нибудь — но не Вивиэль. Собрание состоится только вечером, а она уже с раннего утра напевает песни — и все на свой лад…

Криандра вновь улыбнулась, тронутая и приглашением, и доброй шуткой этой женщины. Её руки, прежде выполнявшие работу словно заведённые, теперь летали над одеждой, которую следовало снять с рам и аккуратно сложить. Завтрашний день ещё не наступил, но она была уже вся в нём. Это давно позабытое чувство легкомысленной мечтательности охватило её почти целиком — и пусть в зеленоглазой всё ещё оставался уголок настороженности и неустанного бдения, на этот раз она решила хотя бы ненадолго не заглядывать в него и не вытаскивать наружу все свои страхи и опасения, закутанная в которые она и без того проводила почти каждый свой день и каждую свою ночь. Если есть время для бед, то ведь непременно должно быть и время хоть и не на долгую, но всё же радость?..

— Спасибо, Дэирев, — будто попутно, не отвлекаясь от своих трудов, поблагодарила её Криандра.

Госпожа Тэль’эзрина промолчала, наверняка поняв, что речь шла о чём-то гораздо большем, чем высказанное ею приглашение.

Случается ведь — и даже нередко, — что человек, достигнув поставленной цели, ощущает себя резко остановившимся и в некоторой степени даже растерянным. Добраться до столицы не было мечтой Гиллэйна — это было его заданием, — тем не менее и его не обошло стороной это ощущение. Теперь, оглядываясь назад — в прямом и переносном смыслах, — он не мог не задуматься о том, каким гладким на самом деле выдался тот путь, что он проделал от округи Шиповного Двора до ворот самого Аштирлота. Пару раз он встречался с опасностью, но та проходила словно бы по касательной, так толком и не задев его, — из чего-то более-менее серьёзного можно было упомянуть разве что его неудачный прыжок через узкий, но глубокий овраг в лесу, вследствие чего он подвернул ногу, что до сих пор доставляло ему определённые неудобства, но это было сущей мелочью, которой Гиллэйн практически не придавал никакого значения. Люди, что окружали его теперь, наверняка столкнулись с вещами гораздо более худшими, чем довелось пережить ему: это было видно по их измождённым разного рода испытаниями лицам, остающимися в точь такими же напряжёнными и мрачными, какими они были в пути, и лишь только в глазах — единственной чистой части их тел — прослеживалась крошечная надежда. Они облепили всё пространство возле ворот, через которые решил пройти Гиллэйн, и, скорее всего, так же дело обстояло и возле других входов в город. Маг путешествовал один и никаких отношений ни с кем завести не успел — это и послужило причиной тому, что он, пусть и находясь в окружении достаточно большого количества людей, словно бы существовал в этот момент отдельно от них всех. Нечто схожее считывалось и в поведении тех стражников, что вышли за высокие и надёжные стены столицы, чтобы разобраться с теми, кто жаждал попасть внутрь. В другое время всё решалось бы непосредственно в самих воротах, но в теперешних условиях, когда волны беженцев с запада грозились затопить восточные города, политика относительно данного вопроса изменилась, и стражники — а на деле — солдаты, напрямую подчиняющиеся королю, — выходили наружу и решали всё за пределами Аштирлота. Глядя на то, как они общаются с беженцами, Гиллэйн довольно-таки быстро пришёл к выводу, что у него есть все шансы оказаться единственным человеком, который этим вечером пересечёт пока ещё стоящие запертыми ворота. Нет, солдаты вели себя крайне профессионально — иного от них и не ожидалось, ведь они были прямыми представителями королевской власти и, поведя себя как-то не так, подставили бы в первую очередь именно Его Величество, что было, само собой, недопустимо, — и в отдельных случаях даже проявляли обходительность, но их риторика была хорошо знакома магу, и ему не нужно было долго вслушиваться в их речь или следить за их действиями, чтобы понять: очередному желающему с минуты на минуту тоже дадут от ворот поворот, как и всем предыдущим. И хотя вся сложившаяся ситуация вполне оправданно вызывала в Гиллэйне недовольство, он успокаивал себя мыслью, что, по крайней мере, все эти беженцы были живы, а у многих под боком так и вовсе находились их родные или товарищи — а это уже очень много, учитывая нынешние обстоятельства. Более того, он твердил себе, что в том, что они пришли сюда и разочаровались в своих ожиданиях, была доля и их собственной вины — ведь по пути к Аштирлоту они наверняка не раз слышали о том, что беженцев в столицу не пускают. С другой стороны, когда тебя толкает в спину и гонит вперёд немыслимая угроза, в первую очередь бросаешься в то место, которое кажется тебе наиболее безопасным — а для жителей эльфийских земель этим местом всегда был Аштирлот. Только вот столица и её обитатели были иного мнения — и это Гиллэйн тоже был готов понять. Когда-то в результате злокозненности одной группы людей было сожжено сразу несколько деревень неподалёку от Гвельханара. Оставшихся без дома людей на время переселили в город, и многие из них отнеслись к этому с благодарностью, но нашлись среди них и те, кто разглядел в сменившихся обстоятельствах новые, так сказать перспективы, и дал волю своему ранее скрываемую нутру — так что в своё время Гиллэйн, как исполняющий обязанности городского стражника, вдоволь навоевался с беспредельщиками и посему имел чёткое представление, чем может грозить ничем нерегулируемая циркуляция людей в месте, имеющим свои порядки. Безусловно, отвергать беженцев, ищущих убежище, было жестоко, но только на первый взгляд. Во-первых, сама столица рано или поздно вытеснила бы их, так как жила собственными устоями и привычками, причём сложившимися уже очень давно, и лишь только человек, предельно амбициозный и выдержанный в своих намерениях, мог заявить о своём праве вклиниться в это общество и, потратив на это много времени и усилий, реализовать его. Во-вторых, в городе поменьше беженцам действительно будет проще найти себе какой-нибудь уголок — там, по крайней мере, за них будет ответственен хозяин земель, а не король, которому и без того хватает забот — как минимум, на словах. На деле же, чем меньше людей берётся за какую-то задачу и чем менее раздуто их положение в обществе, тем больше вероятность, что та будет выполнена. Держа всё это в голове, Гиллэйн просто наблюдал за тем, что разворачивалось вокруг него, никак в это не вмешиваясь. Разумеется, были недовольные, которые вступали с солдатами в распрю, и были отчаявшиеся, которые боялись, что их попросту спроваживают в сводящую с ума, приевшуюся неизвестность; кто-то даже принимал меры и подумывал о том, чтобы остаться на ночлег прямо здесь и уже потом, изловчившись, придумать какой-нибудь способ, как пробраться в город или хотя бы поселиться в одной из близлежащих деревень, но подобное было тщетным, так как назначенные городской стражей патрули сгоняли с места всяких переселенцев, что обустраивались возле одиночных хозяйств, встречавшихся на холмах с цветущими на них плодовыми деревьями, и разводили костры прямо там, где находились. Из всего этого вышла бы неплохая такая потасовка, не будь беженцы так измотаны проделанным путём, но ситуацию сглаживали те стражники, что ходили с корзинами, полнящимися пищей, и передавали некоторое её количество тем людям, которых солдаты убедительно просили направиться в другие города, находившиеся неподалёку. Было это не таким уж ужасным предложением, учитывая, что до ближайших из них можно было добраться бодрым шагом да по хорошей дороге за три-четыре часа. Окажись Гиллэйн на их месте, то отнёсся бы к происходящему без лишнего отчаяния.

— Желаете попасть в город?

Голос солдата перетянул на себя внимание мага, которое до этого концентрировалось на девушке, подвязывающей длинную юбку — видимо, чтобы та не мешала при ходьбе, которая неожиданно для неё должна была продолжиться. В ответ на вопрос он по привычке просто кивнул — на односложные вещи от отвечал преимущественно только таким образом.