— Ты считаешь, что эльфы обмельчали с тех пор?

Да, несомненно, любым другим жителем этих земель такой вопрос был бы встречен в штыки, а сама зеленоглазая не только получила бы массу негатива в ответ, но и, вероятно, навсегда лишилась возможности общаться с кем-либо из местных — другая госпожа Тэль’эзрина тут же исключила бы её из числа своих подопечных и даже отвела бы ей место изгоя. Но Дэирев, по всей видимости, была из тех, кто при всей своей любви и уважительности не закрывал глаза на что-то отрицательное, всячески отвергая его наличие. Криандра высоко ценила таких людей — они казались ей достойными того, чтобы прислушиваться к ним и, конечно же, следовать их примеру.

— Известны ли тебе вещи, остающиеся неизменными до самого конца своего существования? — без доли какой-либо оскорблённости произнесла женщина и, очевидно, решила зайти в своём ответе издалека: — Когда именно возник Авалиан, мы не знаем; нам известно только то, что он уже существовал на момент Первой войны с Антар Ша. — Криандра мысленно отметила двадцать первый год эпохи Империи и молча продолжила слушать. Дэирев, в свою очередь, оказалась столь же подкованной в цифрах, если знание таких значительных исторических событий вообще можно было считать чем-то удивительным. — В девяносто четвёртом году война окончилась, а в сто втором — Империя окончательно распалась. Для Авалиана последнее не имело большого значения: эльфы были союзниками Шала ан’Рура, но они сохраняли свою территориальную и культурную автономность, так что, будучи частью Империи, они всё равно остались при своих устоях. Но в книгах, описывающих то время — особенно если читать наименее беспристрастных авторов, — запросто улавливается простая мысль: послевоенный Авалиан был другим, чем тот, прежний, и дело было вовсе не в разрухе или потере бойцов. Что-то случилось во время войны… Ты, как писарь, наверняка в будущем изучишь немало старинных документов и сможешь определить, как оно было на самом деле, но, думается мне, корень произошедших перемен нужно искать в прямом соприкосновении народов, прежде — на стыке двух эпох — живших более-менее замкнуто. В контексте именно этого периода существования Авалиана меньше всего говорится о Синем пламени и больше всего — о самих эльфах. Пламя угасало: не просто магическое, а сама та внутренняя сила, что делала авалианцев авалианцами. Сейчас не принято об этом говорить, так как уж если кто-то и начинает рассуждать об Авалиане, то вслух произносятся только хвалебные речи, но для людей, изучавших историю и культуру тех времён, не секрет, что когда над эльфами вновь нависли невероятно тёмные тучи, они уже являли собой нечто другое, чем их предки, сражавшиеся с обитавшими в этих землях магическими существами.

«Варанонский плен», — подумала Криандра. Вот к чему подошла госпожа Тэль’эзрина: к тому периоду эльфийской истории, о котором если и вспоминают, то только в качестве ругательства или объяснения тех или иных жутких и несправедливых вещей. По общепринятой версии после очередной конфронтации эльфов с варанон — разумеется, инициированной их северными соседями, — последние обрушились на эльфийские земли и целиком захватили их, подчинив себе всех их жителей. Повествование о тех событиях, имевших место в сто семьдесят четвёртом году эпохи Империи, неизменно сопровождалось зловещими иллюстрациями и иногда даже полностью выкрашенными в тёмные цвета страницами — и не без причины. Для эльфов те времена поистине можно было назвать мрачными. Сложно представить, что послужило поводом для такой агрессии, так как подробностей касательно этого Криандра в своих изысканиях к настоящему моменту так и не выведала, но варанон поступили с завоёванными эльфами крайне жестоко: они не просто отобрали всё, что тем принадлежало, но и поработили в прямом смысле этого слова всех жителей захваченных ими земель. Чуть позже варанон успели повоевать и с маринрами — они даже сумели завладеть их южными территориями, — но каким-то образом маринрам удалось отделаться малой кровью: они просто некоторое время обслуживали номинальных варанонских господ, но настоящих ужасов рабства так и не претерпели — в отличие от эльфов, которых всячески уничижали и с которыми зачастую обходились не лучше, чем со скотом. Вполне возможно, что этот исторический период завершился бы полным исчезновением эльфийского народа, если бы только…

— Пламя уже не было прежним — потому как сами эльфы были другими. Останься оно таким же, как раньше, сумели бы варанон выстоять в сражении с Пламеносными? Они, конечно же, всегда были большими силачами — во всяком отношении; уж ты мне поверь… — Дэирев вновь улыбнулась, ненадолго развеселившись. — Но что бы они сделали, столкнувшись с настоящим Синим пламенем? Остались бы от них, в сущности, только рожки да ножки… — Лёгкий настрой госпожи Тэль’эзрина испарился так же быстро, как и появился, и она негромко вздохнула. — Тем не менее то, что случилось с эльфами, было настоящим разгромом. Они проиграли — причём так стремительно и всеобъемлюще!.. Народ, показавший себя неодолимым в борьбе с существами древних времён, а позднее — и с захватчиками, в столь многом превосходящими их, буквально в мгновение ока оказался под пятой своего северного соседа. Это была страшная бойня — не просто те месяцы, в течение которых эльфы были завоёваны, но и их первые годы в подчинении у варанон. Как бы мне ни хотелось этого признавать, но завоеватели были чрезвычайно суровы, если не сказать — непримиримо жестоки в своём отношении к остроухим невольникам. Оба этих народа были связаны непередаваемой враждой, длившейся несколько столетий. И хотя потомки варанон, относящиеся к более позднему периоду варанонского плена, вели себя во многом иначе, едва ли эльфы испытывали удовольствие от пребывания в неволе — но это никак не отразилось на их поступках. Тысяча девятьсот тридцать один год эльфы были рабами, и за это время они не смогли захватить власть ни в одном из городов тех земель, что принадлежали варанон, совсем уже не говоря о целом регионе. Почему? Как такое могло случиться? Неужели рождавшиеся в неволе потомки величественных авалианцев были настолько притеснены, что даже и не задумывались о бунте? Но ведь не всегда варанонский плен был так ужасен, как пишется в большинстве исторических трактатов! И уж точно не во все времена их держали в цепях, запрещая даже выходить на солнце…

Криандра, которой эта тема была крайне неприятна, невольно поморщилась. Чем сильнее начинало действовать её воображение, тем усерднее она принималась работать, но очевидно, что насмарку, так как, вкладывая в свои движения больше силы и энергии, чем требовалось, она едва не рвала сетки и скорее комкала, чем аккуратно складывала готовую одежду. Поняв это, зеленоглазая замедлилась и потёрла тыльной стороной ладони свой разгорячившийся лоб. Слишком явно её разум иллюстрировал всё то, что произносила вслух госпожа Тэль’эзрина, а потому, чтобы это не задерживалось внутри неё, Криандра должна была выпустить все свои тяжёлые мысли на волю — что она и сделала, более открыто вложившись в беседу с Дэирев.

— Скорее всего, они забыли себя, — несмелым — из-за давления сопутствующих этому эмоций — голосом сказала зеленоглазая. — Я читала об этом периоде… Он был по-настоящему страшен. — И хотя ей хотелось остановиться на этом, она всё равно продолжила: — Всех лучших бойцов убили, за исключением тех, кто мог быть полезен и кого можно было сдерживать. Всех мирных жителей практически моментально разделили между варанон — даже самая бедная семья в то время получила себе раба. Самых крепких из пленных отправили в места, где требовалась большая физическая сила и выносливость — зачастую это были глубокие горные шахты, откуда первое поколение невольников так и не смогло выбраться; мужчин послабее и женщин, не сгодившихся в горнодобывающей промышленности, лесопилках и на прочей работе подобного толка, превратили в прислугу — домашнюю и общественную. Детей использовали в качестве рычага давления — где их прятали в первые десятилетия плена, никому не ведомо. Кто-то высказывал мнение, что их могли удерживать в котловине Анмашыи́ Хадда́к, но тому нет точных подтверждений. Известно лишь одно: если кто позднее и свиделся со своими детьми, то только по случайности. В более поздние времена это было законом: дети невольников, научившиеся ходить, не могли оставаться в одном месте со своими родителями — варанон обменивались ими, как… — Криандра хотела сказать «недорогой техникой», но замолчала; Дэирев, наверное, решила, что причиной тому был вставший в горле девушки ком, и это, в целом, не было далеко от правды. — Захватив эльфийские земли, варанон забрали себе действительно всё. Они поселились в эльфийских городах, присвоили их имущество и источники заработка, а также повсеместно ввели свои порядки. Эльфам воспрещалось переговариваться на родном языке, учить ему младшие поколения, как и упоминать о чём-либо, связанном с их прошлым. У них даже не было имён, самое большее — прозвища, которые запросто могли меняться, если хозяевам вдруг приходило в голову отзываться о них как-то по-другому. Долгое время действовал указ, согласно которому эльфам в принципе воспрещалось обучаться и заниматься чем-либо, что выходило за рамки варанонского понимания о грязной работе. Наибольшим достижением для них было выбиться в помощники своих господ — например, подносить им инструменты или переносить их вещи в ходе путешествия или простой прогулки. Большинство невольников так и вовсе никогда не покидали места своей… службы — так девочка, ставшая прачкой в самом детстве, могла всю жизнь пробыть в доме для прислуги, ни разу не выйдя за его пределы. Вся их жизнь строго регулировалась указами правящей власти и прихотями господ. Заморить кого-либо из рабов голодом или отлупасить до полусмерти было обычным делом. Варанон презирали эльфов, и это в полной мере отражалось в том, сколь безжалостно они к ним относились.