Чернокудрая смахнула волосы со лба, высвобождая лицо из плена непослушных косм.

— На пару с лекаршей мы кое-как смогли влить в него успокоительное, — ответила она. — Страшное дело — проснуться и обнаружить, что ты уже никогда не будешь прежним.

Охвативший Бригиту холод будто бы ещё шире разошёлся по её внутренностям.

— Да, — сухо согласилась она, прислушиваясь к тихому женскому голосу, раздававшемуся изнутри палатки.

Наступившее спокойствие казалось ложным. Рыжеволосая покрепче прижала к себе завёрнутую в ткань ношу и с большим трудом заставила себя пройти мимо того места, где сейчас находился лишившийся руки молодой человек. Она неистово жаждала знать, что же с ним будет теперь, и в то же время она боялась этого знания. В её представлении — пусть она и сражалась с этим чувством, — этот незнакомец был будто разносчиком ужасающей вещи: реалий беспощадной, не проявляющей избирательности войны. До сих пор не пострадавшая в сколько-нибудь значительной степени, с этого момента Бригита начала бояться, что с каждым из них может статься точно так же, как и с этим несчастным парнем.

Больше всего рыжеволосой хотелось уйти куда-нибудь и побыть одной хотя бы недолго, но тут кто-то позвал:

— Госпожа колдунья!..

Бригита уже привыкла, что здесь её называют именно так, поэтому обернулась и встретилась взглядом с парнишкой, который затем сообщил:

— Вас вызывает к себе госпожа Ниесса. Пойдёмте, — предложил он, — я Вас провожу.

Рыжеволосая переглянулась с подругой, в чьих глазах читалось напутствие: идти и постараться не наломать дров. «Что ж, — подумалось Бригите, — похоже, настал час всё разузнать». Она хотела этого, но как же всё случилось не вовремя!

— Веди, — сказала рыжеволосая посыльному, и тот бодро кивнул, после развернувшись в нужном направлении.

Бригита ещё раз взглянула на подругу и только потом сдвинулась с места. Она чувствовала себя слишком рассеянной для серьёзных разговоров, но вряд ли Мятежница будет ждать, да и сама девушка не собиралась переносить эту беседу — какой от этого толк? Что бы ни являлось темой их обсуждения, едва ли оно изменится, если они решат поговорить об этом в другое время. Жизненные сложности, увы, не имеют свойства уменьшаться, даже если попытаться «замариновать» их для более подходящего момента.

Продвигаясь вслед за парнишкой по лагерю, рыжеволосая никак не могла выкинуть из головы увиденное. Она не страдала от избыточной мнительности, но подобное мало кого оставило бы равнодушным. До этой поры она казалась самой себе неуязвимой: да что с ней может случиться — она ведь молода и удачлива! Но и тот светловолосый парень был молод и, наверное, тоже считал, что ничего страшного с ним не приключится. За сим её твёрдая убеждённость в том, что непреодолимых ситуаций на их с товарищами пути не возникнет, рушилась, как карточный домик. Сколько раз за всю дорогу с ней в самом деле могло произойти непоправимое? Ответ был прост: множество. Но их как-то пронесло… А если однажды не пронесёт? Что она будет делать, если с ней или с её друзьями случится что-то, как с тем парнем?

Взволнованная, Бригита прошла под откинутым пологом внутрь палатки, больше походившей на шатёр. Парнишку, послужившего ей проводником, она так и не поблагодарила — была слишком поглощена своими нерадостными размышлениями. Ниесса, дожидавшаяся её, наверняка тоже это заметила, так как не спешила заговорить с ней. Так они и стояли первую минуту с лишним — глядя друг на друга и ничего не говоря. Рыжеволосая, в достаточной мере опомнившись, быстро прошлась взглядом по Мятежнице: сегодня она была одета в дублет, стало быть, служивший ей поддоспешником, и штаны с короткими сапогами — всё в тёмном цвете, — но пока что оставалась без доспеха. «Значит, никаких нападений не предвидится — по крайней мере, в ближайшие часы», — рассудила Бригита. Вообще, вид Ниессы малость поразил её — по слухам военачальница глубоко ценила своего советника, а посему должна была находиться тем или ином образом в трауре, но рыжеволосая не разглядела в ней чего-либо, говорящего о существенной потере, разве что скованное напряжением лицо могло свидетельствовать о душевных переживаниях. К слову, невзирая на важность умершей персоны, погребальной церемонии накануне не было — точнее говоря, та никак не затронула лагерь. Никто не сгонял солдат в сторону от места их стоянки — туда, где землю на поле, согласно названию, действительно покрывали маленькие красные цветы, чтобы проститься с почившим и спеть Песнь печалей, как это было принято у эльфов. Скорее всего, всё происходило в узком кругу — незримо и неслышно как для соратников, так и для противников. Антарийцы, конечно же, должны были уже дознаться об этом, но Ниесса, так или иначе, решила не афишировать данную новость. Получается, главный советник действительно значил для неё очень многое: именно такое горе не хочется выносить на всеобщее обозрение — его переживают наедине с самим собой, так как никакие слова и поддержка, какими бы они ни были, не способны принести утешения.

— Как мне тебя называть? — прервав молчание, спросила Мятежница и, обрисовав взглядом широкий круг, добавила: — Говори, ничего не опасаясь. На этой палатке наложено заклинание — никто извне не сможет подслушать нашего разговора.

Данный факт насторожил Бригиту — если бы дело было в чём-то более-менее простом, их беседу не пришлось бы ни от кого скрывать. Более того, вряд ли Ниесса дорожила сохранностью секретов малознакомой чужачки — скорее всего, она стремилась защитить свои собственные, а это, в свою очередь, означало, что она собиралась сказать что-то очень важное. И как тут не напрячься?

— Бри, — представилась рыжеволосая, посчитав, что раскрытие сокращённого варианта её имени не причинит ей вреда.

Мятежница уткнулась кончиками пальцев в поверхность стола и удержала на нём свой взор.

— Скажи, Бри, — начала она будто издалека, — куда вы направлялись до того, как на вас напал затемнённый? Ты ведь знаешь, что это такое?

Рыжеволосой это было хорошо известно: она слышала это название в Коридоре, когда они бежали из Альсарны. Тогда Моргина обозвала этим словом птицеподобное существо, напавшее на Бригиту возле башни. Кроме обозначения, она также слышала, как целительница, оглядев поверженного монстра, произнесла: «Тёмная магия».

— Знаю, — сказала она, укорив себя за то, что её тон выдал её истинное отношение к данной теме.

Раскрывать нюансы своего путешествия рыжеволосая не хотела, так как хорошенько усвоила, насколько это может быть опасным. Даже без её откровений на их пути попадались враги — так зачем рисковать, посвящая в свои тайны посторонних людей, особенно если от этого не могло быть особой пользы? Конечно, если бы Бригита призналась, что она — заклинательница и держит путь на восток, чтобы с помощью некоего человека, знакомого Моргины, избавиться от своей магии, Ниесса наверняка предприняла бы какие-то меры, но кто знает — какие? Поэтому лучше было не рисковать и придерживаться легенды, которую они с Фавиолой сочинили для себя.

— Мы простые беженцы. Движемся, как и все, на восток — на поиски безопасного местечка, чтобы переждать войну, — отчеканила Бригита — слишком складно, на её собственный взгляд, чтобы не заподозрить в этом обмана.

— Ясно, — с удивлением для рыжеволосой, промолвила Мятежница.

Это не могло быть концом, иначе бы всё оказалось слишком просто — и, подумав так, Бригита не ошиблась.

— Где ты обучалась колдовству? — спросила, немного выждав, Ниесса.

Рыжеволосая заподозрила в этом вопросе подвох и внутренне немного занервничала. Именно в таких вопросах и можно было выдать себя с потрохами. Назвать конкретное место Бригита не могла, так как понятия не имела, где такой персонаж, каким она себя выставляла, мог бы заниматься подобным обучением, а утаив это, она бы вызвала в собеседнице ненужные подозрения, ведь недосказанность порой раскрывает больше о человеке, чем его ложь. Оставалось, как всегда, сымпровизировать.

— На заднем дворе, — ответила Бригита. — А где ещё мне обучаться? Я из простых людей, к тому же ещё и человек.

Представителей других народов эльфы, хоть и не все, но недолюбливали, и этот нюанс хорошо ложился на вымышленную историю жизни рыжеволосой. Ей нужно было предстать глазам Ниессы забитой девчушкой из всеми забытой провинции с совершенно однообразным бытом, который сумела расшевелить лишь война, согнавшая Бригиту — точнее, ту девушку, которую она изображала, — с её места, которое она никогда ранее не покидала. Главное, чтобы Мятежница не стала допытываться, откуда она была родом — вот с ответом на такой вопрос пришлось бы туго, потому как местную географию рыжеволосая не изучала и точно бы выдала себя, споров какую-нибудь несусветную чепуху.