Госпожа Тэль’эзрина кивнула, сохраняя каменное выражение лица, — Криандра заметила это боковым зрением, как и то, что женщина собиралась что-то сказать, а потому сделала паузу.

— Именно так, — низким, стихающим под конец тоном согласилась она, — … эльфов.

Вдруг в уме зеленоглазой что-то щёлкнуло, и она, положив руки на раму, взглянула в расположенное напротив неё окно.

— Но их рабами ведь стали не только эльфы… — с явно чувствующимся вопросом в голосе произнесла Криандра, мгновением спустя повернув голову в сторону собеседницы.

— Верно, — подтвердила Дэирев. — На эльфийских землях на момент их завоевания проживало пусть и не очень много, но представителей других народностей, в том числе — и полукровки. От угодивших в плен эльфов их отличало одно: со временем они перешли в статус слуг, а то и вовсе могли выкупить себя с тем лишь условием, что они не могли жить свободными людьми на территории эльфийских земель.

Услышав это, зеленоглазая крепко задумалась. А ведь и верно: в хрониках фактически не упоминалось о тех, кто, как и эльфы, оказались в подчинении у варанон. Почему она не обратила на это внимание раньше?

— Подождите… — немного растерявшись, произнесла она, совсем забыв о том, что лежавшая перед ней узорно расшитая рубашка сама себя не сложит. — Но ведь если врагами варанон были исключительно эльфы, почему они просто не перебили их, а всех остальных — не отпустили?

Ответ напрашивался сам собой: вражда этих двух народов была так велика, что победители жаждали подвергнуть проигравших унижению, и лишь только затем — забвению; но выражение лица госпожи Тэль’эзрина говорило о том, что здесь крылось что-то ещё.

— Они стали владельцами Синего пламени, — ответила Дэирев, ошеломив её лишённой предисловий прямотой. — Погасшего, слабого… Однако на деле — пусть и едва теплящегося, но отнюдь не исчезнувшего. Вполне возможно, что они жаждали его, ведь это была сила, с которой мало что могло сравниться. Как ты наверняка знаешь, в наше время есть немало тех, кто называет себя авалианцами — и часть из них делает это не без основания, так как примесь других кровей в них совсем незначительна или вовсе отсутствует. Запрет на… скажем так, схождение эльфов между собой не был тотальным, так как в действительности всё зависело от воли хозяев, и некоторые из них порой тратили очень много времени и усилий на то, чтобы от потенциальной связи вышло что-то любопытное.

— То есть, — не выдержав, тут же выдала чуть громче прежнего Криандра, — это был магически-ген… эксперимент по магической наследственности?

Её собеседница, по всей видимости, куда лучше контролирующая себя, вернулась к раскладыванию чистой одежды, на долю минуты замолчав и тем самым сбавляя градус их беседы.

— Не совсем, — ответила она наконец. — Не нужно считать варанон дураками — они умели вглядываться в суть вещей. Они пришли в Шаррах ещё раньше эльфов, а потому имели возможность наблюдать за тем, как развивается соседствующий с ними народ. Они понимали пламя — быть может, даже лучше, чем мы сейчас. — Последнее Дэирев произнесла почти шёпотом. — Сейчас я скажу вещь, которую любой за пределами этой комнаты посчитает крамольной, но я также вижу, что ты смотришь на мир, разыскивая в нём правду, и то, что я упомяну, ты не прочитаешь ни в одной из здешних книг… — Криандра затаила дыхание, ненароком вцепившись пальцами в раму. — Равно как послевоенные авалианцы не были теми же, что и авалианцы эпохи Драконов, так и варанон, подчинившие эльфов половину тысячелетия назад, во второй половине так называемого варанонского плена были уже совсем другими. Они не питали к своим рабам былого презрения; а вот пренебрежение, равнодушие — наверняка, хоть и не все. Поколения сменились, и невольники оказались во власти тех, кто никогда с ними не воевал. Эльфы ни за что с этим не согласятся, но чьё-то несогласие не является препятствием для истины: варанон стремились воссоздать эльфийский народ и Синее пламя заново — сперва тайно, сводя вместе тех, в ком сильнее всего проявлялась эта, грубо говоря, «авалианность», то есть моральная и физическая связь с эльфийской цивилизацией древности. Но Синее пламя — явление вовсе не наследственное, и нельзя рассчитывать на то, что два великих Пламеносных породят кого-то ещё более великого; ты ведь сама понимаешь, что внутреннее наполнение человека зависит не только от того, что он получил от своих предков. Когда варанон окончательно примирились с этой мыслью, они перестали так сильно разбавлять эльфийскую кровь, и вновь мы подходим к правде, которую наши современники и, возможно, даже их потомки никогда не примут: во втором тысячелетии никто не воспрещал эльфам сходиться вместе и никто не отбирал у них детей, разве что их хозяин решал иначе, но в те времена это уже расценивалось как проявление ненужного садизма и выступало в качестве исключения, которое большинство точно не поддержало бы.

Криандра, невзирая на принятое ею некогда решение проявлять в присутствии Дэирев лишь сдержанность, схожую с её, тем не менее поднесла ладонь ко лбу и потёрла его, а затем — и глаза.

— Но как они собирались присвоить себе Синее пламя?

Госпожа Тэль’эзрина словно бы ждала, что она додумается сама, но даже когда этого не произошло, не казалась разочарованной.

— Пряником, дорогой мой травяночек, — пояснила она, переглянувшись с зеленоглазой. — Искореняя эльфийскую культуру и всяческие воспоминания о ней, они стремились обнулить культурное сознание эльфов — но не извести их народ под корень. Под конец варанонского плена — где-то на протяжении как минимум двухсот лет — было немало эльфов, которые вовсе не тяготились в неволе. — И тут Дэирев вновь внезапно притихла, что закономерно отвлекло Криандру от работы — повернув голову в сторону своей собеседницы, зеленоглазая смотрела во все глаза на неё. — Даже один из наших принцев… — Женщина практически шептала. — Вера́ль… Кто осмелится теперь сказать, что остались документы, явно свидетельствующими о том, что по отношению к своему господину он был гахэ́тта? — Слегка выждав, она спросила: — Ты знаешь, что это такое?

Криандра знала — Понимание подсказывало ей правильный ответ, — но она всё равно смолчала, ожидая пояснения именно от госпожи Тэль’эзрина.

— Воспитанник, — сказала Дэирев. — Он был воспитанником своего господина, скорее всего никогда не знавшим тех кошмаров рабства, что изложены наперечёт в исторических книгах. Даже более того — этот варанонский господин имел намерение обручить его со своей старшей дочерью. Уверена, на севере Плетения, где располагались владения Вераля, раньше хранилось немало её изображений и описаний, и уж конечно в том краю нередко запечатлевалось её имя, но теперь от этого ничего не осталось, разве что кроме чрезвычайно редкого упоминания некой «Высокой Госпожи». — Женщина хмыкнула. — На деле же являвшейся его верной супругой и матерью двоих девочек, не побоявшейся спустя десятки лет прийти в заново родившуюся страну, где каждый должен был смотреть на неё если и не с презрением, то наверняка — со страхом. Но и она, и её дочери были преданы забвению после свержения благородных принцев — впрочем, как и во многом сам Вераль. Кто знает: возможно, сложись его судьба иначе, он мог бы стать одним из первых эльфийских наместников на территории древнего Авалиана, и под его началом эльфы со временем перевоплотились бы в совсем другой народ, находящийся не в рабстве, но под влиянием своих северных соседей, которым они служили бы, а не прислуживали — да и не руками, а Синим пламенем…

Слова Дэирев погрузили зеленоглазую в глубокие раздумья. В том, что описывалось в книгах, действительно прослеживался достаточно однобокий взгляд на события давних времён, но иногда в таком подходе нет ничего подозрительного — взять, например, хотя бы её пребывание в антарийском лагере: ну разве можно было описать происходившее там, используя другие слова, кроме как «зверства», «несправедливость» и «безысходность»? С другой стороны, на сочащихся кровью страницах истории взаправду сложно разглядеть что-то другое — но это вовсе не означает, что ничего более того они в себе не содержат. После всего, что с ней случилось, Криандре не нужно было дополнительно просвещаться на тему того, почему для эльфов период варанонского плена являлся настолько чудовищно нестерпимым. Но то, что рассказала ей госпожа Тэль’эзрина, привносило во всё это дело совершенно новую перспективу — тоже не радужную, но отличающуюся от той, где всё склонялось к нечеловечному желанию варанон свести со свету завоёванный ими народ. Пусть и не разобравшись во всём этом досконально, зеленоглазая всё равно была склонна верить, что в начале всей этой истории завоеватели на самом деле хотели завладеть Синим пламенем, но то, как они старались реализовать это задумку, было сродни попыткам развести огонь под колпаком — сломленные духом эльфы вряд ли смогли бы продемонстрировать необходимую силу духа в тех обстоятельствах, в которых они оказались. Сводничество тоже никаких примечательных результатов дать не могло: люди ведь не животные; общеизвестные законы селекции на них не распространяются, — при мысли об этом Криандру внутренне передёрнуло. Так и выходило, что варанон жаждали Синего пламени — но, фигурально выражаясь, у себя в руке, а не непонятно где и непонятно когда. Взрастив его носителя, они имели бы над ним необходимую власть — не ежёво-рукавичную, а хитрую и почти что мягкую, покровительственную, — в то время как проявившаяся в одном из рабов, на которых практически не обращают должного внимания, эта сила сулила неописуемые неприятности. В итоге так и случилось. Но почему? Из-за того, что варанон не доглядели? Или по той причине, что они махнули рукой на возвращение Синего пламени? В любом случае, они прогадали — стало быть, как и существа древности, которые поначалу не видели в пришлом остроухом народе достойного противника.